Алекс Лахман: эйфория покупки искусства прошла
Алекс Лахман – известный коллекционер и владелец галереи в Кельне, завсегдатай всех аукционов. С мнением Алекса считаются коллекционеры русского искусства и приглашают его как консультанта и советника. Алекс с увлечением рассказывает о фотографиях и считает, что настоящие произведения, будь то живопись или фотографии, всегда будут в цене.
Алекс, как вы стали собирателем фотографии?
Это началось в глубоко застойные советские времена. Правда, я уже не был советским гражданином, фотографию стал коллекционировать на Западе, и это собирательство никак не было связано со строем, который был тогда на территории России. Сначала я заинтересовался западной фотографией. И хотя она и здесь всегда шла немного позади современного искусства и модерна, но в 70-80-е годы уже были интересные выставки, публикации. И я подумал: а был ли в России такой период? К моему удивлению, оказалось, что в России была довольно интересная эпоха в фотографии и достаточно хорошо известная на Западе. Это стало основанием для моего серьезного интереса к фотографии и собирательству.
Вы собираете советскую фотографию?
Я коллекционирую довольно узкий период в фотографии – модернизм: советский и европейский. В русской советской фотографии это время начиная с 1920-х годов по 1940 год. В Америке этот период называют ньювижион (new vision), в Германии – Neue Sachlichkeit. Он является основополагающим не только для современной фотографии, но и для современного искусства. В России параллельно с западными течениями возникли свои очень интересные направления, которые в значительной мере оказали влияние и на Запад.
В 1920-1930-е годы советская фотография была, может, и не столь широко известна, как кино, но фотографы из России участвовали во многих классических выставках, таких, например, как штутгартская «Фильм и фото». Отдел советской России был одним из лучших – свои работы представляли такие выдающиеся фотографы и режиссеры, как Эль Лисицкий, Родченко, Дзига Вертов, Кауфман и другие. Их работы произвели неизгладимое впечатление на зрителей. Искусствоведы, фотографы по этой выставке получили представление о русской советской фотографии 20-30-х годов. Фотография в тот момент была очень тесно связана с кино – черно-белое видение, необычный взгляд на мир объединяли фотографов и режиссеров, того же Эйзенштейна, Вертова, Кауфмана и других.
С точки зрения вашей коллекции, какие фотографы и какие фотографии представляют особую ценность?
Винтажная фотография того периода несла на себе руку мастера – это когда фотография отпечатана мастером непосредственно после съемки или в последующие 5-7 лет. И этим винтажная фотография отличается от всех последующих отпечатков. Многие фотографы этого периода были просто-таки фетишистами печати. Их великолепные отпечатки были подобны картинам, разнились по цвету, бумаге, контрастности. Такие фотографии, к сожалению, большая редкость – по многим причинам, связанным с историей России, положением художника в обществе, отсутствием в тот момент традиций собирательства.
Что касается главных персонажей в фотографии того времени, то это была очень узкая группа людей. Это прежде всего Родченко и Лисицкий – личности ренессансного типа, художники, фотографы, архитекторы, дизайнеры и, главное, экспериментаторы. Вокруг них сосредоточивалась большая часть фотографической молодежи. Фотография, фотомонтаж были новыми средствами выражения, которые должны были заменить искусство. Фотомонтаж сыграл огромную роль не только в искусстве, но и стал средством манипуляции общественным сознанием.
Как результат, в начале 1930-х в СССР возник уникальный журнал – «СССР на стройке». Журнал был призван пропагандировать социалистическую идею и величие СССР, но не текстами, а фотографиями. Снимки должны были говорить и убеждать, их сопровождали только короткие подписи. Радикальная художественная форма, необычные ракурсы, потрясающий фотомонтаж – все это очень ценилось на Западе. Кстати, эта идея – минимум текста, все построено на фотографиях и фотомонтаже – позднее перешла в журнал Life, возникший в 1936 году; и основной фотограф Life – Margaret Bourke-White – начинала в «СССР на стройке».
В вашей коллекции представлен «СССР на стройке»?
Да, у меня есть все номера с 1930 по 1944 год, затем журнал стал называться «Советский Союз». В «СССР на стройке» власти задействовали практически всех самых талантливых фотографов. Их труд очень хорошо оплачивался, предоставлялась прекрасная аппаратура – «лейки», т.е. были все возможности – и материальные, и технические. Была еще радикальная группа «Октябрь», куда входили поэты, фотографы, художники; возглавлял группу Родченко.
Можно назвать около десятка имен людей, создавших эту уникальную часть культуры Советского Союза.
Вам удавалось находить фотографии этого периода на аукционах?
Удавалось и удается, только раньше их было много, а теперь практически не встречаются. Проблема в том, что в России этот материал погиб (за исключением семейных архивов), на Западе же было довольно много фотографий, которые посылались из СССР на выставки, и кое-какие частные коллекции.
А были уникальные находки?
Да, как-то на фотоярмарке в Америке я купил несколько очень важных фотографий, которые были отправлены на фотовыставку в Нью-Йорк в начале 1930-х годов.
Что вы представляете в своей галерее в Кельне? Она связана как-то с вашей коллекцией фотографии?
В свое время я провел очень много выставок по фотографии в своей галерее. Теперь больше занимаюсь современным искусством, искусством ХХ века.
Появление цифровой фотографии, новейших технологий неузнаваемо изменило фотографию. Кто из современных фотографов, на ваш взгляд, делает искусство, которое останется в истории?
Дело в том, что существует четкое разделение между фотохудожниками и художниками, которые используют фотографию как медиа в своих работах. Чистые фотографы – это Анна Лейбовиц, супруги Бейхеры, Гурский, Струп, Синди Шерман и многие другие. Это фотохудожники, которые видят мир через фотографию, создают фотографию, а не используют ее как подсобные медиа. А вот художник Ричард Принс, например, также делает фотографии, но использует их в своих работах как средства для воплощения каких-то идей. И в этом кардинальная разница.
Давайте перейдем от фотографии к живописи. Вы регулярно участвуете в русских торгах в Лондоне, Нью-Йорке. История о том, как вы приобрели картину Краснопевцева, стала легендой. На то время это была рекордная цена на произведение современного искусства русского художника, об этом писали все!
Мне всегда хотелось приобрести эту картину. В свое время мне посчастливилось общаться с Краснопевцевым: очень интеллектуальный, тихий, задумчивый человек. И я как-то спросил его, какую из своих картин он считает наиболее значительной. Краснопевцев показал мне фотографию этой картины: само полотно уже было продано за рубеж с дипломатом. Поэтому когда эта работа встретилась мне случайно на аукционе, я постарался ее приобрести. Я собираю современное искусство.
Это какой-то определенный период?
Нет, я просто покупаю вещи, которые мне нравятся, которые меня убеждают.
Люди, приобретающие произведения искусства, руководствуются различными принципами. Вы упомянули, что покупаете то, что нравится. Другие видят в этом инвестиции, которые в будущем принесут дивиденды.
Если человек приобретает что-то, надеясь, что это поднимется в цене, – это инвестмент; с таким же успехом он может покупать бриллианты, землю – есть масса объектов инвестирования. Коллекционирование же – это когда люди систематически, целенаправленно покупают и собирают определенные произведения искусства.
В России уже есть профессиональные коллекционеры или это на начальной стадии?
Они всегда были в стране, просто в советские времена их деятельность была полулегальной. Ныне в России масса коллекционеров в самых различных областях.
Я читала, что вы как-то упомянули, будто коллекционера Петра Авена обмануть невозможно, подсунув ему подделку, – настолько он профессионален.
Я, честно говоря, не припоминаю, что это говорил, но Петр Авен – интеллигентный человек, с большим собирательским стажем. В то же время подделок так много и основная масса их настолько примитивна, что человек, общающийся с материалом, имеющий достаточный опыт и визуальную культуру, может отличить фальшивую работу. Есть, конечно, сложные подделки, которые созданы профессионалами, там непросто разобраться. Это вопрос внутреннего чутья и знаний в этой области: где спросить, что проверить, какой материал собрать.
Проблема подделок существует не только в живописи, но и в фотографии?
Фотографию гораздо сложнее подделать. Были такие случаи, но их значительно меньше. Круг собирателей фотографии довольно замкнутый, более элитарный, и обычно это люди, каким-то образом сами связанные с фотографией, – фотографы-профессионалы, дизайнеры, издатели. Можно ввести человека несведущего в заблуждение, сказав, что отпечаток более ранний, чем на самом деле, но подделать сегодня винтажную фотографию очень сложно.
Последние годы в прессе писали об огромном количестве подделок, возникших на волне огромных цен на живопись.
Это продолжается и сейчас. Это вещи одиозные, об этом известно, выпускаются даже каталоги подделок.
С этим есть возможность как-то бороться? Ведь тех, кто только начинает коллекционировать, чаще всего и обманывают.
Это продолжается и сейчас. Это приняло удручающие масштабы, как я уже говорил, выпускаются даже каталоги подделок. Во-первых, надо знать, где ты покупаешь, что ты покупаешь, откуда вещь, как она появилась у человека, где она была раньше. И, конечно, покупать в тех местах, которые заслуживают доверия. Потому что экспертиза в России – одиозная вещь…
Насколько я знаю, в России до сих пор не существует авторитетных фондов, которые занимались бы конкретным художником и давали подтверждение подлинности работ.
В России была другая социальная система, в которой оборот искусства, коллекционирование были, можно сказать, незаконными, не было культуры собирания, покупки, продажи вещей. Второе: нет достаточной юридической базы. То, что там этим занимаются музеи, делая на этом бизнес, на Западе даже представить невозможно. Здесь экспертизу делают отдельные люди, они за нее отвечают и перед законом, и материально – деньгами. В России же никто не несет ответственности: дали неверную экспертизу – извините, ошиблись! Что касается фондов, то в России мало положительных примеров, один из немногих – это фонд Кончаловского, довольно серьезный, связанный с семьей, с архивами. Другие известные мне фонды не являются достаточно респектабельными, чтобы им можно было доверять. Но это вопрос времени, наверное. И люди, которые покупают, сами должны понимать, что они делают, стараться разобраться – ведь они тратят свои деньги.
Но ведь даже на «Сотбис», случается, продают подделки.
Такие случаи везде бывают. Подделками занимались и продолжают заниматься. Весь вопрос в масштабе явления и в том, какие принимаются меры, чтобы с этим бороться. Все знают, что в обороте огромное количество подделок русского авангарда, и никто с этим ничего не делает. А если во Франции появляются подделки французских художников, то за это сажают в тюрьму, картины уничтожают.
До кризиса мы наблюдали сумасшедший бум на искусство. Как вам кажется, как будет развиваться ситуация сейчас?
В переводе с греческого «кризис» – суд, очищение. До кризиса рынок был очень непрофессиональным, продавалось все подряд. Вещи очень среднего уровня могли стоить безумных денег, люди просто покупали то, что нравится. В период кризиса этот средний товар пропал, эйфория покупки искусства прошла. А вот вещи хорошие, редкие как продавались по высоким ценам, так и продолжают, их ведь становится все меньше, этот материал очень ограничен и востребован.
Я уверен, что цены на вещи экстра-класса не только не упадут, но даже будут подниматься.
Вы являетесь авторитетом в области искусства, и вас нередко привлекают в роли эксперта для создания коллекций. Как эксперт вы несете ответственность за свои рекомендации. Насколько вы комфортно себя чувствуете в этой роли?
Во-первых, я не эксперт. Эксперт – это профессия. У меня же есть знания, свое видение, положительный опыт, на который я полагаюсь, и за это я, естественно, отвечаю. Что касается ответственности: если я в вещи не уверен, я вообще ее не рекомендую. До сих пор за тот период, что я этим занимаюсь, никогда особенно не ошибался.