Портреты Пикассо
«Я изображаю мир не таким, каким его вижу, а таким, каким его представляю». Пабло Пикассо
Рассматривая на выставке «Портреты Пикассо» холст «Женщина в шляпе» (1941), я задумалась над вопросом: какие чувства испытывали люди, позирующие маэстро для портрета? Вряд ли это было банальное волнение типа «похож – не похож?». Вопрос стоял круче: сколько на твоем портрете окажется таких жизненно важных органов, как нос, глаза, рот, руки, грудь; в каких частях тела их разместит художник, и вообще, не останется ли от тебя на холсте лишь кучка разновеликих геометрических фигур? Что можно ожидать от художника, безапелляционно утверждавшего: «Голова – это глаза, нос, рот, которые можно расположить любым удобным вам образом. Голова все равно останется головой»?
Предсказать, каким увидит тебя Пикассо, не мог никто. Наверное, даже он сам. Индивидуальность портретируемого подталкивала художника на поиск адекватного метода художественного воплощения. И тут многое зависело не только от того, в каком из своих творческих периодов проживал тот момент Пикассо. Не менее важным фактором было личное отношение художника к портретируемому в данный отрезок времени. Ведь писал Пикассо преимущественно людей, которых хорошо знал: друзей, коллег, жен, любовниц, членов семьи, детей, самого себя. Заказными портретами он практически не занимался, а потому был волен пускаться в самые рискованные эксперименты, поднимая градус экспрессии на любую высоту – да что угодно, лишь бы найти художественный эквивалент личности портретируемого такой, какой Пикассо (и только он!) ее представлял.
Именно этот интимный круг близких художнику людей почти на семь десятилетий стал полигоном, на котором он испытывал границы метаморфоз и трансформаций человеческой фигуры. Подружка юности Фернанда Оливер предстает на портрете Пикассо пирамидой изломанных углов; его арт-дилер Даниель Анри Канвейлер – головоломкой из кубистических форм; любовница Мария Тереза Вальтер – арабесками округлых зрелых форм; последняя жена Жаклин – плоским силуэтом Сфинкса, вырезанным из листа металла; круглое детское личико трехлетней дочери художника Паломы покрывают брутальные линии татуировок Маори. Одна из муз и возлюбленных Пикассо, Дора Маар, после их разрыва с горечью отозвалась о своих портретах кисти художника: «Это не портреты Доры Маар – Пикассо всегда пишет самого себя».
«Каждый акт творения – изначально – акт разрушения», – говорил Пикассо. Однако и в самых новаторских поисках никогда не выходил за рамки классических жанров: портрета, натюрморта, сюжетной картины, ню. Они присутствуют в наиболее радикальных трансформациях его стилевой манеры – от фигуративной реалистической школы раннего периода, через деформацию-деконструкцию формы в кубизме, сюрреализме – к синтезу и реконструкции новых форм на стыке предметного и беспредметного, реальности и фантазии, сна и яви. Революционный подход к трактовке натуры в портрете, деформации, которым Пикассо подвергал лица и тела – особенно женские – провоцировали обвинения в мужском шовинизме и мизантропии. Художник возражал: «Разве каждый не воспринимает себя по-своему? Деформации не существует как таковой. Просто Домье и Лотрек видели лица иначе, чем Энгр и Ренуар, только и всего. Я вижу их так».
Один из самых традиционных жанров искусства – портрет – Пикассо подверг кардинальной ревизии – формальной, эстетической, эмоциональной, повернув его на неведомую европейскому искусству той эпохи колею. Человек всегда оставался главной темой творчества Пикассо. Портреты он создавал всегда и во всех техниках, к которым обращался на протяжении жизни: живописи, рисунке, печатной графике, скульптуре, фотографии. На выставке в Национальной портретной галерее в Лондоне представлено более 80 произведений этого жанра, охватывающих период от ранних юношеских работ до автопортрета, написанного 92-летним художником. Для меня в этом впечатляющем экскурсе в мир Пикассо-портретиста самым интересным открытием стали его карикатуры.
Рисунок 1903 года, на котором художник изобразил себя в виде ухмыляющейся, почесывающейся обезьяны – что-то вроде ключа, открывающего дверь в творческую кухню Пикассо. Острый глаз, умение подцепить особенности характера человека, хирургическая точность в передаче выражения лица, позы, жеста – всему этому художник обязан карикатуре, которой занимался на протяжении всей жизни. Началось это еще в школе, когда 10-летний Пабло увлекся копированием карикатур из газет и журналов. Поднаторев в таком самообразовании, он в 1890-е даже выпускал свою самодельную газету, к восторгу одноклассников и семьи. Гомерическое веселье, вызванное у друзей насмешливыми, иногда скабрезными рисунками-портретами, которые Пабло рисовал на всем, что попадалось под руку: тетрадных листочках, салфетках, обрывках бумаги, – стало для него радостным открытием, и художник до последних дней не бросал занятий карикатурой. Как писал один критик: «Карикатура была родным языком Пикассо». Кураторы выставки проводят мысль, что именно на этих быстрых острых скетчах Пикассо оттачивал свое искусство наблюдать, абстрагировать и, избавляясь по дороге от второстепенных деталей, выхватывать главное, гипертрофируя его чуть ли не до шаржа. Представленные в экспозиции ироничные, гротескные, остроумные, иногда эротичные, очень личные, со ссылками на понятные только в их кругу ассоциации и аналогии, эти рисунки и карикатуры Пикассо на друзей, коллег и патронов не оставляют сомнений в важности и влиятельности этого жанра в его творчестве. Опыт карикатуры художник переносил в портреты, в которых сумел проникнуть за поверхностный слой физического сходства, передав всю сущность личности.
Как, например, в кубистическом портрете французского галериста, историка искусства и писателя Даниеля Анри Канвейлера, многие годы сотрудничавшего с Пикассо. Глядя на холст, поначалу видишь лишь мерцающую мозаику прямоугольников. Постепенно из геометрического фона начинают прорисовываться лицо, усы, крючковатый нос, крылья курчавых волос, чинно сложенные руки, длинная часовая цепь. Все эти детали далеко не случайны и немедленно считывались всеми, кто знал знаменитого арт-дилера Пикассо, автора книги «Путь к кубизму». На педантичную пунктуальность Канвейлера в портрете указывала часовая цепь, а на вошедшую в притчу воздержанность в питье – аптечные пузырьки – ими Пикассо заменил традиционные для кубистических натюрмортов винные бутылки. «Портрет Даниеля Анри Канвейлера» редко покидает стены музея Art Institute в Чикаго и уже только ради этой одной из самых сильных кубистических работ Пикассо стоит посетить выставку в Национальной портретной галерее.
«Для меня существует лишь два типа женщин — богини и тряпки для вытирания ног». Пабло Пикассо
Один из залов экспозиции целиком посвящен первой жене Пикассо Ольге Хохловой, родом из украинского городка Нежин, балерине «Русских балетов» Сергея Дягилева. Биографы называют ее «русской женой Пикассо». Познакомились они в Риме, куда Пикассо прибыл для работы над декорациями и костюмами к новой постановке труппы Дягилева – балету «Парад». И хотя знаменитый импресарио по-дружески предупредил художника – «Осторожно, на русских девушках надо жениться», – уже через год, в июле 1918 года 37-семилетний Пикассо и 27-летняя Ольга стояли перед алтарем в православной церкви Александра Невского на Рю Дарю. На пышном, проходившем по всем канонам венчании присутствовал весь цвет парижской богемы: Брак, Матисс, Гертруда Стайн, Воллард; венцы над головами Пабло и Ольги держали Кокто и Аполлинер.
Почему не сложилась так романтично начавшаяся история их совместной жизни – с радостью рождения у 40-летнего Пикассо первенца Пауло, путешествиями и отдыхом на виллах у моря, творческими прорывами, блеском светской жизни, на которой настаивала и которую с таким умением обустраивала Ольга, – существуют разные версии. Как и версии появления в жизни художника молодой любовницы Марии-Терезы Вальтер, рождения в 1935 году их совместной дочери Майи, приведших к трагическому для Ольги разрыву с Пикассо. До конца жизни Хохлова не давала Пикассо согласия на развод, настаивая, чтобы были соблюдены условия их брачного контракта, по которому половина имущества художника и его произведений отходила бы ей и детям – однако Пабло категорически отказался это сделать. Так они и оставались в браке – на бумаге, в реальной жизни – вдали друг от друга, пока 64-хлетняя Ольга не умерла от рака в больнице в Каннах. На похороны своей русской жены Пикассо не пришел.
За внешними сухими цифрами фактов не разглядеть, какой на самом деле была их жизнь в течение почти двух десятков лет, проведенных под одной крышей. Возможно, обширная переписка Ольги и Пикассо могла бы пролить свет на их взаимоотношения, но письма до сих пор закрыты в архиве музея Пикассо и недоступны исследователям. А может, ответы – в многочисленных портретах Ольги, которые Пикассо написал за эти годы? Вот один из первых, 1918 года, созданный в период их помолвки: по-энгровски ясный, поэтический, в мягких нейтральных тонах. «Портрет Ольги» 1923 года – еще одна дань классике: сдержанные гармонии оттенков коричневого и терракоты; свет, мягко лепящий лицо и руки, сосредоточенный взгляд в себя. Но, глядя на эти и другие портреты Хохловой, трудно не заметить, что между моделью и художником отсутствует контакт – она кажется бесстрастной, отстраненной, скованной, напряженной, словно предчувствующей грядущий крах. На стене напротив – «Женщина в шляпе» – портрет Ольги 1935 года. Какая пропасть между этими двумя холстами! «Женщина в шляпе» – развенчание – без сантиментов, по-кубистически жестко: смертельно-белая маска лица, черный узкий провал рта, застывшие в печальном удивлении зрачки.
«Каждый раз, когда я меняю женщину, я должен сжечь ту, что была последней. Таким образом, я от них избавляюсь». Пабло Пикассо
На выставке в Национальной галерее много женских портретов. Присутствуют все семь «муз Пикассо»: Фернанда Оливье, Марсель Умбер, Ольга Хохлова, Мария Тереза Вальтер, Франсуаза Жило, Дора Маар, Жаклин Рок. Им – в отличие от многоликого сонма женщин, оставшихся за рамой и канувших в Лету как безмолвные тени, проскользнувшие сквозь жизнь художника – посчастливилось навеки войти в историю искусства на холстах маэстро. Хотя, наверное, слово «посчастливилось» – не для каждой из них. Через пять лет после смерти Пикассо повесилась в гараже самая страстная и чувственная из его возлюбленных – Мария-Тереза Вальтер. В 1986 году пустила пулю в лоб отличавшаяся завидным здравомыслием вторая жена Пикассо (к тому времени уже 13 лет как вдова) – Жаклин Рок. Дора Маар, которую художник называл «Плачущей женщиной», часто повторяла после разрыва с ним: «После Пикассо – только Бог».
О Пабло Пикассо и его музах писали многие биографы, опубликованы тонны статей, но все эти противоречивые интерпретации частной жизни художника скорее напоминают детали пазла, никак не желающего складываться в стройную композицию. Но это и не столь важно. Пикассо был и остается гениальным художником, а Пикассо-человека лучше оставить покоиться в мире. На мой взгляд, выставка «Портреты Пикассо» прежде всего об этом.
Picasso Portraits
До 5 февраля 2017
National Portrait Gallery
St. Martin’s Place
London WC2H 0HE
