Кимоно: от Киото до подиума
Светящаяся фарфоровая кожа, загадочные миндалевидные глаза, нежный овал лица… Миниатюрная грациозная фигура скрыта в экзотическом шёлковом одеянии, с подола которого взлетают журавли или расцветает сакура…
Образ прекрасной женщины в кимоно пронизывает японскую поэзию и прозу, а сам древний национальный наряд стал одним из символов Страны восходящего солнца в мире.
Но не стоит воспринимать кимоно как застывший в традиционных рамках запылившийся экспонат этнографического музея – кураторы грандиозной выставки «Кимоно: от Киото до подиума» в Лондоне утверждают: это динамичная и постоянно развивающаяся икона моды! В залах музея Виктории и Альберта представлено более 300 экспонатов, посвящённых эволюции кимоно с XVII столетия до наших дней: редкие исторические образцы, кимоно от-кутюр, тематические костюмы из фильмов, концертов и перформансов; произведения современных японских дизайнеров, а также живописные и графические работы, фильмы, аксессуары и другие объекты из музейных и частных коллекций Великобритании, Европы, Америки и Японии.
Конечно, это не первая, хоть и самая масштабная из когда-либо проходивших в Европе выставок кимоно. Что отличает её от предшествующих экспозиций – так это кураторская концепция: Анна Джексон рассматривает культовый предмет одежды не только в контексте Японии, но и пытается проследить его интеграцию в западную культуру и наоборот – исследовать, как Запад повлиял на кимоно. Изменён даже метод экспонирования: вместо традиционной музейной развески на горизонтальных рейках, дающей полный обзор и возможность насладиться искусством мастеров во всей красе, Джексон надевает кимоно на специально изготовленные манекены. В итоге исчезает музейная отстранённость экспонатов, кимоно оживают, обретают трёхмерный объём, свою «фигуру», выходят на подиум как объект моды.
Интересно, что вплоть до XIX века слово кимоно в Японии обозначало «то, что носят», то бишь по сути любую одежду. Однако европейцы, открывшие для себя целый материк неизведанной культуры, восприняли слово как специальное название шёлкового халата с широкими рукавами и поясам. Началась путаница, так что японцам, которые к тому времени наряду со своей традиционной одеждой стали носить и западное платье, даже пришлось придумывать новый термин для обозначения своего национального костюма – вафуку. Но европейцы такими деталями не заморачивались, и после Второй мировой войны и в самой Японии слово «кимоно» стало употребляться как синоним «вафуку». Хотя и не потеряло своего более широкого значения – «то, что носят».
История с названием – лишь верхушка айсберга в понимании культурных, социальных и философских пластов, стоящих за каноническим предметом японского гардероба. Любуясь рисунками, вышитыми или вытканными на кимоно, мы часто и не подозреваем о целом комплексе скрытых смыслов, заложенных в сюжеты и цветовые гармонии. Японцы верили в магическую силу слова, и эта вера резонировала в декоре одежды. К примеру, слова со значением «раскрываться», «расти» считались благоприятными, а значит, и ассоциирующиеся с ними изображения несли позитивный посыл – веер, цветы, деревья. Но и тут был свой нюанс: если на рисунке веер был раскрыт полностью, а у цветов отсутствовали бутоны, изображение расценивалось как неблагоприятное – ведь в этом случае исчезала перспектива развития, и японцы связывали это с ощущением предела, за которым следовал упадок. Что ж до изображений, ассоциировавшихся с несущими негативный смысл словами типа «увядать», «утекать» или со стихийными бедствиями и болью, то у них и вовсе не оставалось шансов пройти «фейсконтроль» для кимоно. Человек, надевший наряд с рисунком вздымаемых ветром волн, подвергался опасности навлечь на себя беды и жизненные штормы; даже изображения прекрасных роз из-за ранящих шипов крайне редко попадали на шёлковые просторы кимоно.
Интересно в этом контексте перекрёстное опыление между классической литературной традицией и костюмом периода Хэйан (IX–XII вв.). В хрониках, поэтических сборниках и романах, написанных аристократами, одежде и связанным с ней обычаям и правилам уделялось пристальное внимание. В свою очередь художники, в поисках мотивов и сюжетов для декора кимоно, обращались к литературе и поэзии. В книге «Записки у изголовья» писательница хэйанской эпохи Сэй Сёнагон с вдохновением описывает осенний наряд придворной дамы:
«Дама казалась настоящей красавицей… на ней была нижняя одежда из густо-лилового шёлка, матового, словно подёрнутого дымкой, а сверху другая – из парчи жёлто-багрового цвета осенних листьев, и ещё одна из тончайшей прозрачной ткани. Пряди её волос, волнуемые ветром, слегка подымались и вновь падали на плечи. Это было очаровательно… Да, она умела глубоко чувствовать!..»
Кстати, это же название – «Записки у изголовья» (Pillow Book) – выбрал британский кинорежиссёр и художник Питер Гринуэй для своего суперэстетского фильма, в сюжет которого вплетены сцены из жизни Сэй Сёнагон. Если кто-то ещё не посмотрел эту кинокартину 1995 года, очень рекомендую.
Но вернёмся в эпоху Хэйан. Согласно новым эстетическим традициям времени, одежда не только должна была давать представление о социальных и культурных аспектах личности, но и становилась частью дизайна интерьеров: кимоно нередко развешивали на специальных рамах, подобно картинам. Наряды придворных дам превратились в многослойные сложные ансамбли, состоящие из одетых одно поверх другого тонких шёлковых кимоно: количество «поддёвок» варьировалось от 10 до 16! При этом все слои имели разные цветовые оттенки, правильное сочетание которых было целым искусством: надевая белое поверх бордового, получали цвет вишни, а белое поверх лилового давало цвет сливы. Всё это считалось важным, поскольку колористическая гамма и рисунок наряда должны были соответствовать сезону, гармонируя с окружающей природой. Орнаменты в основном черпали из живописи, в соответствии с популярными сюжетами четырёх времён года: рисунок с соснами и бамбуком носили зимой, с бабочками и вишнёвым цветом – весной, водные мотивы – летом, листья японского клёна – осенью.
На протяжении столетий кимоно претерпело немало трансформаций. В средние века, когда у руля встали суровые самураи, количество слоев уменьшилось, кимоно стало более аскетичным, на арену вышло косодэ – платье прямого кроя с укороченными рукавами; появился и пояс оби – правда, поначалу его завязывали спереди.
Только к XVII веку конструкция кимоно сформировалась окончательно. Изготавливали его из длинного 12-метрового полотнища ткани шириной 35 сантиметров, разрезанного на прямоугольные детали и сшитого стандартным способом. Простой универсальный крой отдавал первую скрипку декору: роскошные узоры, превращавшие кимоно в произведения искусства, создавались при помощи разнообразных сложных техник, включая и ручную роспись по ткани. Именно в этот период, в середине XVII века, кимоно были впервые экспортированы в Европу, поразив воображение тогдашних денди и модниц; а вскоре корабли уже повезли в Японию иностранные ткани, которые местные мастера стали охотно привлекать в культуру кимоно. На выставке в музее Виктории и Альберта представлены редкие уцелевшие примеры этого раннего периода культурного обмена – кимоно сделанные в Японии специально для голландцев, а также наряды из французской парчи и индийского ситца.
В рассказ о странствиях знакового предмета японского гардероба по миру включены и произведения искусства. На холсте 1678 года голландского художника Золотого века Gerard Hoet молодая хозяйка замка Зюйлен Анна Элизабет ван Риде позирует для портрета в красочном шёлковом платье в стиле кимоно, густо расшитом цветами. Наряд выбран, скорее всего, чтобы продемонстрировать статус и вкус дамы, идущей в ногу с веяниями времени, когда голландские торговые суда «завезли» в Европу моду на кимоно. Ещё один пример увлечения состоятельных европейцев стилем японской одежды в XVIII веке – роскошный халат, прибывший на выставку из Шотландии, где он более трёхсот лет прожил в гардеробе сэра James Dalrymple, заказавшего модный наряд ещё в 1711 году.
В конце XIX – начале XX века увлечение японским искусством и дизайном победно распространяется по миру. Кимоно продают в фешенебельных универмагах типа Liberty в Лондоне, особенно востребованы эти экзотические наряды в артистических кругах – как признак богемного вкуса. Япония удовлетворяет растущий спрос вышитым «кимоно для иностранцев», а местные изготовители включают в свой арсенал европейские технологии и химические красители. На более глубинном уровне влияние кимоно на западную моду воплотилось в работах таких кутюрье как Поль Пуаре, Мариано Фортуни и Мадлен Вионнет, объявивших войну корсетам в пользу слоёв ткани, свободно драпирующих тело. Шумный успех оперы Джакомо Пуччини «Мадам Баттерфляй», премьера которой прошла в 1904 году в Милане, а в 1906-м – в Париже; огромный интерес европейских художников к произведениям японских мастеров гравюры на дереве Утамаро, Хокусая, Хиросигэ, своеобразно преломившийся в работах импрессионистов, список можно продолжить….
А тем временем в Японию, вышедшую в конце XIX века из добровольной изоляции, проникли влияния «круглоглазых варваров»: ткани и одежда западного образца медленно, но настойчиво вытесняли кимоно с передовых позиций на территорию одежды for special occasions. Вот что это вылилось в современной Японии, мы уже знаем.
Кульминационный аккорд шоу приберегли напоследок: завершающие залы рассказывают о вдохновляющем влиянии кимоно на дизайнеров моды нашего времени. Куратор представляет, как этот культовый предмет одежды был переосмыслен в моде и кинематографе XX – начала XXI веков: кимоно Оби-Ван Кеноби из «Звёздных войн»; костюмы из фильма «Мемуары Гейши», разработанные Коллин Этвуд, за которые она получила «Оскар»; сценическая версия наряда от Жана-Поля Готье для клипа Мадонны Nothing Really Matters; платье, созданное Александром Маккуином для исландской певицы Бьорк, в котором она запечатлена на обложке своего знаменитого альбома Homogenic; любимое кимоно солиста группы Queen Фредди Меркьюри, а также модели Ива Сен-Лорана, Рэй Кавакубо, Джона Гальяно, произведения современных модельеров Хироко Такахаси, Йоджи Ямамото, Дуро Олову и Тома Брауна… Калейдоскоп авторских интерпретаций феномена японского гардероба впечатляет изобретательностью и творческой энергией, но мне, честно говоря, больше по душе исторический раздел выставки. Одно из моих любимых кимоно в экспозиции – наряд для молодой женщины (1800 – 1830 гг.), вероятно созданный в Киото: оранжевая река с белыми барашками волн, поднимаясь с подола, широкой дугой растекается у пояса, захватывая рукава, описывает петлю и снова вольным потоком разливается по спине и плечам; и повсюду вдоль движения реки её сопровождают стройные зелёные стебли фиолетовых ирисов на белом фоне – всего несколько красок, но какая бездна поэзии и высокого вкуса!
KIMONO: KYOTO TO CATWALK
V&A
