Интервью

Звуки музыки

Елене Лангер

«Не будем ее мучить, пусть играет на дудке», – говорила бабушка маленькой Лены. Сегодня композитору Елене Лангер, которая окончила Московскую консерваторию и Королевскую музыкальную академию в Лондоне, предстоит большое событие: в Ковент-Гардене покажут написанную ею оперу. Елена – в начале своего творческого пути, и ее рассказ о том, как люди становятся композиторами, и о том, чем русская школа композиции отличается от английской, о своей опере «Lion’s face», ее знания и обаяние вселяют уверенность, что о ней будут писать еще неоднократно.

» Давайте начнем с того, что вы немножко расскажете о себе.

Я закончила Mосковскую консерваторию им. Чайковского и на следующий день уехала в Лондон, потому что у моего мужа здесь была работа. Я приехала в 99-м году и чувствовала, что надо бы здесь поучиться еще, потому что иначе я была совершенно вне музыкального мира, я не знала, что здесь происходит. Поэтому мне пришлось сделать MA в Королевском музыкальном колледже (Royal College of Music). Вначале я не говорила по-английски. Я даже не понимала 60% того, что они говорят на лекциях, но потом как-то все это нормализовалось, и я поступила в докторантуру Королевской музыкальной академии (Royal Academy of Music).

» У вас специфическая профессия, и читателям интересно: как люди вообще становятся композиторами?

У меня было очень обычное детство. В шесть лет я начала заниматься в музыкальной школе имени Рахманинова в Москве. В специализированную музыкальную школу меня не взяли – я недостаточно хорошо пела. Вообще бабушка говорила: «Давайте не будем ее мучить – пускай играет на дудке». Но мама у меня учитель музыки, она все-таки решила, что пусть лучше на пианино играет девочка. Это как-то более прилично, чем на дудке. Когда мне было лет 12, мама заметила, что я соединяю аккорды вместе. В моей школе факультативно преподавал композитор, и меня взяли туда поучиться. Первым сочинением стал вокальный цикл. Там же я написала свою первую маленькую оперку «Колобок». До сих пор помню, что лейтмотив Колобка был в ре мажоре. А потом это все закончилось в ре миноре. После лисицы.

В 15 лет я пошла учиться на теорию музыки, поступила в Гнесинское училище и композицией занималась факультативно. Когда я была на последнем, четвертом курсе, мой профессор по композиции Юрий Воронцов предложил попробовать поступить в консерваторию на композицию как специальность. Это было очень страшно. Там огромный конкурс, да еще и поступать на композицию, которой я всегда занималась так, не специально… Но через несколько недель я все же решила попробовать. Я стала писать программу, несколько сочинений, которые требовались для вступительных экзаменов. Ну и прошла.

» Если не брать сложности с языком, как бы вы оценили общий уровень преподавания? То есть после Гнесинского училища и Московской консерватории в здешних колледжах вы что-нибудь новое для себя открыли?

Да-да, это было очень полезно. В Московской консерватории совершенно замечательное классическое образование. У нас это все очень организованно: начинаем со старинной музыки, идем дальше, но когда доходит до ХХ века, все становится как-то очень скомкано. Современная музыка не давалась в виде полной картины. И то, как она пишется, – технику написания современной музыки – я не знала в достаточной мере. И я не знала многих современных композиторов, о которых узнала здесь. Так или иначе, техника моего письма не была достаточно современной и достаточной сильной. Нас загружали огромным количеством других предметов – рояль, история, – так что на собственно композицию уходило меньше времени. А здесь наоборот. Поэтому получился очень правильный баланс. Все пробелы, которые там были, покрылись тем, что я узнала здесь.

» Как вам удалось перейти от учебы к работе?

Композитору нужно знать исполнителей, иметь заказы, чтобы была полноценная профессиональная жизнь. А я никого не знала вначале. Я увидела в газете для молодых композиторов – рекламировался конкурс, открывалась позиция композитора при театре «Алмейда». Я выиграла конкурс и получила эту позицию. Я еще была студенткой и сразу же, в то же лето, должна была написать короткую оперу. Без опыта вообще.

» А как выглядит процедура написания оперы? Как формулируется задание?

В прежние времена «Алмейда» был очень экспериментальным театром, и каждое лето в нем проходил фестиваль современной оперы – заказывались и исполнялись оперы различных европейских композиторов на очень разные сюжеты. И вот на этот летний фестиваль мне заказали написать коротенькую вещь, которая должна была вписаться в программу. Темой программы были монологи греческих героев, но на современный манер.

Ища сюжет, я прочитала письма Овидия – он написал очень красивые, вымышленные романтические письма греческих героев. И вот одно из писем – Ариадны к Тесею – мне особенно понравилось. Получилась такая мини-монооперка, она идет чуть меньше 20 минут. Для сопрано, гобоя и струнного трио. Что особенно приятно, у «Ариадны» как-то сложилась жизнь после премьеры. Ее ставили на фестивале «Возвращение» в России, на Тангелвудском фестивале в Штатах, на фестивале Бриттена и Штрауса в Англии.

» То есть вы сразу начали с оперы…

Причем это было как-то спонтанно все. Когда меня брали в театр «Алмейда» на работу, я почему-то сказала, что опера меня вообще не интересует и мне хочется чего-то другого. И после этого стали поступать заказы именно для театральной сцены.

» Как возникла идея оперы «The Lion’s Face» про человека с болезнью Альцгеймера, которая будет поставлена в Королевском театре?

Изначально возник визуальный образ. Я представила на темной сцене пожилого человека. Затем решила, что потеря памяти, реализованная поэзией и музыкой, может дать достаточно интересную оперную структуру, – так и получилось. Опера состоит из сорока коротких сцен, не обязательно происходящих в хронологическом порядке. Там есть линия сюжета, которая все эти сцены связывает, но в принципе сцены могли бы стоять и в другом порядке. Сочиняя оперу, поэт Глин Максвелл и я встречались с больными, врачами, родственниками больных. Многие из сцен в опере основаны на реальных жизненных моментах. Например, совершенно типичное проявление болезни – когда пожилые люди не узнают себя в зеркальном отражении. Они себя помнят детьми, теряют ощущение времени и боятся своего отражения. Целая сцена в опере основана на диалоге главного героя Мистера Д. со своим собственным отражением. Кстати, Мистера Д. играет драматический актер, который произносит текст, в то время как остальные персонажи оперы – его жена, его доктор, его медицинская сестра и ее дочь – певцы. Получается порой достаточно странный диалог между поющейся музыкой и говорящимся текстом.

» А какую музыку вы сами любите слушать? Не говорите, что вы приходите домой, включаете Верди погромче…

Нет, я разную музыку слушаю – старинную, классическую. Люблю фольклор разных народов. Иногда джаз. Хотя все-таки предпочитаю классику… Мы с сыном каждый день за едой слушаем классическое радио (BBC Radio 3). Хотя он тут недавно сказал: «Выключи – эта музыка хорошая, но скучная. Я рок люблю!» Сыну 4,5 года – я думала, что хотя бы еще пару лет у нас будет похожий вкус…

» А свою слушаете?

Дома? Боже, нет! Вообще-то я люблю слушать свою музыку вживую – на концерте или в театре.

Leave a Reply