Оскар Уайльд: король парадокса

Он будто играл в пинг-понг – легко, элегантно, театрально. Слова прыгали, как шарики… Щелк – афоризм, щелк – парадокс, щелк – оксюморон… Оскар Уайльд, этот гений парадокса, изощренный эстет, «апостол красоты», денди и циник, в любую секунду, подобно фокуснику, достающему кролика из шляпы, извлекал изящно скроенную остроту, шутку. В нем словно бил постоянно действующий фонтан остроумия, фейерверк отточенных парадоксов: «Джентльмен – это человек, который никогда не оскорбит ближнего без намерения», «Весь мир – театр, но труппа никуда не годится», «Человечество относится к себе слишком серьезно. Это его первородный грех», «Любовь к самому себе – роман, длящийся целую жизнь». Соблазн цитировать писателя просто парализует волю! Впрочем, разве он не утверждал: «Единственный способ отделаться от искушения – поддаться ему»?

Однако, сегодня не об этом. Наша тема – жизнь одного из самых остроумных писателей XIX века – Оскара Уайльда. «Хотите узнать великую драму моей жизни? – вопрошал литератор. И отвечал: – В мою жизнь я вложил весь свой гений, в мои произведения – только талант».

Родился Оскар Уайльд 16 октября 1854 года в Дублине. Этот ирландский город имел честь взрастить не одно имя, составившее мировую славу английской литературы, – Свифт, Шеридан, Голдсмит, Шоу, Джойс, Йитс. Родители Оскара Уайльда также требуют отдельного упоминания как личности довольно неординарные.

Отец – доктор Уильям Уайльд, знаменитый в Европе хирург, специалист по глазным и ушным болезням – был удостоен титула сэра. Человек эрудированный и гиперактивный, он кроме медицины занимался археологией, историей, фольклором, увлекался многими женщинами, любил вкусно поесть и выпить. Мать – леди Джейн Франческа Уайльд – дама чрезвычайно амбизиозная и экзальтированная, твердо верившая, что рождена для величия. Она не только знала древние языки и написала множество книг исторического плана, но и сочиняла страстные патриотические революционные стихи под псевдонимом Сперанца (итал. – надежда). В литературном салоне матери и прошло детство Оскара, предпочитавшего аристократическую атмосферу собраний Сперанцы приземленным мальчишеским играм типа футбола. Отцовская неутомимость, творческая многогранность и гедонизм, помноженные на материнскую страсть к языкам, литературе и театральным эффектам, причудливо соединились в характере Оскара. 12-летний парень раздражал сверстников своим высокомерным щегольством – единственный носил черный итонский цилиндр и яркие рубашки. Чтобы проучить чинного франта Оскара, одноклассники однажды, связав, проволокли его вверх по склону высокого холма и отпустили только на вершине. Уайльд поднялся и, отряхнув с себя пыль, невозмутимо заметил: «Вид с этого холма поистине очарователен».

Впрочем, надо отдать Оскару должное – неустанно заботясь о внешних эффектах и сенсациях, он, особо не напрягаясь, блистал и на ниве науки. Королевскую школу Портора (где ему присудили особую премию за знание греческого оригинала Нового Завета) окончил с золотой медалью, заработав стипендию для учебы в дублинском Тринити-колледже, а по его окончании выиграл стипендию в интеллектуальный храм Англии – Оксфорд (классическое отделение). Здесь он, наконец, обзавелся кристальным английским акцентом. «Мой ирландский акцент был в числе многого, что я позабыл в Оксфорде», – вспоминал Оскар. Сочиненная им в годы учебы поэма «Равенна» получила престижнейшую Ньюдигейтскую премию.

В университете Уайльд впервые услышал зажигательные лекции Джона Рёскина и Уолтера Патера. Теории «искусства ради искусства» этих крупнейших мыслителей Англии середины XIX века, а также идеи братства художников-прерафаэлитов вдохновили и сформировали уайльдовскую философию эстетизма. Оскар боготворил красоту и Искусство как ее высшее воплощение (даже писал это слово с большой буквы). «Как смеют утверждать, что жизнь – это главное, а искусство – только отражение, только зеркало жизни! Что жизнь выше, реальнее искусства! Нет, это жизнь, как жалкая обезьяна, подражает во всем искусству, копирует все его движения и жесты. Искусство – единственная реальность, а в жизни все призраки, химеры и фантомы». «Ложь поэзии правдивее правды жизни» – утверждал «апостол эстетизма», сделавший искусство мерилом всех вещей.

И своей жизни в первую очередь. Обосновавшись после окончания университета в Лондоне, Уайльд берет столицу с наскока. «Ирландского остроумца» наперебой зазывают в модные салоны. Его виртуозные парадоксы, колкости в адрес чопорных викторианских устоев, пошлости и тривиальности общества, неутомимые оды красоте зачаровывают одних и бесят других. А сочиненные Оскаром умопомрачительные костюмы, в которых он появляется на Пиккадилли, ежедневно поставляют новые темы для разговоров в светских гостиных и газетах. Кажется, фантазии Уайльда неведомы границы: короткие штаны-кюлоты и шелковые чулки сменяет расшитый цветами жилет, сегодня – пышное кружевное жабо, а завтра вместо шарфа шею обвивает крупная змея. Неизменными атрибутами остаются лишь цветущий подсолнух в руке да выкрашенная в зеленый цвет гвоздика в петлице. Вокруг эстета-денди формируется круг почитателей и последователей. «Если бы я умел разговаривать так, как вы, я бы держал рот на замке и считал это добродетелью!» – заметил один из них. Уайльд парировал: «Что вы, это было бы эгоистично! Себя я еще могу лишить удовольствия говорить – но как же я лишу других удовольствия меня слушать?»

Издав свой первый поэтический сборник «Стихотворения» (1881), Оскар отправляется с циклом лекций в Америку – укрепить свою литературную славу за океаном. Прибыв в Нью-Йорк, на таможне на вопрос, будет ли он что-то декларировать, заявил: «Мне нечего декларировать, кроме моей гениальности».

На одной из его лекций в Бостоне в зале вдруг появилась группа местных денди: 60 студентов Гарвардского университета, одетых а-ля Уайльд – в коротких бриджах, смокингах и с подсолнухами в руках. Вопреки ожиданиям участников маскарада, ничуть не смутившийся писатель с улыбкой ввернул в лекцию фразу: «Я впервые прошу Всевышнего избавить меня от последователей!» Отчитываясь перед приятелем по окончании одногодичного турне по США, Уайльд не преминул шутливо прихвастнуть: «Америку я уже цивилизовал – остались только небеса!»

На очереди был Париж, где Оскар завоевывает симпатии верховных жрецов мировой литературы – Поля Верлена, Эмиля Золя, Виктора Гюго, Стефана Малларме, Анатоля Франса. А вернувшись в Англию, покоряет еще одно сердце – на этот раз женское. Констанс Ллойд становится женой главного эстета Британии, у них рождаются сыновья – Сирил и Вивиан. Сказки, которые написал для сыновей Оскар, – одни из самых светлых, грустных и поэтичных страниц в его творчестве (сборники «Счастливый принц и другие сказки», «Гранатовый домик»).

Наступают годы головокружительной славы Уайльда. Он без труда передвигается в частоколе жанров, с одинаковой легкостью создавая стихи, рассказы и фарсы, философские трактаты и сказки, критические статьи и заметки о женских нарядах, эссе и театральные пьесы. Единственный роман писателя – «Портрет Дориана Грея» – одним махом вознес его на литературный Олимп. Отвечая на 216 (!) печатных отликов критиков, он написал 10 открытых писем в редакции газет и журналов, утверждая, что искусство не зависит от морали. «Мораль – это всего лишь позиция, которую мы занимаем по отношению к людям, которые нам лично не нравятся», – заметил Уайльд.

И если драма «Саломея», по уверениям Уайльда, написанная специально для «этой змеи древнего Нила» Сары Бернар, в Англии была запрещена, то комедии «блистательного Оскара» не сходили со сцен ведущих лондонских театров: «Женщина, не стоящая внимания», «Идеальный муж», «Как важно быть серьезным», «Веер леди Уиндермир». На премьере последней, когда спектакль закончился, на сцене появился Уайльд и, затянувшись сигаретой, изрек: «Дамы и господа! Вероятно, не очень вежливо с моей стороны курить, стоя перед вами, но… в такой же степени невежливо беспокоить меня, когда я курю».

Именно в комедиях великолепие парадоксов Уайльда достигает апогея. Однако, нередко игра ума становится самоцелью, за которой кроется пустота. Один из типичных приемов писателя – перевертывание наизнанку общепринятых мыслей: «Я интересуюсь лишь тем, что меня совсем не касается», «Я могу поверить лишь невероятному» и т. д. – стал необычайно популярен в в английской литературе.

Слава «лучшего драматурга современности», певца декаданса и гедонизма оборвалась в одночасье. О печальной истории любви и страсти знаменитого писателя к молодому лорду Альфреду Дугласу (Бози, как он его называл) рассказано в стольких фильмах и книгах, что повторять ее еще раз вряд ли стоит. Суд над Уайльдом был одним из самых скандальных процессов XIX века. Его знаменитая пламенная речь на процессе о «любви, что таит свое имя», не смогла ничего изменить. Магия красноречия и блеск остроумия впервые не сработали: Оскар переступил грань, которую викторианское общество не прощало.
В 1895 году по обвинению в содомии Уайльда приговорили к двум годам тюремного заключения и исправительных работ. В 1897 году из Рэдингской тюрьмы вышел совсем другой человек – разбитый, сломленный физически и духовно. Даже имя у него теперь было другим – Себастьян Мельмот. Оставленные ему судьбой три года прошли в забвении и скитаниях по Европе. Только несколько верных друзей поддерживали его, буквально спасая от физической гибели. Написанная Уайльдом в тюрьме исповедь –
послание к Альфреду Дугласу («Из глубины») – мучительное прозрение, что «самое страшное не то, что жизнь разбивает сердце… но то, что она обращает сердце в камень». Последняя поэма, вышедшая из-под пера писателя во Франции – «Баллада Редингской тюрьмы» – подписана псевдонимом С. 3. 3. – тюремный номер Уайльда. Умер писатель 30 ноября 1900 года в Париже от острого менингита, спровоцированного ушной инфекцией. А незадолго до смерти 46-летний Оскар со своим прежним сарказмом сказал: «Я не переживу XIX столетия. Англичане не вынесут моего дальнейшего присутствия».

На скудных похоронах на кладбище Баньо присутствовали несколько человек. Лишь девять лет спустя, благодаря стараниям верного друга Роберта Росса удалось перенести и торжественно перезахоронить прах Уайльда на кладбище Пер-Лашез. Крылатый сфинкс из камня работы английского скульптора Джейкоба Эпстайна венчает надгробие.

Говорят, последней остротой, произнесенной Уайльдом, было: «Я умираю как жил – не по средствам». А последним парадоксом писателя стало то, что, уходя в мир иной нищим и забытым, он после смерти обрел всемирную славу.

Афоризмы
ОСКАРА УАЙЛЬДА

•  Англичане обладают волшебным даром превращать вино в воду.

•  Модно только то, что носишь ты сам.

•  Не время создаeт человека, а человек соз-даeт своe время.

•  Мужчины женятся от усталости, женщины выходят замуж из любопытства. И тем и другим брак приносит разочарование.

•  Чтобы определить качество и возраст вина, не нужно пить бочонок до дна.

•  Мысль, которую нельзя назвать опасной, вообще не заслуживает названия мысли.

•  Женщины вдохновляют нас на создание шедевров, но мешают нашему вдохновению реализоваться.

•  Единственно хорошее общество – это ты сам.

•  Чтобы возвратить себе юность, стоит только повторить все увлечения и ошибки молодости.

•  Самые глупые поступки человека имеют своим источником его самые благородные побуждения.

•  Люди удивительно снисходительны; они готовы все простить, кроме гения.

•  Счастье женатого мужчины зависит от женщины, на которой он не женился.

•  Что такое циник? Человек, знающий цену всему, но не знающий ценности.

•  Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой.

•  Мой долг — это то, чего я не делаю из принципа.

•  В жизни возможны только две трагедии: первая – не получить то, о чем мечтаешь, вторая – получить…

•  Мужчины всегда хотят быть первой любовью женщины. Женщины мечтают быть последним романом мужчины.

•  Женщины бывают только двух родов: некрасивые и накрашенные.

•  В старые добрые времена книги писали писатели, а читали все; теперь же книги пишут все, но не читает никто.

•  Все мужчины – чудовища. Женщинам остается одно – кормить их получше.

•  Если бы обитатели пещер умели смеяться, вся бы история сложилась иначе.

•  Прощайте ваших врагов – это лучший способ вывести их из себя.

•  Поэт может вынести все, кроме опечатки

•  Работа – последнее прибежище тех, кто больше ничего не умеет.