Форте&Пиано судьбы Шопена

1 марта 1810 г. в местечке Желязова-Воля близ Варшавы родился Фредерик Франсуа Шопен – великий польский композитор, пианист-виртуоз, педагог.

Шопена вальс капризно-утонченный…
Кто не слыхал чарующие звуки?
На чьих устах не теплилась улыбка
И в чьих глазах не проблеснула искра
Полулюбви, а может, полугрусти
От звуков этих, вычурно-игривых
И грустных, будто вечер золотой,
И страстных, будто поцелуй нескромный?

 Максим Рыльский, из стихотворения «Шопен»,
перевод с украинского Алекса Ершова.

Фредерик Шопен вошел в этот мир, когда его отец играл на скрипке. Знак судьбы? Или красивая легенда? Зато достоверно известно, что на музыкальные звуки малыш Шопен реагировал весьма своеобразно: стоило ему услышать, как мама поет или папа играет на флейте, Фредерик немедленно заходился в плаче. Только когда мальчик заговорил, ситуация прояснилась: оказалось, крошка Шопен лил слезы не потому, что боялся или не любил музыку, – просто мелодичные звуки переполняли его радостными эмоциями, которые он выражал громким плачем.

К пяти годам Фредерик уже бойко играл на фортепиано несложные пьески, которым его учила старшая сестра Людвика. Музыка постоянно звучала в доме: глава семьи, француз Николя Шопен, преподававший в лицее французский и немецкий языки, играл на скрипке и флейте, мать – полька Юстыня Кжижановская обладала прекрасным голосом, играла на фортепиано.

С семи лет Фредерик начал заниматься с преподавателем – известным в Варшаве чешским музыкантом Войцехом Живным. Мальчику хотелось побыстрее вырасти и брать на фортепиано широкие «взрослые» аккорды. Чтобы растянуть пальцы, он вставлял между ними деревяшки и, несмотря на боль, даже спать укладывался с этими жесткими приспособлениями.

Музыкальная одержимость, восприимчивость, фантазия в импровизациях, какой-то прирожденный пианизм юного Шопена поражали современников. В 1818 г. одна из варшавских газет писала о его первом музыкальном сочинении: «Автор этого «Полонеза» – ученик, которому еще не исполнилось 8 лет. Это настоящий гений музыки, с величайшей легкостью и исключительным вкусом исполняющий самые трудные фортепианные пьесы и сочиняющий танцы и вариации, которые вызывают восторг у знатоков и ценителей. Если бы сей вундеркинд родился во Франции или Германии, он привлек бы к себе большее внимание».

Почувствовав себя новым Леопольдом Моцартом, Николя Шопен с гордостью возил Фрицека выступать на званых вечерах, в светских салонах, а бывало, и во дворцах – желающих услышать игру «польского Моцарта» было более чем достаточно. К 12 годам исполнительский уровень Шопена не уступал лучшим польским пианистам. Преподаватель Живный, сам прекрасный музыкант, отказался от занятий, заявив, что больше ничего не может дать своему ученику.

После окончания лицея Фредерик поступил в Варшавскую консерваторию, где изучал теорию музыки и композицию под руководством композитора Йозефа Эльснера. «Изумительные способности. Музыкальный гений» – так кратко охарактеризовал Эльснер своего студента. А гений учился, сочинял музыку и продолжал выступать с концертами. В те годы Шопена называли лучшим пианистом Польши, а два сочиненных им концерта для фортепиано с оркестром (1829-1830 гг.) не оставляли сомнений в высокой композиторской одаренности музыканта.

Блестящие выступления в Варшаве, Кракове, Вене… Стало очевидным – Фредерику пора отправляться в длительное концертное турне. Но, несмотря на настойчивые уговоры родных и друзей, он никак не мог решиться на этот шаг. Отец особенно настаивал на поездке в центр искусств – Париж. Трижды назначали дату отъезда – и трижды откладывали. Каждый раз накануне поездки Фредерик заболевал: мучили кошмары и плохие предчувствия – казалось, он навсегда покидает родную Польшу. Лишь в ноябре 1830 года двадцатилетний музыкант выехал из Варшавы. Друзья подарили ему на память серебряный кубок, наполненный польской землей, а учитель Эльснер сочинил напутственную кантату, которую студенческий хор пропел Фредерику на прощание в предместье Варшавы.

Шопен доехал до Мюнхена, когда его догнала тревожная новость: в Варшаве началось восстание против российского самодержавия. Он хотел сразу же вернуться – ведь среди организаторов мятежа были друзья, близкие. Но родные настойчиво отговаривали – пусть он лучше останется живым, свободным и служит родине своим искусством. Шопен покорился и продолжил поездку. Известие о жестоком подавлении восстания и расправе над участниками настигло его по пути в Париж. Сейчас можно только гадать, что случилось бы, если бы патриотически настроенный Фредерик поддался импульсу и вернулся в Польшу – ждала бы его смерть на баррикадах или в тюрьме? И появились бы на свет все те шедевры, что создал он в последующие годы? Включая горький, отчаянный, сметающий вихрь «Революционного этюда», которым душа композитора отозвалась на трагедию родной земли.

Поначалу Шопен завоевал Париж как пианист. Его манера исполнения – одухотворенная, проникновенная, искренняя, поэтичная – резко отличалась от ошеломлявшей техническим блеском игры виртуозов – Калькбреннера, Герца, Гиллера. Пианист и композитор Ференц Лист, присутствовавший на первом концерте Шопена в зале Плейеля, вспоминал, что «аплодисменты, возраставшие с удвоенной силой, казалось, никак не могли достаточно выразить наш энтузиазм перед лицом таланта, который наряду со счастливыми новшествами в области своего искусства открыл собою новую фазу в развитии поэтического чувства». На публичных концертах, в салонах польских и французских аристократов Шопен по большей части исполнял собственные сочинения. Услышав его вариации на тему из оперы Моцарта «Дон Жуан», композитор Роберт Шуман произнес знаменитую фразу: «Шапки долой, господа, – перед вами гений».

Вот только издатели не спешили покупать произведения Шопена. Как и в Вене, они соглашались их публиковать, но… бесплатно. Пришлось взяться за преподавание: композитор давал частные уроки фортепианной игры, работая по 5-7 часов в день. У него был подлинный педагогический дар, помноженный на трудолюбие, доброту, воодушевление и глубокие разносторонние знания. Одна из студенток вспоминала, как однажды во время урока Шопен исполнил на память 14 прелюдий и фуг Баха. А в ответ на ее восторги заметил со своей обычной меланхоличной улыбкой: «Это не забывается никогда».

Состоятельные ученики платили хорошо, и Фредерик теперь жил в фешенебельном районе Парижа. Известность композитора росла, он много сочинял. Шопен обладал выдающимся композиторским даром и мог бы создать великие симфонические творения и оперы. То, что он посвятил свое творчество практически целиком фортепианной музыке, наверное, во многом обусловлено его натурой – как человек замкнутый, чувствительный и ранимый, Фредерик более комфортно чувствовал себя в рамках камерных жанров.

Портреты Жорж Санд и Шопена работы Эжена Делакруа, 1838

Зато в этой сфере немногие композиторы могут сравниться с Шопеном. Его новаторство в области музыкальных форм, обогащении гармонии и фортепианной фактуры было беспрецедентным в эпоху романтизма. Шопен создал жанр инструментальной баллады, возродил прелюдию, опоэтизировал и драматизировал танцы – мазурку, полонез, вальс, сделал скерцо самостоятельным произведением, а этюды из технических экзерсисов превратил в эмоциональные цельные художественные сочинения. Во многих творениях мастера органически переплелись мотивы польского фольклора и классические традиции музыки Баха, Моцарта, Шуберта. Современник Шопена, композитор Шуман, однажды сказал: «Если бы сейчас жил Моцарт, он написал бы концерты Шопена».

Жизнь в Париже складывалась удачно – композиторский талант Шопена вызывал восхищение публики и музыкального мира, издатели охотно приобретали его новые сочинения, а брать уроки у Фредерика почиталось за большую честь, доступную лишь избранным, – как и услышать его игру. Шопен не любил публичных концертов (за всю жизнь выступал не более 30 раз), предпочитая выступления в салонах аристократической и литературной элиты, а позднее – в собственных апартментах в узком кругу близких людей. Среди друзей Шопена – многие выдающиеся современники: композиторы Ференц Лист, Гектор Берлиоз, Феликс Мендельсон, Роберт Шуман, поэты Генрих Гейне и Адам Мицкевич, художник Эжен Делакруа.

Особые отношения связывали Фредерика с писательницей Жорж Санд (псевдоним Авроры Дюпен). «Я познакомился с большой знаменитостью, госпожой Жорж Санд, однако еe лицо мне не понравилось… Что за неприятная особа! Да и женщина ли она вообще?» – написал Фредерик после первой встречи с мадам Санд в салоне графини д’Агу. Вопрос не риторический: Жорж Санд в строгом мужском костюме, с дымящейся сигарой во рту вела себя не по-женски раскованно и вызывающе.

В свои 32 она потеряла счет молодым любовникам, а от единственного брака имелось двое детей – дочь Соланж и сын Морис.

Несмотря на столь нелестный первый отзыв, это было началом романа Шопена и Санд, продлившегося 10 лет. Фредерик к тому времени пережил несчастную любовь. Его надеждам сочетаться браком с красавицей Марией Водзинской не суждено было осуществиться – узнав, что младшая сестра Шопена умерла от туберкулеза, родители разорвали помолвку дочери, опасаясь (и, как оказалось, не без оснований), что это наследственная болезнь семьи. Собрав письма от Марии и ее матери в коробку, музыкант написал сверху по-польски: «Моя трагедия».

Странной они были парой: Фредерик с его нежной хрупкой поэтичной натурой, тонким изысканным вкусом, скромностью и доходящей до болезненности деликатностью был прямым антиподом властной, темпераментной, раскрепощенной, обожающей шокировать публику эмансипе Санд. К Шопену, который был на 6 лет младше, писательница относилась по-матерински покровительственно, утверждая: «У меня теперь трое детей – мои двое и Шопен».

«Вы презираете мужчин даже больше, чем Дон Жуан женщин», – сказал как-то Шопен Жорж Санд. «Дорогой, я просто вынуждена согласиться с тем, что о нас болтают в салонах: я напоминаю джентльмена, а вы – изысканную леди», – отрезала писательница. И все же Санд гордилась успехами своего Шипетто или Шопинского, как она в шутку называла Фредерика. «Один ваш вальс стоит всех моих романов», – убеждала писательница.

Самоотверженно ухаживала за ним, когда во время их пребывания на Майорке у композитора обострилась чахотка.

Друзья по-разному оценивали их непростые отношения: кто-то называл подверженного меланхолии болезненного Шопена «злым гением» и «крестом» Санд, ее «моральным вампиром»; другие, как Ференц Лист, напротив, утверждали, что это Аврора – «ядовитое растение», отравившее жизнь композитора, виновница его гибели. В одном из последних писем Шопену Санд написала: «Жизнь чаще похожа на роман, чем роман – на жизнь». Трудно быть объективным более столетия спустя; достоверным остается лишь то, что в годы, когда они были вместе, Шопен написал свою лучшую музыку, а Жорж Санд – лучшие романы.

Разрыв с Санд и стресс обострили течение болезни. В 1848 г. ученица и покровительница Шопена, знатная шотландская баронесса Джейн Стерлинг, и ее сестра организовали поездку композитора в Великобританию. Публичные концерты и многочисленные выступления в домах английских и шотландских аристократов, переезды из замка в замок утомляли композитора, а сырой климат усугубил и без того прогрессирующий туберкулез. Когда в ноябре 1848 г. Шопен играл свой последний публичный концерт в поддержку польских беженцев в лондонском Guildhall, его вес составлял меньше 45 кг. По поводу романтических знаков внимания, которыми Стерлинг одаривала Фредерика, он написал другу: «Чувствую себя куда ближе к могиле, нежели к супружескому ложу».

По возвращении в Париж состояние композитора оставалось тяжелым. Свое последнее сочинение – мазурку фа-минор – он уже не смог сыграть, а лишь записал на бумаге. Многолетняя тоска по родине, семье отступила, когда по просьбе Фредерика из Польши приехала его сестра Людвика. На ее руках в окружении нескольких близких друзей Шопен скончался 17 октября 1849 г.

На похороны, состоявшиеся почти две недели спустя, поклонники творчества композитора ехали из Англии, Германии, Австрии. Желающих проститься было столько, что в парижскую церковь Святой Мадалены, где проходило отпевание, впускали только по билетам. Звучал «Реквием» Моцарта, прелюдии Шопена, а на кладбище Пер-Лашез был исполнен «Похоронный марш» композитора из фортепианной Сонаты № 2. Тот самый, что и сегодня звучит в скорбные дни похорон и о котором писатель Олеша сказал: «…Какими только оркестрами не исполняется этот марш, это гигантское рыдание, вырвавшееся более ста лет назад из узкой груди молодого человека!»

Кубок с польской землей захоронен в могиле Шопена, а свое сердце он завещал похоронить в Польше. Людвика выполнила просьбу брата – привезла его сердце в сосуде в Варшаву. Долгое время реликвию приходилось скрывать от царских властей дома, затем в подвалах костела. Лишь через 30 лет после смерти композитора его сердце в хрустальном сосуде со спиртом, помещенном в дубовую шкатулку, было вмуровано в стену барочной базилики в костеле Святого Креста. На мраморной плите – строка из Библии: «Где сокровище твое, там и сердце твое».