Грузия монамур
На Кавказе всегда склонны к преувеличению. Там не бывает каких-то рядовых событий, почти не бывает каких-то нейтральных людей. Либо очень хорошие, либо очень плохие. Даже если человек, прямо скажем, звезд с неба не хватает, не вышел внешностью, не одарен красноречием и вообще является образцом серости и скукотищи, о нем все равно скажут в превосходной степени: «Этот Гоги такой скучный человек, что у него в прошлом году, помнишь, поросенок жил? Повесился, слушай, от тоски!»
Грузия – моя особая любовь. Я там жил. И даже пережил войну. В период взросления это было особенно полезно. Там все не так, как в обычной жизни. Друзья там, когда пьяные, постоянно признаются тебе в любви, а когда трезвые – могут запросто напрыгнуть на тебя сзади и, повалив на землю, закрыть тебя собой от внезапно начавшегося обстрела из установки «Град». Про врагов говорить не стану, но, поверьте мне, их ничтожество и мерзость настолько очевидны, что сомнений никаких в их злокозненности совершенно не возникает. Но речь сегодня не о врагах. Оставим их корчиться в корчах зависти от того, какие у меня в Грузии хорошие друзья!
А друзья действительно замечательные! И у всех интересная работа: от командира антитеррористического подразделения до вора в законе. Именно поэтому их имена я изменю в своем рассказе – уж больно люди уважаемые в своих кругах.
Ну, так вот, после почти десятилетней разлуки с Поти, небольшим и уютным городком на берегу Черного моря, я таки приехал на встречу с друзьями. Мой верный друг Ираклий Циргвава встречал меня в аэропорту прямо у трапа самолета. Вообще-то на летное поле выходить нельзя, но если встречать друга, «великого врача, гуманиста и просветителя из Лондона», то можно. С бутылкой вина и большим, 75-процентным сегментом хачапури. Недостающие 25 процентов хачапури были съедены Ираклием в процессе отчаянного ожидания, за что он извинился, сказав: «Слушай, эти пилоти, что там себе думают? Почему так медленно прилетел? Нам закусиват нечем било!» После дружеских объятий мы сели в черный спортивный БМВ Гиви Махарадзе, страстного борца с контрабандистами и моего одноклассника. Я по английской привычке сразу же пристегнулся ремнями, на что Гиви мне сказал: «Слуши, не пристегивайся, пожалуйста, а? Неудобно палучается… Эту машину в городе все знают, никто не остановит, но увидят что ми все пристегнутие – подумают, что обкурились…» С сиреной и мигалкой, как и подобает уважаемым людям, проследовали в дом Ираклия, где нас ждал шикарнейший стол, накрытый тетей Майей – непревзойденным мастером кулинарного искусства и по совместительству дирижером симфонического оркестра.
День первый
О том, что было на столе в тот вечер, рассказывать не буду, чтобы читатель не захлебнулся слюной. Или нет, расскажу! Ледяное молодое янтарное вино в запотевших кувшинах, сыр сулугуни, нежный, как дыхание девственницы, сациви, бхали, хинкали, источающие божественный сок, и венец стола – молочный поросенок, жаренный на вертеле. Тот самый поросенок, который …«когда узнал что ти приезжаешь – пошел и сам зарэзался, да?!!!!» И все это в честь великого врача и хирурга. Величина меня, как хирурга, кстати, неуклонно возрастала пропорционально количеству выпитого вина…
Весть о приезде «гинеколога Английской Королевы» быстро распространилась по улице Микаберидзе, и в дом стали приходить незнакомые мне люди с целью массового френдования. Мужчины жали мне руку, выпивали стакан вина и говорили «Маладэс!», женщины в возрасте восхищенно качали головой и говорили друг другу шепотом «Ра кай бичи а! », а молоденькие девушки краснели, смущались и говорили «Добро пожаловать в Грузию!»
Я же сидел, болван-болваном, с улыбкой до ушей и после третьего графина мог произнести только «Диди гмадлоба» и «Гаумарджос», что примерно переводится как «За здоровье!» причем на каком-то этапе, из-за внезапно поразившей меня икоты, выходило примерно так: «Гаумар-ик-ждос!», но это ни в коем случае не умаляло моей популярности. Подтягивались одноклассники, друзья друзей и соседи соседей. Графины наполнялись вином, и, будто по щучьему велению, на столе появлялись все новые и новые угощения.
К гостям вышел дедушка Хута. Никто не знал точно, сколько ему лет. Известно было только, что он брал Берлин уже в достаточно зрелом возрасте. На вопрос «Дедушка Хута, сколько вам лет?» он обычно говорил: «Мне, сынок, сто шестдесят три года и из них я уже 103 года на пенсии!» Помню, когда мы только закончили школу, в 91-м году, дедушка Хута собрал всех одноклассников Ираклия в мандариновом саду, выкатил внушительную дубовую бочку и произнес следующую речь: «Этот коньяк я поставил в 1973 году, когда Ираклий появился на свет. И теперь, когда ему исполнилось 18 лет, я хочу открыть эту бочку, чтобы ви попробовали этот райский нектар!» Ираклий, стоявший у меня за спиной и не понаслышке знакомый с творчеством Нодара Думбадзе, как бы сам себе, тихо пробубнил «Эээ… там уже, наверное, и половины нэту…»
Как же я был рад увидеть своих школьных друзей! Это вам не одноклассники.ру, когда все приходят, а поговорить не о чем. Там все по-другому! Как будто и не расставались… И Мишка Гамбаров, который доводил учителя истории до клонико-тонических судорог, вылезая незаметно в окно во время урока, а потом, как ни в чем не бывало, приходя в класс, просил прощения за опоздание. И так пять раз. И Лешка Шиповалов, которого в седьмом классе закатали в ковер, чтобы спокойно выпить его лимонную водку, которую он прятал от верных друзей; и Дато Куция, на дне рождения у которого я, в первый раз серьезно попробовав алкоголь, танцевал на столе «Шелохо», а потом упал замертво и проспал весь следующий день. И Кичо, который на вопрос, почему он едет на машине с включенными аварийными огнями, на ходу вылезал из машины и отвечал: «Ти что, не видишь, какой я пияний?», а потом быстро догонял ее и прыгал обратно… Все эти люди были там. Это была настоящая встреча друзей.
День второй
Ничего не помню.
День третий
Возникла затея пойти на охоту. Я-то на охоте никогда не был, но всю жизнь страстно ее любил. Гиви сказал: «Слуши, на охоту надо вставать рано, не знаю, как ти справишься с этим! » Я заверил Гиви, что всю ночь не сомкну глаз и при этом к вину вечером почти не притронусь. Ровно в 4 утра Гиви стал бросать камни в окна спальни. Так как окна он перепутал, то тетя Майя, решив, что дом атакуют злоумышленники, громко и замысловато обещала спустить на него огромную овчарку, если он не уберется восвояси. Проснувшийся Ираклий, высунувшись из соседнего окна, уверял тетю Майю, что собака околела 10 лет назад и из зверей в доме одни куры. На что проснувшийся дядя Гиули заорал, что если все сейчас же не угомонятся, то он уйдет из дома в женский монастырь. После того, как инцидент был исчерпан, я начал примерять охотничий костюм. Он состоял из старых джинсов Ираклия, морской робы и военной панамы, в которую я воткнул куриное перо. Замечание Гиви, что я «вигляжу, как Гойко Митич», я полностью проигнорировал и потребовал немедленно показать мне ружья.
Вместо обещанных «старинных мушкетов нашего княжеского рода» Гиви принес три автомата Калашникова и ведро патронов. На мой удивленный взгляд он ответил: «Слушай с этими ружьями что охотишься, что радио слушаешь – одинаково! А этот автомат хароши – один раз на курок нажал и стреляй, пока не попадешь, да?»
Ехали долго, через перевал, по серпантину, распугивая туристические автобусы. Дичи, настроенной сидеть и ждать, когда улюлюкающие придурки с перьями в головах (да простят нас голые куры, нервно бегающие по деревне), начнут на них охотиться, в горах было мало, зато много было консервных банок и всяких бутылок, по которым мы и расстреляли ведро патронов. Оказалось, моя жена неплохо стреляет. Я уверен, что она не та, за кого себя выдает.
Так как без добычи возвращаться домой было «неудобно, слуши», то по дороге в гости к горным родственникам Ираклия на базаре был куплен живой поросенок. Его положили в багажник в холщовом мешке и, конечно же, про него сразу забыли, потому что в селении нас ждал роскошный стол.
И опять было вино рекой, тосты за дружбу и за родителей. Мне потом сообщили, что под конец вечеринки я требовал отставки Саакашвили и немедленного, я цитирую: «возрождения культурных традиций грузинского футбола». Утром все вспомнили про поросенка и, отведав ледяной воды из родника и проголодавшись, скорее кинулись его «немедленно жарить». Удивлению нашему не было предела, когда поросенка… в багажнике не оказалось. Мешок был – поросенка не было. Версия Гиви, что поросенок оказался Дэвидом Копперфильдом и выбрался из закрытого багажника, была сомнительной, и мы немедленно приступили к опросу мирных жителей.
Через час упорных поисков сосед подруги Софико, жены Ираклия, дал показания, позволившие нам ухватить нить расследования. Он показал, что видел, как на рассвете шатающийся Ираклий с поросенком на руках стоял на вершине холма и провозглашал следующее: «Эй ! Поросенок! Шени карги моутхан! Ми с тобой одной крови! Я отпускаю тебя! Иди с миром и передай своим братьям, чтобы жили в любви и не ссорились!» Сосед подруги Софико также показал, что в лучах утреннего солнца на щеке у Ираклия сверкнула скупая слеза. Преступление века было раскрыто. Мой друг и раньше отличался сентиментальностью, и мы его простили. На обед пришлось ограничиться вчерашними хачапури, сациви из курицы и жареными баклажанами с кинзой и чесноком. В дорогу нам дали тридцатилитровую бочку вина, чтобы я «угостил Английскую Королеву».
Мой кратковременный отпуск заканчивался. Нас ждал перелет и дождливый Лондон.
ДЕНИС ЦЕПОВ — самый известный в Лондоне русскоязычный женский врач.
Он же бывший КВН-щик, популярный блоггер Матрос Кошка и автор известной книги «Держите ноги крестиком. Русские байки английского акушера».
Он же колумнист литературного журнала «Русский Пионер».
