Иосиф и его … Московские биеннале
Иосиф Бакштейн – искусствовед, художественный критик, куратор, комиссар Московской биеннале современного искусства. Родился в Москве в 1945 г., в 1968 г. окончил Московский институт электронного машиностроения, факультет автоматики и вычислительной техники. В 1985-м защитил диссертацию в Институте социологии. Кандидат философских наук. Директор московского Института современного искусства, художественный руководитель Государственного музейно-выставочного центра РОСИЗО, член-корреспондент Российской Академии Художеств, почетный доктор Гетеборгского университета (Швеция). Впечатляющий кураторский стаж: более 40 выставок современного искусства в России, Европе, США, многие из них стали событиями в актуальном искусстве. Кураторство российского павильона на Венецианской биеннале 1999 года и на 25-й биеннале в Сан-Паулу (Бразилия, 2002). Бакштейн – автор более семи десятков публикаций, посвященных современной художественной культуре. К одной из главных проблем этой сферы в России Иосиф Маркович относит «отсутствие музея современного искусства уровня Тейт Модерн, МоМА, Гуггенхайма, Центра Жоржа Помпиду или финской Киасмы. И в этой связи биеннале несет своеобразную просветительскую функцию – показать все лучшее, что есть в contemporary art».
По словам Бакштейна, «роль биеннале заключается в том, что современное искусство становится более легитимным, художественное сообщество консолидируется вокруг этого большого проекта, а реинтеграция означает процесс возвращения русского искусства в мировое художественное пространство».
Тема третьей Московской биеннале, которая состоится 25 сентября – 25 октября 2009 г., – «Против исключений». Основной проект, куратором которого является Жан-Юбер Мартин, покажут в «Гараже»: в нем задействованы 78 художников из 25 стран мира. Параллельно еще 20 спецпроектов будут проходить на разных площадках города – «Винзаводе», Московском музее современного искусства, «Красном Октябре», Третьяковской галерее, в ЦУМЕ и башне «Федерация» и т.д. – в общем, в Москве ожидается серьезный десант объединенных сил актуального искусства. Названия проектов («Товарищество «Искусство или смерть», «Русское бедное», «Одна революция в минуту», «Американские коммунисты в Москве», «Пространственная литургия» и т.д.) интригуют не меньше, чем состав участников и гостей биеннале, среди которых такие громкие имена, как Энтони Гормли, Аниш Капур, Люк Тюйманс, братья Чепмены, Марина Абрамович, Олег Кулик, соседствуют с ветеранами русского концептуального искусства и новобранцами. Добавьте к этому обширную «Параллельную программу» и программу «Специальные гости биеннале» – масштаб третьей Московской биеннале обещает быть грандиозным.
Вы сейчас готовите третью Московскую биеннале. Расскажите, пожалуйста, чем она будет отличаться от двух предыдущих и что будет представлено в этот раз.
Куратор третьей биеннале – Жан-Юбер Мартен, известный французский куратор и искусствовед, бывший директор Центра Помпиду. Мартен – человек моего поколения, сделавший несколько эпохальных выставок. Последняя из них – «Арт-темпо» на предыдущей Венецианской биеннале: классический венецианский палаццо Фортуни он наполнил современным искусством – было совершенно божественно, и все рыдали от счастья. Мартен любезно согласился курировать нашу биеннале, хотя этого и непросто было добиться.
Как вам удалось его уговорить?
Мы с ним знакомы лет двадцать. Кроме того, он много раз бывал в Москве, является председателем жюри премии Кандинского, неплохо знает русское искусство. На первой и второй биеннале было 6 кураторов (я в том числе), многие из них известные люди: Ханс-Ульрих Обрист, Даниель Бирнбаум, Роза Мартинес, Яра Бубнова и Николя Буррио. Теперь у нас будет один куратор. Биеннале будет проходить в «Гараже» – достаточно стабильном месте, тогда как предыдущие размещались на довольно нетрадиционных площадках. Первая была развернута в музее Ленина, который к началу переговоров использовался как фондохранилище Исторического музея, вторая – в ЦУМе и на башне «Федерации». Причем в башне это были 18-21-й этажи 62-этажного здания, которое еще не было закончено. Зрителей поднимали на внешних подъемниках, что было сопряжено с некоторым риском. Ну а сейчас все будет более стабильно.
Может, это и плохо – стабильное место?
Дело в том, что я был одним из тех, кто открыл «Гараж», был куратором первой выставки в «Гараже» – ретроспективы Ильи и Эмилии Кабаковых, хорошо знаю эти помещения. Хотя там есть некоторые сложности – юридически «Гараж» принадлежит хасидской синагоге, и надо будет утверждать с ними содержание выставки. «Гараж» был передан хасидской общине на условии создания там «Еврейского музея толерантности». Музей формируется, есть концепция музея, но это довольно дорогостоящий проект, и, пока община не готова проект осуществить, помещения были отданы Даше Жуковой под Центр современной культуры.
Я знаю, что в рамках биеннале вы проводите не только выставки, но и конференции, семинары, в том числе философские. Это для вас своего рода отдушина?
Это считается правильным: процессы, происходящие в современном искусстве ставятся в определенный интеллектуальный контекст, аккумулируютcя мыслительные средства, с помощью которых можно корректно интерпретировать художественное произведение. Поэтому все художники и читают перед сном Дерриду, Бодрийяра. И опять-таки я учусь у компании «Mercury», владельцы которой говорили мне, что всегда надо ориентироваться на топовые бренды. (Смеется.) То же самое у нас: если философ – то лучший. На открытие биеннале мы смогли привезти самого влиятельного философа современности – Джорджио Агамбена. Этот итальянский философ, живущий в Венеции, – абсолютно культовая фигура в среде интеллектуалов. Агамбен читал лекцию в ЦУМе, и я договорился с директором, чтобы эта лекция, читавшаяся на итальянском языке транслировалась по всему универмагу вместо объявлений о женском белье.
Вы всегда в беседах об искусстве подходите к вопросам, с одной стороны, как профессионал, с другой – с большим чувством юмора.
Требуется какая-то дистанция, свобода отношений, оценок. Я часто говорю, что в изобразительном искусстве критерии качества и профессионализма формулируются совершенно по-другому, чем в театре, кино, музыке, литературе. В других видах искусства эти качества априорны, а в изобразительном – апостеприорны. Например, вы говорите, что хотите написать симфонию. Вам говорят: пожалуйста, нет проблем. Но сначала выучи семь нот, закончи консерваторию, а потом пиши симфонию – такая вот очередность. Профессионализм здесь априори. А у нас человек вдруг начинает на выставке лаять. Все говорят: неуравновешенная личность. Но человек лает день, месяц, год, и постепенно люди начинают говорить: это важный художественный жест. Или возьмите историю с абстракцией – считалось ведь, что это вообще издевательство над традиционным искусством, изображением как таковым, каждый может такое сделать – цветные пятна вещь ведь технически не очень сложная. Т.е. в изобразительном искусстве все апостеприори: вы должны доказать, что вы художник, у вас какие-то серьезные идеи, вы их последовательно реализуете. У нас уникальная продукция – и рассчитана она на определенную аудиторию, имеющую некоторые знания, ориентирующуюся в предмете. Эксклюзивная история с весьма размытыми критериями качества и профессионализма. Кроме того, в кино, например, существуют такие факторы, как кассовые сборы, рейтинги. Хотя и в изобразительном искусстве сейчас рынок стал играть большую роль: люди начинают думать, что дорогой художник – хороший художник.
Иногда создается впечатление, что произведения современного искусства – чистый эпатаж.
Каждое интересное художественное произведение обсуждает границы искусства в целом. Начиная с эпохи модернизма обсуждаются границы художественного жеста, смысл этого жеста. Нельзя заведомо создать художественное произведение. Если делать заведомо искусство, у вас ничего не получится, вы обречены на неудачу. Нужно рисковать, вы должны найти определенный тип художественного высказывания, который вступает в полемику с уже существующим пространством художественных высказываний. Вы создаете объект, но одновременно это касается и проблематики, и содержания. Поэтому, конечно, многие художественные жесты выглядят достаточно радикально.
Современное искусство – это нарушение табу?
Востребованы новизна, современность, приемы, которые обновляют. Вы формулируете какое-то оригинальное высказывание, изобретаете.
В таком случае современное искусство нуждается в кураторе, который объяснит публике, что же хотел сказать художник?
Я считаю, что состоятельное произведение должно ясно и недвусмысленно моделировать какой-то тезис, который считывается зрителем. Другое дело, что и от зрителя требуется определенная подготовка, знание контекста. Как в симфонической музыке: человек приходит в консерваторию, чтобы послушать Шнитке, Губайдулину, – это предполагает некий навык, музыкальный слух. Одновременно мне сложно понять художников, которые считают, что их работы нельзя понять без какого-то объяснения. Обычно я отвечаю, что визуальное искусство должно быть самодостаточно и считываться без разъяснения в каталоге. Работы, предполагающие пространный комментарий, без которого якобы нельзя понять контекст произведения искусства, меня настораживают.
Вам не приходилось наблюдать, как люди восхищаются чем-то на выставке, а нехватка знаний не позволяет им увидеть, что «король-то голый»?
Именно поэтому так важны люди, которые имеют авторитетное мнение, понимают, почему эти цветные пятна правильные, а эти цветные пятна – нет. Я, например, претендую на то, что понимаю, почему одни пятна стоят миллионы, а другие практически такие же ничего не стоят. (Смеется.)
Это ваш наработанный опыт, вкус?
Совокупность качеств: жизненный опыт, оптика взгляда.
А вам не страшно быть пророком?
А я не пророк – у меня просто есть свое мнение. Та же история, например, с молодыми художниками. Каждый год мы набираем художников на наш курс в Институт проблем современного искусства. Приходят человек 120, а ты должен понять, кто из них будет художником, а кто нет. Взять на себя ответственность и выбрать 30 человек. Какой-то жизненный и профессиональный опыт позволяют увидеть человека. Существует ведь некий тип художника – вне зависимости от того, что именно он или она производит. Сейчас многие молодые красивые девушки становятся кураторами, коллекционерами, художницами. И получается иногда, что внешние данные становятся проблемой.
Вы, человек идущий против стереотипов, используете штампы: блондинка должна быть глупой, девушка модельной внешности не может быть художницей…
Нет-нет, бывают красивые девушки и при этом хорошие художницы. Вот, например, у меня все жены – художницы, и все красавицы.
Все – это, простите, сколько?
Сейчас у меня всего-навсего третья жена. (Смеется.) Моя первая жена – Катя Компанеец – была красавицей, сейчас живет в Лос-Анджелесе. И вторая – Ирина Нахова, тоже красавица и очень интересная, известная художница, живет в Москве и в Нью-Йорке. Но это определенный тип красоты.
Ваша третья жена англичанка?
Да, она и сын живут в Лондоне, но я в Москве бываю пожалуй чаще, чем в Лондоне. Жена, художественный критик, уже более 12 лет издает журнал «n.paradoxa», который существует и online. Это единственный в мире феминистический журнал по современному искусству, в котором критикессы пишут только о художницах.
А ваши взгляды на искусство расходятся?
Как правило, нет. Просто жена основное внимание обращает на искусство художниц, а я смотрю на искусство в целом. В феминистском искусстве есть определенные культовые фигуры, да и проблематика своя. Это отдельный мир, в котором свои критерии.
Сейчас в Лондоне открылось несколько новых галерей, представляющих русское актуальное искусство, – Оrel Gallery, Сalvert 22.
Галерея «Орел» занимает вполне почетное место. Правильная галерея. Сalvert 22 – некоммерческая организация, созданная Нонной Матерковой. Тоже правильная галерея, действительно уважаемые люди являются кураторами: David Thorp делал первую выставку, сейчас Isaac Julien и Mark Nash готовят выставку, посвященную видеоарту в России и Восточной Европе; затем David Elliott осуществит выставку, приуроченную к 20-летию ликвидации Берлинской стены.
Две первые биеннале финансировало государство. А третью?
Тоже государство, Министерство культуры Российской Федерации. Это культурно-политически важный проект. Благодаря биеннале Москва упрочила свое положение одной из главных культурных столиц мира. Плюс то, что наши биеннале были сделаны в правильном формате, кураторами были приглашены известные личности. На открытие выставки Кабакова прибыла международная художественная общественность – директора музеев, коллекционеры, кураторы, – включая директора Тейт Модерн Николаса Сероту. Москва становится одним из важных мест на карте мира искусства.
Так как биеннале будет проходить в «Гараже», будет ли какая-либо помощь от Романа Абрамовича?
Центр современной культуры «Гараж», создателем которого является Дарья Жукова, предоставляет для биеннале помещения бесплатно, что очень мило с ее стороны. А все, что в «Гараже» будет экспонироваться, все, что будет там происходить осуществляется на деньги Министерства культуры РФ. За что ему большое спасибо. Из госбюджетных средств, между прочим, в условиях кризиса!
Вы – почти великий человек, все это осуществляете!
Ну что я, решаем вопросы… (Смеется.) Мне один умный еврей сказал: для того, чтобы что-то сделать, нужны три вещи – идеи, деньги и связи. Достаточно двух, потому что если у тебя есть два компонента, то третий образуется: если имеются идеи и деньги – можно приобрести связи, если у тебя есть идеи и связи – можно добыть деньги, если есть связи и деньги – можно купить идеи. В общем, есть какие-то механизмы.
У вас теперь все это есть?
С деньгами вот только проблема. (Смеется.)
Но есть идеи и связи!
Идеи есть, связи тоже приобретены – я ведь давно живу на свете. Начал ощущать преимущества возраста… и, потому что может быть много важного уже свершилось в жизни и к этому мало что можно добавить…
Люди моего поколения никогда не надеялись, что закончится советская власть, все время были проблемы, особенно у «лиц моей национальности». Постоянно преодолевалось колоссальное сопротивление среды. А самое главное – воспитывалось чувство исключительности: я узнал, что я не такой, как все. «Я может быть хуже, но я другой». И это важное человеческое качество было во мне воспитано.
В этом смысле я считаю это уникальный опыт всего моего поколения, которое смогло застать различные исторические эпохи. У нас появилось историческое видение – это не просто знания или ум, когда ты способен варианты быстро просчитывать, а именно видение! Вот это самое главное, и за это надо благодарить судьбу и Всевышнего.
