Интервью

Константин Райкин: Театр – это воздействие через воздух

Не удивительно, что Константин Райкин стал актером – гены Аркадия Райкина не могли не сказаться. Однако он вполне мог стать и биологом – в детстве Константин Аркадьевич, ученик класса с биологическим уклоном, много времени проводил в зоопарке. Но когда пришло время выбирать профессию, он пошел поступать в Театральное училище имени Щукина и был зачислен на курс замечательного актера и педагога Катина-Ярцева. А потом были 10 лет в театре «Современник» Галины Волчек, затем, в 1981 году, он стал актером Государственного театра миниатюр, который в 1987 году был переименован в московский театр «Сатирикон». В 1988 году он сам возглавил этот театр.

Приезд Константина Райкина в Лондон был связан с приемом у российского посла в Великобритании Александра Яковенко. Впервые в Лондоне состоялись Dewar’s чтения. Эта традиция зародилась в викторианском Лондоне. Томас (Томми) Дюар был младшим сыном Джона Дюара, основателя дома Dewar’s, подарившего миру одноименное виски. Томми отправился в кругосветное путешествие в поисках новых рынков для виски Dewar’s. Вернувшись, он написал книгу «Путешествие вокруг света», полную остроумных и метких философских изречений, известных до сих пор как «дюаризмы». В 1919 году Томми Дюар стал пэром и «бароном Дюаром из Хоумстола». Предприниматель, писатель, художник, владелец и заводчик собак, лошадей и голубей, друг многих знаменитостей и политиков, Томми Дюар был одним из самых обожаемых людей своего поколения. Главное, что оставил после себя Томми, – пример того, как должен жить человек. Он наслаждался каждым прожитым мигом. Первые Dewar’s чтения в России состоялись в 2009 году, честь их открытия принадлежит Сергею Юрскому. С тех пор проект Dewar’s стал важной частью светской жизни Москвы, собирая вокруг себя интеллектуальную элиту города. И вот в Лондоне прошли первые чтения. Константин Райкин читал стихи великих русских поэтов.

 

» Когда вы начали читать стихи любимых поэтов в концертной программе?

Точно не помню, наверное, это идет еще со студенческих времен. В моем профдипломе написано «Артист драмы, кино и эстрады (художественное чтение)». В высших театральных заведениях раньше преподавали такой предмет – «Художественное слово». Мне очень повезло с педагогом, им была гениальная Татьяна Запорожец. Держалась она скромно, хоть и была язвительна, потому славы широкой не получила, но попасть к ней считалось большим везением. Она обладала колоссальными знаниями, чувством стиля и стиха. Я читал прозу Салтыкова­Щедрина и Толстого. Эта работа мне многое дала. Я понял, что читать – это интересно. После успеха фильма «Труффальдино из Бергамо» я стал узнаваемым, популярным и, как говорят администраторы, «кассовым» актером – я собирал залы. В театре я много не зарабатывал, основной доход как раз приносили концерты. И после этой ленты я в очень молодом возрасте получил право – такие в Советском Союзе были порядки – на сольный концерт в двух отделениях. И постепенно я стал вставлять в концерты стихотворные блоки – сначала минут 10, читал и Мандельштама, и Пушкина. Доверия публики я по­прежнему добивался шутками­прибаутками, и вот когда они были готовы, резко ломал жанр концерта и читал стихи. Мои родители как­то пришли на один из концертов.

Это было на Рижском взморье в прекрасном зале «Дзинтари». (Мы в этот зал всегда ходили с отцом на классические концерты, он был большим знатоком классической музыки). После выступления папа сказал мне: «Всегда читай стихи. Делай это независимо от того, кто твоя публика. Это поможет им глубже понять тебя и смотреть на жизнь многослойней». Когда мне исполнилось пятьдесят, я принял решение: не ездить по миру с концертами – просто работать в театре, а если и выступать, то только читать стихи.

 

» Вы читаете стихи очень проникновенно, как будто сами написали их или пережили что-то подобное…

Я выбираю для программы определенные стихи – я не могу читать поэзию, которая не «проросла» через меня. Я очень люблю Мандельштама. Он был запрещенным. Когда мы с папой получили полное собрание его стихов из Вашингтона, целую ночь напролет читали их друг другу, приобщаясь к его непостижимой и непонятной, но затягивающей поэзии. Я по строчке постигаю его всю жизнь, он сразу не раскрывается. Иногда какая­то строчка приходит мне на ум, и просто жутко становится – кажется, что так нельзя придумать… Например, об импрессионистской картине Мане он пишет: «Художник нам изобразил / Глубокий обморок сирени / И красок звучные ступени / На холст, как струпья, положил». Как точно сказано.

 

» Мнение родителей всегда было для вас важно?

Похвала отца всегда была лестна, но я никогда не относился к его мнению очень внимательно. Он был,
в первую очередь, папой, и хоть он любил меня не только как сына, но и как артиста, у меня были гораздо более строгие судьи, и на них я ориентировался. Отец меня очень любил, что мне всегда помогало, когда я терял веру в себя. Одновременно это делало его не самым ценным критиком и учителем. Например, читать стихи в зале, в котором есть свет, когда ты видишь зал – это практически невозможно. Отец говорил не с залом, а с темнотой.

 

» Посвятив себя полностью театру, вы сознательно отказываетесь от «места в истории» – ведь спустя десятилетия люди смогут оценить актерскую культуру только по фильмам.

Если говорить всерьез, то киноартист и артист сцены – это две разные весовые категории. По тому, как работает актер на экране, конечно, что­то можно сказать, но сцена все расставляет на свои места. Кино – это технический вид искусства, замечательный, но надо помнить, что это искусство обмана. В кино можно переозвучить, перемонтировать – а значит, на актере лежит гораздо меньше ответственности. В кино другие ритмы – актер не сыграл, ну и черт с ним. Театр – это воздействие напрямую, через воздух.

Экран – он всего лишь экран. Я, например, всю жизнь считал, что хорошо понимаю, кто такая Алла Пугачева, и как­то раз пришел на концерт, где она выступала с Раймондом Паулсом. Алла Борисовна меня «размазала по стенке» своим талантом – телепередачи не давали ни малейшего представления о степени ее дарования. Вот так и моего отца, Аркадия Райкина, большинство знали по «Голубым огонькам» и другим телепрограммам. Это неплохо, но нужно было находиться в зрительном зале, чтобы почувствовать этот ураган таланта. Мне становилось иногда и страшно, и жалко самого себя – жалко, что я так выступать никогда не смогу. После одного такого выступления я пришел к нему за кулисы, тогда еще у меня не было своих денег, я занял у него рубль и сказал: «Папа, ты такой потрясающий артист!» А он мне: «Вот, возьми еще рубль». (Смеется.)

 

» Сегодня вы работаете с молодежью – с 2001 года преподаете в Школе-студии МХАТ. Какие они – будущие звезды российского кино и театра?

Я набрал недавно уже третий курс. Мне они кажутся самыми интересными из всех ребят, с которыми я занимался раньше. Они очень талантливы и открыты.

 

» То есть в этот раз вы нового Маковецкого не пропустили? Говорят, именно из-за вас он не попал в ГИТИС.

Да, не разглядел я талант – он так переволновался, когда читал военные стихи… Но пробился же. Вообще мужчинам, как мне кажется, пробиться в нашей профессии легче – их меньше, и институты ведут за них настоящую борьбу!

 

» Ваша дочь выбрала актерскую профессию. Это ваше влияние?

Наверное, это семейное. Полина на сцене «Сатирикона» появилась первый раз лет в шесть. Она окончила курс заслуженного артиста России П. Е. Любимцева в «Щуке» и, кажется мне, быстро развивается как актриса. Долго отказывалась играть у нас в театре. Я ее понимаю, сам долгое время не хотел играть у отца. Она играла одновременно в нескольких театрах, сейчас пришла и в наш театр.

Leave a Reply