Великие людиМузыка

Леди поет блюз

7 апреля 1915 года родилась Билли Холидей (Billie Holiday) – американская певица и автор песен, чье творчество – эпоха в истории джаза.

Блюз, звучащий как исповедь… Именно так пела Билли. Она умела донести до слушателя глубину переживания, и когда она поет: «My man don’t love me…», ей веришь безраздельно. На джазовой американской сцене было много голосистых певиц, но едва ли хотя бы одна из них поет о том, что у нее на сердце. Способность Билли Холидей передать подлинное чувство ставит ее в один ряд с лучшими джазовыми музыкантами Америки.
Джеймс Линкольн Коллиер, критик, музыкант

«Папа и мама были детьми, когда поженились. Ему было 18, ей – шестнадцать, а мне – уже три года», – начинает свою автобиографическую книгу «Леди поет блюз» певица Билли Холидей. Правда, тогда ее звали Элеонора Фэгэн. Билли она стала гораздо позже, выбрав себе сценический псевдоним по имени любимой кинозвезды Билли Дав и взяв отцовскую фамилию Холидей.

Нетрудно подсчитать, что мама Билли – Сэдди Фэгэн – забеременела в тринадцать. Из дома ее выгнали, денег не было. Проявив незаурядную для подростка жизненную смекалку, Сэдди отправилась в госпиталь, где заключила с дирекцией договор: она, пока сможет, будет бесплатно убирать и мыть у них полы – и так расплатится за роды в госпитале.

Молодой отец – Кларенс Холидей, которому в ту пору было 15 лет, после занятий в школе подрабатывал продажей газет да бегал по поручениям. И собирался стать трубачом, играть джаз. Вместо этого попал на войну в Европу. Билли писала потом: «Если бы он мечтал стать пианистом, осколком ему бы ранило пальцы. Но он хотел играть на трубе, и горчичный газ сжег ему легкие… Он вернулся в Балтимор инвалидом. И все же через какое-то время начал играть на гитаре и даже вошел в состав оркестра Флетчера Хендерсона». Начались гастрольные поездки, выступления. И без того куцей семейной жизни пришел конец. Сэдди решила ехать в Филадельфию, где уборщицам платили больше, а малышку Билли пристроила к тете Айде.

«Боже, благослови дитя!»

Самое подходящее слово-определение детства Билли – кошмарное. Тетушке Айде был известен единственный метод воспитания – порка. Вот она и колотила девочку нещадно и ежедневно за все подряд – даже за то, что ее собственный сын описывал каждую ночь матрас в кровати, где спал с Билли и своей сестрой. Работать Билли начала с шести лет – разумеется, уборщицей, как и ее мама Сэдди, – за 10-15 центов скребла ступени домов у «этих ленивых белых сучек», как она называла работодательниц. А вот в местном борделе девочка убирала и мыла ванны бесплатно – такой тайный договор она заключила с хозяйкой, мадам Эллис Дин, в обмен на возможность слушать там «Викторолу» – патефон с пластинками Бесси Смит и Луи Армстронга.

Эти звуки Билли впитывала кожей, сердцем, всем своим естеством. Там, в борделе, со шваброй в руках она прошла свои музыкальные университеты, выбрав для себя в музыке две вершины – Смис и Сатчмо – на всю жизнь.

24 декабря 1926 года сосед, мистер Рич по прозвищу Дик, изнасиловал одиннадцатилетнюю Билли. Мать с полицейскими подоспели как раз вовремя, чтобы поймать мистера на горячем. То, что Дика тут же засадили за решетку на пять лет, понятно, а вот объяснить, почему изнасилованную девчонку с формулировкой «за попытку совращения» отправили в католический приют для трудных подростков, – гораздо сложнее. Приют этот мало чем уступал тюрьме: воспитанников колотили там почти каждый день, а однажды за какое-то мелкое нарушение Билли всю ночь продержали в карцере рядом с трупом забитого до смерти мальчика. С тех пор всю свою взрослую жизнь она боялась оставаться одна, спала с включенным светом и требовала, чтобы кто-то сидел с ней в гримуборной.

Вряд ли Билли выжила бы в этом приюте до 21 года – по правилам, она должна была находиться там до совершеннолетия, – если бы мама не обратилась за помощью к белым хозяевам, у которых работала. По ходатайству найденного ими адвоката удалось вырвать дочь на свободу. Было решено, что Билли приедет в Нью-Йорк, куда Сэдди перебралась в поисках лучшей жизни. Отдельная комнатка, которую мать сняла для нее в Гарлеме, была такой милой и уютной, да еще с настоящим белым телефоном! Вскоре сообразительная Билли догадалась, чем занимается хозяйка райского домика – мадам Флоранс Уильямс. А спустя две недели уже работала на эту знаменитую гарлемскую бандершу – как call girl с оплатой 20 баксов за сеанс. Со временем удалось даже накопить на шелковое платье и туфли на шпильках, но тут к Билли повадился необъятных размеров ганстер по имени Рэйнер. За то, что худенькая девчонка отказывала ему в услугах, Рэйнер сдал ее легавым. «Потому что я не хотела идти в койку с гангстером, меня отправили в тюрьму на Вэлфээр Айленд…» – вспоминала Билли.

В грязной, кишащей крысами женской тюрьме ее продержали четыре месяца. А когда освободили, Билли поселилась с матерью в крошечной квартирке в Гарлеме. Сэдди заболела, за квартиру платить было нечем, и Билли в поисках хоть какой-то работы в отчаянии обходила одну за другой забегаловки на Седьмой авеню. Зайдя в клуб «Pod’s & Jerry’s», представилась танцовщицей. Поглядев на чудовищную чечетку в исполнении Билли, пожалевший ее пианист спросил: «Слушай, может, ты поешь?» «Конечно, пою. Что от этого толку?» – удивилась девушка. «Выбирай песню», – сказал пианист. «Я такая замученная и усталая, ноги как камни, я путешествую совершенно одна…» – запела Билли старую песню «Travelin’ All Alone», и в зале вдруг повисла завороженная тишина. «Если бы кто-нибудь уронил булавку, это прозвучало бы как взрыв бомбы. Когда я закончила песню, всяк и каждый рыдал в свой стакан пива», – описывает Билли сцену, изменившую ее судьбу. Из «Pod’s & Jerry» она вышла с деньгами для уплаты квартирной хозяйке и новой работой, которая станет смыслом ее жизни.

«У меня есть право – петь блюз»

Случайно услышавший ее в клубе продюсер Джон Хэммонд в 1933 году организовал запись на пластинку с Бенни Гудменом. В 1935–1936 годах она уже записывала диски с Тэдди Уилсоном, Баком Клэйтоном. Джонни Ходжесом, Роем Элдриджем, Лестером Янгом, снималась с оркестром Дюка Эллингтона в кинофильме «Черная симфония». В 1937-м пела в биг-бендах Каунта Бэйси и Арти Шоу. К 1939 году стала звездой, выступала в ночных клубах Гарлема, в 1944-м дала сольный концерт в «Метрополитен-опера», а в 1947-м – в Карнеги-холле.

Билли стала первой черной девушкой, которая начала петь с белыми оркестрами. Каким-то чудом вроде знакомая скучная песня с банальным текстом и заурядной мелодией под магией голоса Билли превращалась в переворачивающую душу историю любви, нежности, меланхолической грусти, горечи потерь и печали обманутых ожиданий. Как драматическая актриса, она проживала песню на сцене, наполняла ее своими глубокими чувствами, эмоциями – такая душевная обнаженность в эпоху взаимозаменяемых певцов и однотипных солистов в Америке была для слушателей шоком.

Билли всегда пела, как вело настроение, импровизируя на ходу. «Я не способна петь одну и ту же песню два вечера подряд одинаково. Не стоит говорить о двух годах или целых десяти. Если ты способен на это, это не музыка, а строевые упражнения на плацу, или же гимнастика, или пение хором, йодль, как у альпийских горцев». Пение по нотам она ненавидела. А еще говорила, что, когда поет, чувствует себя так, как будто играет и импровизирует на каком-то инструменте – подобно своим кумирам Луи Армстронгу и трубачу Лестеру Янгу. Как и они, Билли не следовала за ритмом и мелодией буквально. Для нее это была лишь основа для свободной фразировки – с запаздываниями ритма, неожиданными гармониями.

Пронзительный драматизм и магия ее голоса, который называли «медовым», «осенним», «тянущимся», как шлейф, или накатывающим, как волна упругой меланхолии, давали жизнь песням-историям, многие из которых стали хитами вокального джаза: «God Bless the Child», «Lover Man», «Porgy», «Good Morning Headache», «Don`t Explain», «Strange Fruit», «Glad To Be Unhappy», «Fine And Mellow», «Lady Sings the Blues».

«Я, наверное, дура, потому что люблю тебя…»

Но ведь голос – нежный и ранимый инструмент, требующий к себе бережного отношения. А Билли – теперь ее с легкой руки любимого друга, трубача Лестера Янга называли Леди Дей – жила словно в джазовом угаре; после выступлений ночи напролет пила с друзьями, танцевала, пристрастилась к белому порошку. К последнему ее приучил первый муж – тромбонист Джимми Монро. Мужчин в ее жизни было достаточно, но вот счастливой так никто и не сделал. За Джимми последовал Джо Гай – трубач и драгдиллер, затем был еще один муж – Луис МакКей, важная шишка в нью-йоркской мафии, настоящий мачо – крепкий и агрессивный. Справедливости ради стоит сказать, что Луис старался отвадить Билли от героина, но для нее это был единственный способ забыть о неприятностях. А их у Леди Дей хватало: за исполнение облетевшей страну трагической песни о линчевании негров «Странный фрукт» ей угрожали, несколько раз арестовывали ее за хранение наркотиков, судили, год пришлось провести в тюрьме, после отсидки отобрали лицензию на выступления в нью-йоркских клубах.

Все это, как в калейдоскопе, перемешивалось с блистательными гастролями по Европе, где певице рукоплескали битком набитые залы, с концертами на престижных площадках Америки, включая знаменитый Карнеги-холл. Только выходя на сцену с неизменными белыми гортензиями в черных волосах, Билли забывала обо всем – настолько, что однажды перепугала музыкантов, игравших у нее за спиной. Леди Дей пела, а по спине, по шелку платья струилась кровь – от булавки в букетике гортензий. Билли была так захвачена песней, что не чувствовала вонзившегося в ее голову металла, пока не потеряла сознание на сцене.

«Рада быть несчастной»

Красавица, некогда высокая и статная, Холидей в последние годы превратилась в карикатуру на себя – наркотики и алкоголь сделали свое дело. Но самое ужасное – голос. Oн больше не повиновался, утратил легкость и нежность, дребезжал и хрипел, как у старухи. А ведь ей было только сорок четыре. Последний раз она пела на сцене 25 мая 1959 года. А через несколько дней попала в госпиталь – сердечный приступ и цирроз печени.

В больничной палате она и умерла через полтора месяца – пережив унижение очередного ареста за хранение наркотиков, которые захватила с собой, и присутствие полицейского, до последнего часа караулившего у ее двери – если бы певица выздоровела, опять загремела бы за решетку. Но Билли Холидей перехитрила легавых – умерла утром 17 июля. Осматривавшие тело врачи нашли бумажный пакет с 750 долларами, приклеенный к левой ноге певицы, – на похороны.

А вот на ее счете в банке оказалось 70 центов – Леди Дей никогда не умела копить, деньги у нее разлетались мгновенно. К тому же Билли часто нещадно обманывали и эксплуатировали свои же менеджеры. Бывало, что ее гонорары за неделю составляли до 58 тысяч, при этом в карман певицы не попадало ни цента. Да и после смерти, когда благодаря возросшему интересу к записям Холидей к концу года на ее счете появились 100 тысяч долларов, большая часть этой суммы досталась последнему мужу – мафиози МакКею: Билли так и не оформила официальный развод с ним.

Отпевали Леди Дей в нью-йоркской католической церкви Св. Павла. Трехтысячная толпа джазменов, композиторов, продюсеров и друзей прощалась с певицей…

Леди Дэй, сколько, сколько
любви в этой юности,
сколько ошибок, ночных разговоров.
Какие желанья, какие электрические жасмины…
На два оборота заперли кухню
И не дадут нам ни джема, ни любви,
ни достойной смерти – этого странного,
терпкого плода.

Перес Химферрера
«Песня для Билли Холидей»

Leave a Reply