Проезжая Гоулберн
Из серии «Дорога в Гандагай»
После поворота на Гоулберн на дорогу внезапно опустился туман. Это случилось так неожиданно, как будто небесная молочница обронила на землю бидон с молоком и оно, смешавшись с ветром и придорожной пылью, повисло непроницаемой дымкой над дорогой на Гандагай.
Из непроницаемой молочной пелены выплывали сверкающие самосвалы с козлиными черепами на капоте, седые камни, причудливо искривлённые деревья и огромное количество овец, сливающееся в пушистый ковёр: белые и грязного серого цвета, постриженные и заросшие с ног до головы, овцы недвижимые и даже парочка мёртвых, свалившихся у придорожных заборов.
Мне стало казаться, что мы находимся не в Австралии, а на забытых богом болотах Гримпенской трясины из рассказов Конан Дойля. Я застыла в ожидании, что вот-вот выйдет на дорогу ужасная собака Баскервилей в окружении злобных кикимор, вурдалаков, обезглавленных рыцарей и висельников с пеньковыми галстуками на синюшной шее. И по непонятной причине замыкать шествие нечисти будет украинская панночка в веночке из белых лилий на порочном челе.
Мы ехали и ехали в непроглядном тумане, оставляя за собой орды овец, деревья и камни.
Впереди замаячили какие-то огоньки. «Неужто духи заколдованных болот?», – сдуру подумала я.
И из плотного тумана выплыл огромных размеров предмет – точнее, очертания тела, явно принадлежавшего какому-то гигантскому животному.
Передо мной во всей красе предстала огромнейшая статуя овцы. Овца угрюмо смотрела на поля, расположившиеся вдалеке, и как будто страдала от невозможности туда отправиться. Возле ног овцы сверкали огни маленького магазинчика, где у дверей сидела миловидная старушка в панамке и вязала носок. Ох уж этот вечный носок!
– Заходите, заходите к нам, – затараторила старушка. – Как раз сегодня завезли новый мёд из долины.
– Гленн, что это такое? – в растерянности спросила я. – Что это за громадина?
– Эта статуя посвящена австралийской кормилице – овце, – ответил Гленн.
– Мы любим гигантские статуи. Ох, вы себе даже не представляете, как мы их любим! – приняла эстафету старушка. – У нас в Австралии имеется не только огромная овца, но и самый большой в мире банан и гриб, и коала, и ананас, и… В общем, насчитывается 150 различных гигантских статуй по всей Австралии.
Старушка продолжала экскурс в историю, а Гленн молчал. Он вспомнил деда, Гарри Купера, лучшего ширера, или овечьего стригаля, в Гандагае, да и во всем штате Новый Южный Уэльс. 366 овец за один день. Нет, не каждый ширер Гандагая, да чего уж – всей Австралии, мог гордиться таким рекордом.
Старина Гарри Купер, поджарый и крепко сбитый, тщательно постриженный под модный бокс, внешне скорее напоминал чикагского гангстера 20-х. Он одевался с иголочки и ни при каких обстоятельствах не позволял себе появиться на публике со щетиной, будь то общество дам и джентльменов местного клуба или компания забулдыг в старом пабе, или его верные товарки-овцы, собранные в кучу для весенней стрижки.
Каждое утро неторопливо и как-то даже механически Гарри чистил зубы, брился, поправлял свой идеально постриженный бокс, надевал рабочие штаны и чистую белоснежную рубаху и шёл в далёкий шед стричь овец. Тяжелые металлические ножницы болтались у него на поясе, в руках – неизменный ящик с таккой*, которую приготовила кормильцу его жена, Элизабет.
Таким Гленн и запомнил деда. Немногословным, неторопливым, простым австралийским гением стрижки овец. И казалось, что прямо сейчас выйдет он из тумана, неспешно и чинно, потому что не пострижена самая большая овца Австралии. Непорядок!
Гленн смахнул с себя наваждение. И чего только не привидится в тумане у статуи гигантской овцы!
***
Позже мы попрощались с болтливой старушкой, увозя за собой очарование старой доброй австралийской глубинки и баночку янтарного мёда «Манука». Как там было сказано? Волшебное средство от тысячи болезней, полезная в хозяйстве вещь.
Туман отступил и рассеялся. За окном плыли старые в колониальном стиле дома, зелёные парки, квадратные ангары новостроек с рекламой и огнями Гоулберна.
Мы уже выезжали из городка, когда мой взгляд привлёк огромный мрачный комплекс зданий, уродливой плешиной застрявший в ландшафте весёлого города.
– Это тюрьма, – заметив мой удивлённый взгляд, произнёс Гленн. – Самая страшная тюрьма Австралии – Гоулберн-Призон.
– Я не понимаю, совершенно не понимаю: зачем нужны тюрьмы в Австралии? Австралия – это рай земной. Почему тут до сих пор совершают поступки, из-за которых нужно было построить эту громаднейшую темницу? – спросила я, понимая с первого слова, какую чушь я несу.
– С ранних пор существования человечества преступления совершаются и будут совершаться, поэтому будут строиться тюрьмы и звучать приговоры. Эта тюрьма сравнительно новая, – продолжил Гленн. – Тюрьма в Гоулберне существовала с 1830 года. В 2001 тут построили отдельный корпус для особо опасных преступников. В этом корпусе нет столовой, нет общих душевых. Там не увидишь картинок из голливудских фильмов о мускулистых татуированных заключённых, которые «качают железо» в тюремном дворике. Да и в некоторые дни можно обойти по периметру всю тюрьму и не увидеть ни одного заключённого. Все они в камерах. Несмотря на все предосторожности, одному умельцу удалось протащить в тюрьму мобильный телефон и зарядку, да ещё и организовать покушение с огнестрелом и два похищения.
А знаешь, я вспомнил, что в этой тюрьме сидел Джон Киллик. – В глазах Гленна вспыхнули какие-то непонятные огоньки, и он заговорил почти стихотворным речитативом. – Представляешь, он – знаменитый в своей бандитской среде преступник со стажем, дерзкий и отважный Робин Гуд, налётчик и гроза банкиров. Она – хорошая девочка, библиотекарша в очках. И вдруг любовь, которая не хочет знать никаких препятствий и затворов.
Он сидит в тюрьме с красивым названием «Серебряные воды». Она заказывает вертолёт якобы для того, чтобы осмотреть окрестности Сиднея. А на самом деле угоняет вертолет и забирает любимого с тюремного дворика под выстрелы и проклятия охраны. Вместе они проводят полтора месяца в бегах, за что и расплачиваются: она – десятью годами заключения, а он – пятнадцатью. Только его везут не обратно в тюрьму с красивым названием «Серебряные воды» – его держат тут, в Гоулберне.
Ай, Олга, знаешь, я вспомнил, – вдруг спохватился Гленн, словно боялся пропустить что-то очень важное. – Её звали Рэд Люси. Ну конечно же, Красная Люси. Как я мог забыть? Она была русской, как ты. Ох уж эти русские, отчаянные головы!
Он замолчал, обдумывая что-то важное. То ли о перипетиях судьбы и невероятных совпадениях, а может быть, о том, хватит ли бензина до следующей бензоколонки. А я задумалась над этой немыслимой историей о бесстрашной Красной Люси.
И ведь тысячу раз права Жемчужинка, напутствуя меня словами «Любовь парит в небесах, когда её держат крепко любящие руки».
Только я не уверена, смогла бы я так: угнать вертолёт, пройти сто вёрст в железных сапогах, сразиться с драконом, чтобы спасти своего самого дорогого и любимого?
***
Начинало темнеть. Распрощавшись с Гоулберн, мы ехали в Канберру, куда нужно было успеть затемно.
*Такка – еда
Автор: Лали Толордава – родилась в Одессе, где окончила Одесский Государственный Экологический Университет. Эмигрировала в Австралию в 1996 году, проживает в Сиднее. Всегда писала небольшие юмористические рассказы, в 2017 году несколько из них было опубликовано в альманахе “Manuscript”, сейчас работает над своей первой книгой “Дорога в Гандагай”
