Исповедь автопортрета

Не многие художники настолько отважны, чтобы писать свои автопортреты. Куда легче написать, скажем, натюрморт или пейзаж, чем выставить на всеобщий суд собственную физиономию. Хочешь не хочешь, а придётся раскрыть своё место в мире, а заодно и отношение к нему, к этому миру то есть. Но есть и такие мастера, которые не боятся.

К последним, как мне кажется, относился и Пётр Петрович Кончаловский. Автопортреты его достались нам во множестве. Взять хотя бы его знаменитый автопортрет 1911 года – ни дать ни взять купец-барин. Или его же работу «Семья», где в авангардном пространстве застыли человеческие фигуры, как на чинном купеческом фото.

 

Вообще-то многие бубнововалетовцы писали себя с удовольствием во времена первых выставок этого творческого объединения с большей или меньшей степенью самоиронии. Вспомните хотя бы огромную пародийную картину Ильи Машкова «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского», которая стала своего рода манифестом всей бубнововалетовской живописи. Полуобнажённые, застывшие, как балаганные борцы с гирями с афиши, исполняющие романс «Bombita», герои картины бросали свой художественный вызов как академизму, так и символизму. А в углу на пианино, программно выражая их творческое кредо, стояли несколько томов, открывавшихся корешком с именем «Сезанн». Картина эта прогремела на первой выставке молодого «Бубнового валета» зимой 1910 – 1911 годов в Москве. Она, несомненно, оказала влияние на всегда ищущего собственную манеру Кончаловского. Через восемь лет Кончаловский по-своему продолжит этот диалог, написав огромное, почти двухметровое полотно «Игра на бильярде. Аристарх Лентулов и Пётр Кончаловский».

Вот я стою перед ней, красавицей. Прямо передо мной Аристарх Лентулов – он собственно в центре, он играет на огромном, как сама жизнь, бильярдном столе. Сам же Кончаловский примостился с самого края, он почти что вышел из картины, и сам он шары не гоняет, он в позе наблюдателя. Интересно, что «заявлять» о своей приверженности Сезанну Кончаловскому уже не надо: сезаннизм уже стал частью его творческой манеры, частью его самого. Это ощущается по тому, как Кончаловский «лепит» пространство, формы предметов цветовыми пятнами, и пространство это чувствуется, как живое, как вибрирующее энергией существо. Сезаннистское сочетание охры деревянной основы стола и зелени сукна, вступающее в диалог с красной драпировкой заднего плана, задают необходимую для художника цветовую динамику. Уже сами пятна цвета, распределение масс и небольшие пространственные сдвиги, придают композиции живость и подвижность. Широкие мазки чередуются с мелкими, почти линейными. Во всём чувствуется свобода, лёгкая, иногда прозрачная «скоропись», пятна цвета не сосредотачиваются к центру картины, как раньше, в 1910-х, а распространяются, задавая пространственные акценты от края к краю полотна.

А за алой, чуть приподнятой занавеской – первые революционные месяцы Красной столицы. Кстати, только что демобилизованный Кончаловский, ныне преподающий во Вхутемасе, играет с Лентуловым не где-нибудь, а в «Метрополе». В 1918 году, когда советская власть перенесла столицу из Петрограда в Москву, фешенебельная гостиница на время стала правительственной резиденцией. Первый Дом Советов расположился в гостинице «Националь», а «Метрополь» стал Вторым Домом Советов. В переоборудованном зале ресторана проводились заседания ВЦИК, на которых регулярно выступали Владимир Ленин и Лев Троцкий, на втором этаже находилась приёмная Якова Свердлова, а в номерах проживали Георгий Чичерин, Николай Бухарин, Владимир Антонов-Овсеенко и другие партийные деятели. Однако в бильярдную по-прежнему стекались не только политики, но и литературная и художественная богема. Пока не открылись клуб «Труженик искусства» в Старопименовском переулке и Центральный Дом литераторов, завсегдатаями «Метрополя» были Анатолий Луначарский, Владимир Маяковский, Михаил Булгаков. Заходили погонять шары и недавние «валеты».

Впрочем, в бильярдной наши два «валета» не выглядят особенно художниками, потому как одеты они весьма, на мой взгляд, респектабельно. И закуска, и выпивка тут же, на уютном столике. Но красной занавески, как повернутого к художникам уха, никто не отменял… Советской власти всего без году неделя, а Кончаловский уже как будто вышел из игры. Кий поднял, как вёсла сушат. Потому, наверное, и остался в почёте, и стал через двадцать с лишним лет, в 1943 году, лауреатом Сталинской премии, хотя портрета Сталина так никогда и не написал, сославшись на то, что, мол, не умеет по фотографии работать. Зато написал свой собственный автопортрет всё в том же 1943 году. В кепке – этакий пролетарский мастер. Его ещё потом на марках СССР воспроизвели.

Хорошо, наверное, быть умным. А уж очень умным и подавно – сытую жизнь не только себе, но и внукам, и правнукам, и даже праправнукам обеспечишь. Не зря, наверное, автопортреты пишутся умными художниками – что-то они помогают понять о времени и о себе.

* * *

Аукцион русского искусства MacDougall’s

28 ноября 2018, 10:30

Предаукционные выставки

MacDougall’s, 24 – 27 ноября 2017, 11:00–18:00

Asia House, 63 New Cavendish St., London W1G 7LP