Ренцо Пиано. Искусство строить
За месяц до ретроспективной выставки итальянского архитектора Ренцо Пиано в Королевской академии художеств в его родном городе Генуя произошла трагедия –14 августа 2018 года внезапно обрушился один из пролётов моста Моранди, построенного в 1960 году. В катастрофе погибли 43 человека, еще 600 остались без крова. Ренцо без колебаний предложил свою помощь в перестройке моста. Через две недели всемирно известный зодчий, являющийся также пожизненным членом сената Италии, представил свой проект «простого и сдержанного моста, безусловно экономичного, в характере генуэзцев. Он будет белым, способным поглощать солнечную энергию в течение дня с помощью специальных панелей, чтобы затем светиться ночью. Так много света, но без спецэффектов, которые были бы неуместны», – охарактеризовал Ренцо будущую постройку. «Мост – это композиция из множества составляющих: практических, прагматических, социальных, символических и, конечно же, поэтических. Вот почему реконструкция требует такой деликатности: это не повторение и не имитация. Мосты не должны падать – надо строить так, чтобы они простояли тысячелетие», – убеждён 80-летний архитектор.
Социальная ответственность за свою работу – один из главных принципов Ренцо Пиано. Когда в 1998 году его награждали Притцкеровской премией (аналог Нобелевской премии в архитектуре), в ответной речи Пиано заметил: «Архитектор несёт ответственность за своё творение. Ведь плохую книгу можно закрыть, а музыку выключить. От уродливого же строения напротив окон своего дома никуда не деться…» Что верно, то верно. Вероятно, не все жители и гости Лондона знают имя Ренцо Пиано, но cпроектированный им 310-метровый небоскрёб «Осколок» (The Shard) навсегда изменил городской пейзаж британской столицы, независимо от того, нравится нам это или нет.
Ретроспектива «Ренцо Пиано: искусство строить» – экскурс в творческую мастерскую одного из самых влиятельных зодчих нашего времени; возможность увидеть, как зарождались идеи Центра Жоржа Помпиду в Париже, музея Уитни, издательского дома New York Times в Нью-Йорке и многих других знаковых зданий. Кураторы сосредоточились на 16 ключевых проектах зодчего: начиная с 1960-х годов, когда Пиано экспериментировал с новаторскими структурными системами и новейшими, не применявшимися ранее в строительстве материалами – до будущих зданий, которые он разрабатывает сегодня. В экспозиции – редкие рисунки, эскизы, фотоснимки, макеты, чертежи, модели частей строений в натуральную величину от бюро Renzo Piano Building Workshop, а также 32 фотографии самого Пиано, запечатлённого камерой известного итальянского фотомастера-документалиста Джанни Беренго Гардина.
Визуальной доминантой и центром выставки стала скульптурная инсталляция –условный фантазийный «Остров», на котором собраны 100 основных проектов Ренцо Пиано – материализация его видения архитектуры.
Знатоки пишут, что здания зодчего обогатили городской пейзаж планеты. Его творчество и пути решения профессиональных задач оказали мощное влияние на современную архитектуру. Подход Ренцо Пиано строится на глубоком анализе и осознании традиций в постоянном диалоге и связи с новаторством – часто на грани допустимого и спорного одновременно.
Архитектурное образование Пиано началось в раннем детстве. Дед, а также отец со своими братьями работали в семейной строительной фирме, и мальчишкой Ренцо часто бывал с ними на стройках: «Если вы с детства наблюдаете за строительством и видите, что, например, колонна, которую вы помогаете возводить, с каждым днём становится всё выше и выше, что это можно сделать своими собственными маленькими руками, то понимаете, что архитектура – это чудо», – признаётся Пиано. А также в том, что, поначалу он мечтал о карьере музыканта, но, не слишком преуспев в этом, стал зодчим. Позднее он напишет: «Музыка, как и архитектура, строится вокруг порядка и математики. Порядок и хаос, канон и свобода – это и музыка, и то, как я интерпретирую конструкции и материалы. Самыми главными являются моменты, когда ты решаешь не слушаться законов и нарушаешь порядок. В этом и есть архитектура».
Закончив архитектурную школу политехнического университета Милана, Пиано в 1965-68 годах стажировался и работал у известного зодчего модерниста Луиса Канна в Филадельфии, потом в Лондоне у польского инженера Зигмунда Маковского. Свой первый важный международный заказ получил в 32 года – спроектировать итальянский промышленный павильон для выставки Экспо-70 в японском городе Осака. Неординарное инженерное решение павильона Пиано привлекло внимание архитекторов, среди которых был и британец Ричард Роджерс. Молодые зодчие оказались единомышленниками и вскоре открыли в Лондоне архитектурное бюро Piano & Rogers. Уже их первый совместный проект – административное здание мебельной компании B&B Italia в Новедрате, к северу от Милана, поразил современников дерзостью дизайна: в открытой несущей структуре подвешено здание-контейнер, обслуживающие коммуникации – трубопроводы для отопления и водоснабжения – вынесены наружу и окрашены в яркие цвета: синий, красный, жёлтый.
Но это были только цветочки. Следующий проект тандема Пиано-Роджерс стал культурной бомбой в Париже 1970-х. Но давайте по порядку. Сначала бюро Piano & Rogers, обойдя 680 участников из 49 стран, выиграло международный конкурс на проект национального центра искусства и культуры, объявленный правительством Франции. Идея создания по всей стране дворцов для народа, в которых каждый – независимо от возраста, пола и цвета кожи – мог бы приобщиться к искусству, принадлежала тогдашнему министру культуры Андре Мальро – поэту, художнику, литератору и критику. Кстати, изначальное название центра – Дворец Бобур; центром имени Жоржа Помпиду он стал позднее.
На строительство Бобура по проекту Пиано-Роджерса ушло 7 лет, но его открытие вошло в историю Франции и мировой архитектуры. Здание – манифест стиля хай-тек – вызвало бурю возмущения в стране. Статья в Le Figaro вышла под названием «В Париже есть свой монстр, как в озере Лох-Несс». При этом критикам даже не нужно было входить внутрь центра – главный фактор, спровоцировавший цунами, был, как говорится, налицо – в буквальном смысле этого слова. Вместо традиционных изваяний муз различных видов искусств, или, на худой конец, росписей в абстрактном стиле, фасады культурного центра оказались сплошь оплетены весьма приземлёнными объектами – водопроводными трубами, конструкциями обогрева и канализации, вентиляционными желобами, эскалаторами, лестницами, лифтами… Все коммуникации, инженерия и инфраструктура бесцеремонно воцарились на фасадах, на местах, испокон веков занимаемым архитектурно-декоративными элементами-украшениями зданий. Дерзкое и гениальное в своей простоте решение, построенное на точном инженерном расчёте!
Хорошей новостью было то, что вынесенные наружу и окрашенные в яркие звучные цвета (синий, серый, белый, зелёный, жёлтый, оранжевый, красный) все эти трубы и коробки освободили массу пространства внутри здания, во много раз увеличив экспозиционную площадь и создав идеальные условия для выставок. Во внутреннем пространстве центра появились бесконечные варианты изменения планировки экспозиции: при помощи лёгких подвесных перегородок-панелей его можно было объединять или делить на разнообразные конфигурации нужного размера. «Музею наизнанку» тут же присвоили термин bowellism (от английского bowels – ‘внутренности’); кому-то из критиков его внешний вид напомнил нефтеперегонный завод в центре столицы, кто-то назвал его «экспрессивной пародией на индустриальное зодчество» – слишком уж напористо-бесцеремонно игнорировались здесь стереотипы архитектуры подобных зданий.
Отношение рядовой публики к дизайну центра также было воинственно-негативным. Ричард Роджерс со смехом вспоминает эпизод, имевший место вскоре после открытия центра. Только он вышел из здания, как начался проливной дождь. Пожилая дама, стоявшая напротив, сочувственно предложила мсье место под своим зонтом. Вместе пережидали ливень. «Что вы думаете об этом здании?», – указала дама на центр. «Я участвовал в этом проекте» – простодушно ответил Роджерс. После чего получил сильный удар зонтиком по голове. Оставив архитектора мокнуть под дождём, дама с негодованием удалилась.
А вот что говорит Ренцо Пиано о проекте, принёсшем им мировую славу: «Бобур должен был стать весёлой городской машиной, существом из книг Жюля Верна, странным судном в пересохшем порту. Это была двойная провокация: вызов академизму и одновременно пародия на технологические образы… Мы были очень молоды. И мы были плохими парнями. В то время Париж производил мрачное впечатление строгими каменными фасадами. Нам захотелось разрушить этот образ и создать объект, пробуждающий любопытство». И хотя пресса назвала здание центра образцом стиля хай-тек, сам Пиано впоследствии оспаривал это утверждение.
Теперь, с дистанции времени и эволюции архитектурного мышления (в которую Пиано и Роджерс внесли свою весомую долю), все эти бурные дебаты 1970-х утеряли свою остроту. История повторяется: как и Эйфелева башня, возмутившая поначалу французов до глубины души, здание центра Жоржа Помпиду стало неотъемлемой частью облика Парижа, обрело огромную популярность в мире – ежегодно его посещают до 8 миллионов туристов.
Несколько слов об архитектурном стиле хай-тек, который зодчий Колинс Дэвис назвал неким балансом между функциональностью и изобразительностью. Зародился в 1970-х в недрах позднего модернизма в среде английских архитекторов-практиков – Ричарда Роджерса, Норманна Фостера, Николаса Гримшоу, Джеймса Стирлинга и итальянца Ренцо Пиано. Концептуальной особенностью на начальном этапе было введение в архитектурный дизайн городских зданий и жилых домов приёмов промышленного проектирования и конструирования, присущих индустриальному и заводскому строительству, где функция и утилитарность задачи диктовали внешний вид объектов.
Начиная с 1990-х получили развитие био-тек и эко-тек – направления, пытающиеся в противовес хай-теку соединиться с природой, не спорить с нею, а выстроить диалог. Эти идеи заложены во многих последующих проектах Ренцо Пиано. Сотрудничество с Роджерсом завершилось в 1977 году, и Пиано вместе с инженером Питером Райсом открыли студию Studio Piano & Rice. В 1981 году Ренцо Пиано основал новое архитектурное бюро Renzo Piano Building Workshop с офисами в Париже, Генуе и Нью-Йорке, в которых и сегодня трудится 150 человек. За эти годы архитектор и его команда осуществили более 100 проектов по всему миру – музеи, культурные центры и институции, аэропорты, небоскрёбы, жилые и административные комплексы, планировка городских зон и целых районов. При всем разнообразии и уникальности каждого из них, есть некие объединяющие доминанты, присущие архитектурному почерку Ренцо Пиано: экстравагантная элегантность, вызов общепринятому, попытка предвосхитить будущее в вечно меняющемся пространстве социума современности.
В зданиях Пиано ощущается лёгкость, обилие света и вибрация. «Я стараюсь использовать нематериальные элементы, такие как прозрачность, лёгкость, вибрация света. Считаю, что они являются такой же частью композиции, как форма и объём», – говорит архитектор. Бесспорно, но хочется добавить, что эти нематериальные элементы создаются или имитируются в архитектуре довольно значимыми и весомыми средствами – металлом, стеклом, деревом, камнем, бетоном. Наружные стены небоскреба Пиано для штаб-квартиры газеты New York Times полностью покрыты специальным стеклом, пропускающим в здание огромное количество солнечных лучей. Это один из многих примеров использования зодчим принципов энергосохраняющего конструирования. Специальные жалюзи внутри многослойных стёкол «Осколка» автоматически закрываются, исключая перегрев здания при дневном свете, а в Cite Internacionale в Лионе стены из стекла и терракоты сохраняют тепло в здании, работая как теплообменник. По проекту Пиано учебный корпус Калифорнийской Академии наук в Сан-Франциско стал обладателем невероятной крыши площадью в 1 гектар с зелёным покровом из двух миллионов видов растений!
Одно из самых необычных творений архитектора – здание фонда киностудии Pathe в Париже. Пиано хотелось соединить в единое целое историческое прошлое и футуристическое будущее Парижа. Главный фасад ничем не отличается от соседних зданий XIX века, а вот сзади – сюрприз! – между домов втиснулось что-то вроде спины гигантского броненосца; сам архитектор называет эту монолитную конструкцию «органическим существом».
Ренцо Пиано стремится поймать «дух места», вписать свои архитектурные творения в ландшафт, используя местные строительные материалы. Музей и центр Пауля Клее в Швейцарии задуман как «ландшафтная скульптура, плавные линии которой повторяют контуры поросших деревьями холмов и гармонично вливаются в окружающий пейзаж». Архитектор говорит о своём подходе: «Есть люди, которые приходят к вам со своей архитектурой, как с чемоданом, и переставляют его из Америки в Европу, из Парижа в Мадрид, из Нью-Йорка в Сидней. А я сначала прогуливаюсь с моей сигарой и смотрю, смотрю…»
«Архитектура должна быть открытой и комфортной для людей».
* * *
Renzo Piano: The Art of Making Buildings
15 сентября 2018 – 20 января 2019
Gabrielle Jungels-Winkler Galleries
Royal Academy of Arts
6 Burlington Gardens, London, W1S 3ET