Парижские утопии
Скромный шарм пролетариев 16-го
Есть у Парижа продиктованная историей особенность: это на самом деле не город, а симбиоз villages – так сказать, деревень в городе. Несколько таких деревень и образовали 16-й парижский округ – один из самых помпезных и одновременно самых малоизученных…
Жизнь здесь спокойная – по этой причине парижский «золотой треугольник» Отей – Нейи – Пасси изначально был любимым местом обитания сильных и стильных мира сего. В разное время и в разные эпохи там обитали Жан-Жак Руссо и Бенджамин Франклин, Виктор Гюго и Сара Бернар, Андре Жид и братья Гонкур, мадам Рекамье и поэт Шатобриан – все те, кто ценил превыше всего природу и безмятежность.
В этой экс-деревне на юго-западе Парижа среди особняков, созданных Эктором Гимаром (отцом стиля ар-нуво), имеются строеньица совсем иного рода. Кое-где вдоль узеньких улочек за оградой, увитой вьюнком, притаились скромные избушки с крохотным садочком перед крылечком.
Эти буколические домики – памятник совершенно особому социальному эксперименту. В 1882 году их заложил и выстроил инженер-строитель Эмиль Кашё, создав так называемый «фаланстер» (от слова «фаланга») – поселок равноправных тружеников, ячейку справедливого общества, придуманную гениальным социалистом-утопистом Шарлем Фурье (1762-1873).
…Давно замечено, что гениальные люди порой кажутся людям золотой середины блаженными дурачками. И это прискорбное недоразумение, от которого страдают обе стороны. Отличительной чертой гения является бесстрашная смелость мысли. Это дерзновение мысли открывает гениальному уму великие тайны мира, но оно же может завести и в дебри нелепости, куда никогда не попадут люди здравого смысла. Таким гением и был Фурье. Он совершенно серьезно утверждал, что через некоторое время морская вода превратится в приятный напиток вроде лимонада, что на Земле появятся новые животные – антильвы и антитигры, которые заменят людям лошадей и будут в несколько часов перевозить седоков из Парижа в Лион, а антикиты будут тащить на буксире корабли по морю, и т. п.
Разумеется, рассуждения Фурье о морском лимонаде и антильвах никуда не годятся. Много слабого, а подчас и детски наивного, смешного содержится и в его социальной доктрине. Но это ей не мешает быть, наряду с учением Сен-Симона, одним из самых поразительных созданий человеческого гения, какие мы только знаем.
В главном труде Ш. Фурье «Новый производственный мир» (Nouveau monde industriel, 1829) получила завершение доктрина организации общества на началах ассоциаций. Там Фурье подробно, до мельчайших деталей изложил план устройства фаланстера – производительно-потребительной модели будущего социального строя.
Проект подобного строительства так и не был осуществлен (не нашлось спонсоров, увы!). Но эти социалистические проекты были отнюдь не воздушными замками. Идея фаланстеров проросла, правда, не в изначальном варианте. В 50-х годах позапрошлого века в эльзасском городе Мюлузе, крупном центре хлопчатобумажной промышленности, богатый предприниматель Жан Дольфус, филантроп и горячий поклонник идей Фурье, построил несколько десятков скромных домиков и передал эти жилища на льготных условиях ассоциации своих рабочих. А затем Эмиль Кашё перенял «мюлузский опыт» Дольфуса – и создал в Париже кооператив рабочих жилищ Пасси-Отей. Силами ассоциации в 16-м округе в конце XIX в. были выстроены 67 «образцовых пролетарских домов», сгруппированных в микрорайоны, называемые «виллами».
Разумеется, в наше время «виллы для рабочего класса» заселяют иные трудящиеся: профессора университетов, журналисты, представители свободных профессий. Но все они хранят верность чудесному уголку. И прямой потомок «пролетариев 16-го» Марк М., врач-психотерапевт, ученик великого психоаналитика Лакана, по сей день живущий на вилле Мюлуз, совершенно не представляет, как можно жить в Париже где-то еще.
…Все это я рассказываю отнюдь не для того, чтобы совратить парижских гостей с проторенных туристских путей. Я не уговариваю их углубляться в эти микрорайончики, где так мерно и спокойно бьется зеленое парижское сердце. Разумеется, можно и даже нужно увидеть площадь Трокадеро, прогуляться по Елисейским Полям, навестить Лувр, поехать в Версаль – там великолепно. Только в этом случае дома, делясь впечатлениями от Парижа, вы не сможете ввернуть с видом знатока пару-тройку фразочек типа: «Что за туберозы расцветают на вилле Шейсон!» или «А какого сенбернара выгуливали подле виллы Диец Монен!» Или же: «Проходил я, знаете, мимо виллы Мюлуз и вдруг понял: Бальзак, сказавший, что люди, в сущности, всегда хороши, прав!»
• • •
Как попасть на виллу Мюлуз?
От улицы Парен до Розан (Rue Parent de Rosan) повернуть направо к вилле Диец Монен (Villa Dietz Monin). Повернуть оттуда направо, минуя православный храм Всех Святых, на земле Российстей (именно Российстей!) просиявших (19, rue Claude Lorrain, Paris 16e, M° Excelmans) – и очутишься на вилле Мюлуз, в утопическом урбанистическом квартале, о котором не догадываются многие коренные парижане.
«Les Popoff»,
которые жили на крыше…
В 13-м округе французской столицы есть нетуристский уголок с поэтическим названием Butte aux Cailles – «Перепелкина горка». Место скромное, похожее не на Париж, а на тихий провинциальный городок. Здесь существует свой затерянный, заповедный русский мирок, о которым известно немногим. Поднявшись на вершину Butte aux Cailles от площади Поля Верлена, обнаружишь удивительный архитектурный ансамбль: на плоской крыше громадного гаража – улочка уютных домиков, похожих на российские избы. «Деревеньку на крыше» окрестные жители зовут по сей день «Деревней Popoff», то бишь «Поповкой». Откуда такое название? А оттого, что там в первые десятилетия ХХ века обитали те самые «les popoff » – легендарные русские шоферы-эмигранты…
• • •
Вернемся в 20-е годы ХХ века. На стоянке в XV парижском округе за баранкой в кожанке и фуражке с кокардой – благообразный русский джентльмен с бравой военной выправкой, серебрящимися висками, крепким затылком. Он учтиво распахивает дверцы своего «рено», целует ручку прелестной пассажирке – и гордо отказывается от чаевых.
– Что вы-с! Русский офицер не лакей-с!
«Попофф», как называли парижане всех без исключения русских эмигрантов за рулем, были в период «между двумя войнами» столь же неотъемлемой частью парижского мифа, как уличные художники с Монмартра либо консьержки. Русские шоферы бытовали в бульварных романах, на экранах «синема», где в мелодраме появлялся почти непременно аристократ, «prince Boris», которого изгнал из «Sainte Russie» бородатый дикарь – «le moujik» с вилами и топором!
На самом деле князья за баранкой встречались, конечно, нечасто. Однако в таксистскую корпорацию действительно входили, в основном, люди в прошлом со средствами, цивилизованные, с высшим образованием, врачи, дипломаты, адвокаты, генералы, офицеры Добровольческой армии. Некоторые прибыли во Францию в составе Русского экспедиционного корпуса во время войны 1914-1918 гг. Вернуться в Россию они не могли – вот и садились за баранку.
«Такси-блюз» на Сене
Нелегким был труд шофера – и не особенно прибыльным. На их стареньких «реношках» компании G7 крыша защищала от дождя только пассажиров, фар не было – был лишь сигнальный огонек слева от водителя, а заводились они вручную.
Таксист платил за аренду G7 по 60 франков в день. Он сам покупал горючее, оплачивал страховку и ремонт. Чтобы вернуть расходы и заработать на жизнь, приходилось рулить по 12 часов в сутки. И все же профессия шофера такси была в те годы воистину спасительной для русских изгнанников. Но чтобы получить к ней доступ, боевым офицерам надо было выиграть не одно административное ристалище: добиться сперва вида на жительство, потом права на работу, затем получить водительские права, которые каждые два года надо было обновлять, для чего требовались и медицинские справки.
Обретя право на работу, надо еще ее получить. Вот тут-то и пригождались русским эмигрантам хорошие манеры и воспитание, а также и то, что у некоторых из них в России были уже свои авто и они умели водить.
В те годы русскими шоферами-эмигрантами обслуживалось 3000 из 17 000 такси, зарегистрированных в столице. Французские клиенты очень любили русских шоферов – учтивых и щепетильных. Они всегда возвращали забытые вещи, не домогались нахально чаевых – и, что немаловажно, умели читать и писать.
Зинаида Шаховская вспоминает: однажды она отправляла на такси поэта Довида Кнута в сильном подпитии. И интеллигентный шофер сказал ей по-русски: «Это очень хороший поэт, я его часто слушаю на поэтических вечерах. Не беспокойтесь, доставлю в целости и сохранности и до квартиры доведу!» А в другой раз, рассказывала Зинаида Алексеевна, когда Иван Бунин вез ее с вокзала на такси в отель, выкладывая по дороге всевозможные забавные новости из жизни «русской парижской деревни», шофер обернулся и сказал: «Для меня большая честь везти гордость нашей эмиграции!»
В 1926 году русские таксисты создают Объединенный союз русских шоферов (ул. Летелье, д. 65, в 15-м округе), а годом позже – Ассоциацию русских шоферов и рабочих (ул. Венсан, д. 21, опять-таки в 15-м). Оба впоследствии слились в единый Союз русских шоферов (ул. Конвансьон, д. 179, все в том же 15-м). В 1931 году объединение насчитывало 1136 человек и имело филиалы в Ницце и Лионе.
В помещении Союза шоферов царили образцовый порядок и уют. Там работала библиотека, были своя столовая, парикмахерская, буфет. Раз в неделю (по вторникам) больных принимал бесплатно врач. Была и аптека, где продавали лекарства с скидкой. К услугам шоферов был спортзал: ведь шоферская профессия, по сути, сидячая, и обрасти без физкультуры лишним жирком за баранкой –
пара пустяков. Еще к услугам членов союза была бесплатная юридическая консультация (с французскими адвокатами русского происхождения). И с 1927 года у шоферов появились собственный дом отдыха и палаточный турлагерь на Ривьере с душем и электричеством.
Ежегодно Союз русских шоферов устраивал благотворительный бал. Что за блистательное общество собиралось там! Танцевали балерины из «Дягилевских балетов», пел Вертинский. И на этих светских вечеринках золушки – шляпницы и портнихи – вновь обращались в принцесс, а шоферы в принцев. В превосходно сидящем смокинге, с гвоздикой в бутоньерке склоняли шоферы набрильянтиненные головы с безукоризненным пробором, галантно целуя ручку «прекрасным незнакомкам», гранд-дамам, не утерявшим в несчастье грации и царственных манер.
Русские шоферы издавали свои газеты и журналы: «Русский шофер» и ежемесячник «За рулем». То были отнюдь не узковедомственные многотиражки: на их страницах публиковались лучшие писатели и поэты эмиграции – К. Бальмонт, А. Куприн, А. Ремизов, Гайто Газданов, И. Бунин, Я. Горбов, Б. Поплавский (обитавший, кстати, по соседству с «Перепелкиной горкой»). И в своем романе «Апполон Безобразов» Борис Поплавский слагает торжественный гимн парижской «птице-тройке на резиновых подковках»:
«Эй, лети, железный горбунок, воистину дым из ноздрей, напившись бензину, маслом подмазанный, ветром подбитый, солнцем палимый /…/ Быстро, как пьяное счастье по пустыне жизни, по утренним улицам, быстро, как песня цыганская, как пуля английская, как доля пропащая /…/ /…/ И ты, танцор судьбы, не смотри с испугом на себя в узкое автомобильное зеркало /…/ Мы все та же Россия, Россия-дева, Россия-яблочко, Россия-молодость, Россия-весна. Это мы останемся, это мы вернемся…»
Адрес «Деревни русских шоферов»:
22, rue Barrault 75013 M° Corvisart
