Эдвард Мунк. Портреты. Психологические исследования
Если вы когда-нибудь ловили себя на том, что стоите перед «Криком» Эдварда Мунка и сами мысленно начинаете кричать — добро пожаловать в клуб. Эта картина стала настолько универсальным символом экзистенциального ужаса, что недавно чуть не потеряла свой первоначальный вид из-за… дыхания посетителей. Да, воздух оказался не только невидимым, но и разрушительным. Но мало кто знает, что за пределами визжащих мостов и размазанного неба, Мунк был ещё и потрясающим портретистом. И вот, наконец, в Лондоне решили это доказать. И сделали это со вкусом, размахом и очень человеческим подходом. Причём не просто из любопытства, а чтобы показать совершенно другого Мунка — того, кто был не только хроникёром боли, но и летописцем лиц, эмоций, повседневных драм и дружеских переглядываний.
Национальная портретная галерея представила первую в Великобритании выставку, целиком посвящённую портретам Мунка. Тут всё серьёзно: более 40 работ, привезённых со всех сторон Европы — из Осло, Бергена, Мадрида, Стокгольма и даже Амстердама. Прямо фестиваль северного экспрессионизма! Курирует всё это счастье бывшая главная хранительница Национальной портретной галереи, а ныне начальница коллекций Уоллес-коллекшн — Эллисон Смит. Женщина, очевидно, знающая, как подавать Мунка не как замкнутого в себе гения на грани психоза, а как весьма социального и даже общительного субъекта с обширным кругом креативных друзей, покровителей и, конечно, моделей. Всё это превращается не просто в экскурсию по картинам, а в целую хронику сложных, полных нюансов отношений, разговоров и жизненных историй.
Экспозиция устроена не по принципу «раннее, среднее, позднее», а по человеческому. Вначале — семья. Очень трогательные и честные портреты сестры Лауры, которая позже была госпитализирована с диагнозом шизофрения. “Вечер” 1888 года — не просто семейная сценка, а целая метафора внутренней изоляции. Там всё не по уставу: призраки в кустах, лодки в никуда и дом, который будто хочет сбежать из композиции. А её взгляд — тяжёлый, наполненный предчувствием беды. Уже тогда Мунк словно знал, что тревожность — это его вечная спутница. Мы также видим портрет его брата Андреаса, изучающего анатомию под грустным светом, с черепом на столе — почти ванитас, почти напоминание о смерти, только в семейной обстановке.
А вот уже и другой Мунк — молодой, дерзкий, пускающийся в авантюры с берлинскими и парижскими интеллектуалами. Богемный замес: Осло (тогда ещё Кристиания), Берлин, Париж. Мунка втаскивают в круговорот анархистов, поэтов и символистов. Тут же появляются портреты настоящих персонажей: Ханс Йегер, которому лучше бы не садиться рядом в кафе, и Станислав Пшибышевский, которого Мунк почему-то изобразил в виде плавающей головы. Кстати, этот «рациональный сатанист» был женат на художнице Дагни Юэль, имел с ней бурный роман, потом развод, а потом её убили в Тбилиси. Всё как у людей. Всё это больше похоже на роман, чем на биографию — и это не метафора. Эти портреты полны загадочных элементов: рука, превратившаяся в пейзаж, фоном которого служат сумерки, странные фигуры на горизонте, почти сюрреалистические фрагменты.
Следующая глава — коллекционеры. Успех приходит, Мунк начинает брать заказы. Цвета становятся ярче, мазки — смелее. Вот вам портрет физика Ауэрбаха, который как будто обсуждает с вами последние новости. А вот и загадочная Ева Мудоччи — виолончелистка, муза и, возможно, что-то большее. Нарисована как символ, но с живым взглядом. А за ней стоит целая история отношений, слухов, недосказанностей и художественного флирта. Женские образы у Мунка вообще редкость, и когда они появляются — это событие. И это событие сопровождается тонкими намёками, полутонами и внутренними монологами, написанными краской. Среди заказных портретов можно найти не только видных персон, но и его лечащих врачей, соседей, знакомых и людей, с которыми он мог выпить рюмочку шнапса.
А вот где начинается настоящая драма — это в «нервных портретах». После нервного срыва в 1908 году Мунк попадает в частную клинику и рисует своего врача в стиле «я — Генрих Восьмой». Яркие цвета, пламя на заднем плане и ощущение, что сейчас кто-то кому-то выпишет диагноз кисточкой. Доктор, кстати, потом посмотрел на портрет и сказал: «Это же просто безумие». Мунк молча согласился. Но что интересно — в этих портретах не столько болезненная исповедь, сколько попытка ухватить грань между жизнью и хаосом. Что-то вроде психоанализа на холсте. В других портретах этого периода появляется ощущение клаустрофобии, как в «Смертном приговоре», где врач буквально нависает над пациентом. Здесь даже мебель кажется на грани нервного срыва.
Финальный аккорд — портреты «Стражей», его ближайшего окружения. Люди, которые поддерживали его, когда не поддерживал никто. Тут и писатели, и художники, и просто хорошие знакомые. Некоторые портреты он даже не продавал — они заменяли ему живое общение. Они как якоря в бурю. Особенно выделяется «Модель с зелёным шарфом» — портрет его шофёра Султана Абдул Карема, бывшего участника немецкого цирка. В этом портрете Мунк впервые (и единственный раз) изобразил темнокожего человека без экзотизации и пафоса. Просто человек, просто взгляд, просто зелёный шарф. Тишина и достоинство — редкий случай в его живописи, где всё обычно горит, пульсирует и тревожит. Интересно, что именно с Каремом Мунк создал целую серию портретов — от довольно стереотипных до откровенно человечных.
Но и тут всё не так просто. В другом полотне — «Клеопатра и раб» — тот же Карем изображён уже в сомнительном амплуа, что, мягко говоря, проблематично. Контраст между этими работами — лишний раз напоминает, что великие художники не всегда велики во всём. И что прогресс бывает не прямой, а извилистой тропкой через непонимание и предрассудки. Искусство Мунка честно, но не всегда справедливо. Иногда оно даёт сбой. Но именно эти сбои и делают его работы живыми, несовершенными и от этого — настоящими.
Некоторые критики, кстати, остались недовольны выставкой. Мол, мало драмы, не хватает безумия, крови и трясущихся стен. Где скандалы, где истерики, где стреляющие кисти? Но, возможно, как раз в этом и суть. Мунк не только вопил в туман. Он ещё умел слушать, смотреть и запоминать лица тех, кто окружал его — со всеми их тараканами, смешками, заносами и тайными трагедиями. Просто он всё это писал не на лбу, а на холсте. Не всегда явно, но всегда честно. Его портреты не про внешность — они про душу, про то, что за глазами. И когда ты стоишь перед этими картинами, хочется не отводить взгляд. Хочется спросить: «А что было дальше?» — но ответа, конечно, не будет.
Так что если вы думали, что знаете Мунка — подумайте ещё раз. Или, что ещё лучше — сходите посмотреть. Возьмите аудиогид, включите что-то скандинавское в наушниках, и дайте этим лицам на холстах начать с вами диалог. Только не дышите слишком сильно. Мало ли. А если всё же не получится поехать — хотя бы откройте каталог выставки. Там тоже много всего интересного. Иногда даже больше, чем на стенах. А в остальном — просто дайте себе время. Мунк требует не спешки, а вчувствования.
* * *
Edvard Munch Portraits
National Portrait Gallery
St Martin’s Place,
London WC2H 0HE
С 13 марта — до 15 июня 2025 года
