Перси Биши Шелли: «сердце сердец»

4 августа 1792 года родился Перси Биши Шелли – поэт, драматург, эссеист, новеллист, один из самых тонких лирических поэтов­романтиков английской литературы. Лорд Байрон утверждал, что «Шелли имеет в своем сердце больше поэзии, чем кто­либо из смертных…», а поэт Константин Бальмонт, переводивший творения Перси на русский язык, писал: «Помимо стихов как стихов, поэзия Шелли пленительна потому, что является исповедью одной из самых правдивых и самых красивых душ, которые существовали на земле».

Проживи Перси Биши Шелли еще один месяц, ему бы исполнилось тридцать. Всего­то! Но и за короткие три десятилетия этот бескомпромиссный идеалист, рационалист и восторженный романтик в одном лице, веривший во всесилие разума и слова, успел оставить в английской и мировой поэзии след, который уже более двух столетий не засыпает песок забвения.

В полном соответствии с законами жанра высокий накал страстей был для нашего героя повседневной обыденностью ­ несмотря на то, что родился Шелли во вполне благополучной респектабельной семье в графстве Сассекс, в положенное время он был отдан отцом, сэром Тимоти Шелли, в Итон, за которым последовал Оксфордский университет. В Итоне, правда, Перси пришлось несладко (своих одноклассников, постоянно колотивших его, поэт позднее назовет в «Лаоне и Цитне» «тиранами и врагами»), однако к моменту поступления в Оксфорд будущий поэт уже успел настрочить два фантастических романа – «Цастроцци» и «Св. Ирвайн». Легенда гласит, что за все пребывание в университете Шелли посетил только одну лекцию. Зато читал он запоем – по 16 часов в день. Особенно сильное впечатление на Перси произвел труд философа и писателя­радикала Уильяма Годвина «Политическая справедливость». Революционные анархические идеи писателя, выступавшего против социального неравенства, частной собственности и государства, покровительствующего богатым, нашли у молодого Шелли горячий отклик, оказав серьезное влияние на формирование его мировоззрения.

Со свойственной неофитам горячностью Перси рвался к действиям. Написав и издав памфлет «Необходимость атеизма», в котором доказывал несовместимость религии с разумом, Шелли вместе со своим другом Томасом Хоггом с энтузиазмом взялся распространять брошюру среди студентов, в сжатые сроки охватив весь Оксфорд. Администрация университета вызвала пропагандиста «на ковер». Каяться Шелли не пожелал, за что и был исключен из числа студентов. Отец также не остался в стороне: возмущенный непокорностью и «еретическими» идеями сына, сэр Тимоти отказал ему от дома, назначив, правда, довольно приличную по тем временам пенсию в 200 фунтов.

Четыре месяца спустя 19­летний Шелли отбыл в Шотландию, прихватив с собой школьную подругу своих сестер, 16­летнюю Гарриет Уэстбрук. Поступок скорее альтруистически­рыцарский, чем донжуанский. Перси, даже не будучи особенно влюбленным, решил таким образом спасти Гарриет, бомбардировавшую его трагическими письмами с угрозами убить себя, от тирании старого отца­трактирщика. Кстати, семья девушки хоть и делала вид, что возмущена, вовсе не была против брака дочери с будущим баронетом Шелли. Зато сэр Тимоти рвал и метал от перспективы иметь в невестках дочь трактирщика. Перси было предложено отказаться от наследства в пользу будущего сына или младшего брата.

Не беда, идеи свободы и справедливости для Шелли были куда важнее. Уверовав в свое предназначение борца и защитника угнетенных, он отправился в Ирландию – просвещать местное население и распространять брошюру о даровании равноправия католикам. Переписка и личное знакомство с его идеологическим кумиром Годвином, активная благотворительная деятельность, издание политических памфлетов занимали большую часть времени Шелли в последующие несколько лет, однако тогда же он написал и свою «Королеву Маб» ­ первый поэтический опыт, развившийся в будущем во вдохновенную лирику.

Спустя год после рождения дочери Ианти Шелли разошелся с Гарриет. Как обычно, биографы трактуют разрыв и последующее развитие событий с диаметрально противоположных точек. Одни ­ как Марк Твен ­ обвиняют поэта, оставившего беременную их сыном Чарльзом жену, в аморальности и прямолинейном приложении теорий свободной любви; другие говорят о корыстолюбивых мотивах и неверности самой Гарриет, якобы ожидавшей ребенка от другого. Кто сейчас докопается до правды? Вскоре после разрыва экс­супруга сошлась с другим мужчиной, а спустя два года привела в исполнение свои давние угрозы, покончив жизнь самоубийством. Поговаривали, что Гарриет, оставив детей на попечение сестры, проживала отдельно под другим именем, а руки на себя наложила потому, что ошибочно считала себя брошенной новым любовником, подполковником Максвеллом. Через несколько недель после того, как тело утопшей Гарриет было найдено в озере Серпентайн в Гайд­парке, Шелли женился на Мэри Годвин – дочери автора «Политической справедливости».

К тому времени они были вместе уже два года. Встреча в доме Уильяма Годвина, вспыхнувшая любовь, и – дежавю! ­ поэт вновь бросается в бега за границу с 17­летней девушкой – на этот раз с Мэри и ее сводной сестрой Клэр. Через три недели троица вернулась из Франции в Англию, но возмущению публики и отца Мэри, который, несмотря на революционные взгляды, в семейной жизни исповедовал строгую мораль, не было предела. Следующие четыре года Перси и Мэри живут то в Англии, то в Швейцарии, где Шелли знакомится с Байроном. В этот период были написаны первое большое поэтическое произведение Шелли «Аластор» (1816), программная поэма «Возмущение ислама» (1818). Перси сближается с поэтами Джоном Китсом, Ли Хантом, увлекается произведениями «озерных поэтов» (Уильяма Уордсуорта в особенности). И хотя Шелли продолжает серьезно работать над политическими опусами (памфлет «Предложение о реформе избирательных законов во всем королевстве» (1817), очерк «Философский взгляд на реформы»), поэзия начинает занимать все большее место в его жизни. Неизвестно, кто в Перси – политик или поэт – в конце концов одержал бы верх, но ожесточившееся против него общественное мнение сделало дальнейшую социально­политическую деятельность невозможной.

После самоубийства первой жены Шелли его тесть, Уэстбрук, добился через суд, чтобы «безнравственному» атеисту Перси было отказано в праве воспитывать собственных детей от первого брака в новой семье – несмотря на горячее желание обоих супругов. Так поэт, к тому же дерзающий высказывать столь радикальные политические взгляды, становится фактически парией вне закона. В марте 1818 года Шелли вместе с Мэри и ее сводной сестрой Клэр Клэрмонт, воспитывавшей рожденную от Байрона дочь Аллегру, покидают родину и отправляются в Италию. Здесь поэт прожил четыре последних и самых счастливых года своей жизни. В «раю изгнанников», как он именовал Италию, были написаны философская драма «Освобожденный Прометей» и трагедия «Ченчи», открывшие недюжинный талант Шелли­драматурга; «Строки, написанные среди Евганейских холмов», поэмы «Юлиан и Маддало», «Маскарад Анархии», элегия «Адонаис» и многие другие.

«Вечным Дон Кихотом» называл Шелли его друг, поэт Байрон. Изгнанник не по своей воле, не ради позы, а по нужде жизненных обстоятельств; романтический ниспровергатель устоев прогнившего общественного уклада, глубоко веривший в справедливое социальное устройство, Шелли выстроил свою жизненную философию на двух взаимоисключающих основаниях: в нем уживались (и раздирали его на части!) трезвое рациональное рассудочное мышление и возвышенно­мистическое восприятие мира. Перси умел без остатка отдаваться дружбе, любви, заботе о нуждающемся в помощи незнакомце, ничего не ожидая или требуя взамен. Любовь для него – это «выход за пределы своего «я» и слияние с тем прекрасным, что заключено в чьих­то, не наших мыслях, деяниях или личности».

И хотя поэт считал себя атеистом, его определение любви созвучно христианскому пониманию – достаточно прочесть вдохновенные слова из Евангелия (I Послание к Коринфянам, 13­я глава, 4­8­й стихи). В своем трактате «В защиту поэзии» Шелли видит ее как универсальное целостное учение, способное cоединить под единым куполом гармонии и любви все формы знаний и видов человеческой активности –
чем не аналогия соборности в христианстве! А читая заключительные строки его трактата, поневоле вспоминаешь первые манифесты футуристов и конструктивистов, написанные столетие спустя: «Поэты – это жрецы непостижимого вдохновения; зеркала, отражающие исполинские тени, которые грядущее отбрасывает в сегодняшний день; слова, выражающие то, что им самим непонятно; трубы, которые зовут в бой и не слышат своего зова; сила, что движет другими, сама оставаясь недвижной. Поэты – это непризнанные законодатели мира».

Изначальное чувство одиночества в чуждом мире, затерянности отверженного скитальца, тщетно ищущего смысла бытия, ­ этот глас вопиющего соединяет романтиков с прошлым, с библейским пророком Екклесиастом и предвосхищает идеи будущих философов и апостолов экзистенциализма – Кьеркегора, Ницше, Ясперса, Бердяева, Камю, Сартра. Безотчетный страх, незримое присутствие смерти как обязательной составляющей бытия; природные стихии в своих крайних проявлениях, отвечающие пограничным состояниям смятенной человеческой души, пропитывают поэзию, музыку, живопись романтизма.

У Шелли тема предчувствия­предвидения постоянно переплеталась с его личной жизнью. Один из лучших переводчиков поэзии Шелли Константин Бальмонт пишет, что поэт очень любил запускать кораблики по воде. Когда один такой кораблик утонул, Шелли произнес: «Как счастлив был бы я потерпеть крушение в такой ладье: это самая желанная форма смерти!» Лучше бы он этого не говорил.

8 июля 1822 года, не дожив месяц до тридцатилетия, Шелли утонул на своей шхуне «Ариэль» в Средиземном море. Хотя поэт страстно любил море и корабли, мореплавателем он был никудышным и даже не умел плавать. На пути из Ливорно, где они с Байроном и Ли Хантом обсуждали издание нового журнала «Либерал», неожиданно налетел сильнейший шторм. Тридцать минут – и буря утихла, небо прояснилось, распрямилась водная гладь – но «Ариэль» бесследно исчез.

Несколько дней спустя море выкинуло на итальянский берег труп поэта и его спутника Уильямса. В карманах Перси нашли томики поэзии Софокла и Китса. Тело Шелли, согласно правилам карантина, было сожжено на берегу в присутствии друзей – Байрона и Ханта, а урна с прахом захоронена на протестантском кладбище в Риме – рядом с его трехлетним сыном Уильямом и любимым поэтом Китсом. Неизвестно, насколько достоверна красивая семейная легенда о сердце Шелли, которое якобы выхватил из пламени погребального костра его друг, Эдвард Трелоуни; впоследствии пепел от сожженного сердца всю жизнь хранила вдова Перси. На простой белой плите на могиле поэта в Риме ­ надпись, предложенная Ли Хантом: «Перси Биши Шелли ­ сердце сердец».

Вместо послесловия

После смерти Шелли Мэри осталась с их маленьким сыном Перси Флоренсом на руках. Этой незаурядной, образованной, независимой женщине, дочери философа Годвина и писательницы­феминистки Уолстонкрафт (автора трактата «В защиту прав женщин»), досталась нелегкая судьба; в своем дневнике Мэри назвала свою жизнь «романтичной превыше всякой романтики». Из четырех детей, родившихся в браке с Шелли, трое умерли совсем маленькими, а после гибели Шелли средства к существованию пришлось, скрепя сердце, выпрашивать у жестокосердного чванливого свекра – надо было растить сына. Сэр Тимоти запретил Мэри издавать стихи и рукописи мужа или писать о нем ­ иначе он лишит материальной поддержки сына Шелли. И тем не менее Мэри, которую Перси в своих стихах называл «Дитя любви и света», оставила свой след в истории – в 19 лет написала произведение, положившее начало жанру готического романа. «Франкенштейн, или Новый Прометей» Мэри Шелли – мрачное повествование об ученом, чье изобретение обернулось трагедией для него самого и мира вокруг – стоит у истоков многих современных научно­фантастических произведений. К сожалению, многочисленные кинематографические версии «Франкенштейна», наводнившие экраны, не имеют ничего общего с оригинальным произведением Мэри Шелли, почти два столетия назад ставившей глубокие философские вопросы, не утратившие своей остроты и сегодня.