Ада Лавлейс первый в мире программист
180 лет назад, в 1833 году, английский ученый Чарльз Бэббидж разработал проект цифровой вычислительной машины (ЦВМ), ставшей прообразом и предшественницей современных ЭВМ. А в 1843 году математик Ада Лавлейс опубликовала комментарии к ней, которые, по общепринятому мнению, явились первой в истории компьютерной программой, по сей день присутствующей в ноутбуках и планшетных PC. В такое трудно поверить, ведь у этих людей еще не было даже электричества, не говоря уже о массе других сопутствующих зарождению компьютера технологий.
Появление на земле Ады Лавлейс в любом случае не прошло бы незамеченным, поскольку она была единственным законным ребенком первого поэта Европы – лорда Байрона. Только вот, с одной стороны, эта утонченная английская аристократка меньше всего хотела, чтобы ее имя связывали с именем отца, а с другой – ей и самой было чем удивить мир, запечатлеть себя на страницах истории.
Жизнь и устремления Ады Лавлейс и Чарльза Бэббиджа неожиданным образом переплелись. Объединила их общая страсть – не друг к другу, а к математике. Они познакомились не в кулуарах светских тусовок, а на очередной промышленной выставке, где Ада любила разглядывать новинки науки и техники. Он – 42-летний ученый, профессор кафедры математики Кэмбриджского университета, член Королевского научного общества, один из крупнейших математиков того времени, она – 17-летняя юная дева.
Но это обманчиво эфирное создание, засыпавшее его на удивление грамотными вопросами и мгновенно сумевшее понять суть его изобретения, поразило ученого уникальностью своего далеко не женского ума и глубиной познаний. С того памятного дня и до безвременной смерти Ады они были не просто друзьями, но и соратниками, находившимися в непрестанной переписке.
Бэббидж был одержим созданием машины, способной самостоятельно делать за человека сложные вычисления. И пылкая Ада загорелась идеями уникального изобретателя, всячески помогая ему – умом и деньгами, выпрашивая последние у всех, кого знала, включая своих великих современников: Майкла Фарадея, Дэвида Брюстера, Чарльза Уитстона, Чарльза Диккенса… увы, в основном получая отказ. Правительство поначалу поддерживало Бэббиджа, но и его вера в проект и финансы иссякли.
Машины получались невероятно громоздкими и тяжелыми, а главное – запредельно дорогими. Удалось собрать только одну – малую разностную машину. На вторую (большую разностную) не хватило пороха. Третья – ЦВМ (аналитическая) и вовсе осталась в проекте. Но именно с нею Чарльз и Ада возились больше всего. (Ее таки построил сын изобретателя, уже после смерти отца – по его чертежам.)
В 1840 году Бэббидж читал лекции в Италии, рассказывая о своих идеях и о принципе работы ЦВМ. Некто Луиджи Менабреа, в ту пору преподаватель университета (в будущем премьер-министр Италии), записал лекции на французском языке и опубликовал их под названием «Элементы аналитической машины Бэббиджа».
По просьбе своего ученого друга Ада взялась перевести очерк Менабреа на английский, но подошла к работе творчески. Провозившись с ним почти год и корректируя свои дополнения с Бэббиджем по почте или при встречах, она добавила к переводу многочисленные комментарии, что увеличило объем монографии более чем вдвое. На 52 страницах собственного текста она не только дала подробное описание ЦВМ, но и добавила от себя четкие и прозорливые инструкции – как можно пользоваться этой машиной и на что она способна.
В письме к Бэббиджу, обсуждая с ним свои дополнения, Ада предложила ввести в примечания последовательность рациональных чисел Бернулли в качестве примера «вычисления машиной неопределенной функции без предварительного решения с помощью головы и рук человека», чем предвосхитила возможность создания искусственного разума.
«Суть и предназначение машины будут меняться в зависимости от того, какую информацию мы в нее вложим, – предсказывала Ада. – Машина сможет сочинять музыку, рисовать картины и покажет науке такие пути, какие нам и не снились». С помощью ЦВМ, писала она, люди будут проектировать дома и промышленное оборудование, создавать интерактивные учебники и виртуальные игры. Тогда же она ввела в употребление термины, которыми программисты пользуются до сих пор, – «цикл», «рабочая ячейка», «распределяющая карта» и т. д.
Когда осознаешь, что первая полноценная компьютерная программа появится лишь 100 лет спустя, невольно проникаешься к Аде Лавлейс особым уважением и восхищением. Так что, думаю, стоит познакомиться с этой потрясающей женщиной поближе.
Августа Ада Кинг-Байрон, графиня Лавлейс, или просто Ада Лавлейс, родилась в 1815 году в Лондоне. Ее родители, Джордж Байрон и Анна Изабелла Милбэнк (Аннабелла), были женаты всего один год и расстались, как можно предположить, из-за того, что Аннабелла не смогла простить мужу его непреодолимого влечения к собственной кузине, Августе, роман с которой начался задолго до их брака. Аннабелла была женщиной строгих правил, голубых кровей и имела редкое для светской дамы пристрастие к математике, за что муж называл ее Королевой параллелограммов.
Джорджу Байрону довелось увидеть новорожденную дочь всего один раз. Аннабелла сама бросила его (а не он ее, как считают многие) – сбежала с трехмесячной девочкой к родителям и только оттуда написала, что больше не вернется. Гордая и независимая, она никому не стала объяснять причины разрыва, что и породило многочисленные толки о том, в чем именно провинился перед ней супруг. Из-за обрушившихся на него пересудов и обвинений во всех смертных грехах (именно смертных, поскольку в Ангии они карались смертной казнью) Байрон навсегда покинул страну.
Живя вдалеке от Англии, он постоянно интересовался дочерью. А в письме к кузине написал: «Надеюсь, что Бог наградит ее чем угодно, только не поэтическим даром…» На то же надеялась и Аннабелла, изъяв из дома все творения бывшего мужа и поэзию вообще.
Байрон умер в возрасте 36 лет (в 1824 году) в Греции. Его останки перевезли в Англию – в родовой склеп в церкви Ханкелл-Торкард у Ньюстедского аббатства. Аде в ту пору было всего 9 лет, и она только-только начала поправляться, поднявшись с постели. А болела девочка долгих три года – корью, которую тогда еще не умели лечить. Ее натура, унаследовавшая гены обоих родителей, развивалась противоречиво и органично одновременно. Отец наградил ее пылким и романтичным нравом, а мать – любовью к точным наукам. Длительный период болезни сделал девочку затворницей, но и стал поводом для ее углубленного и всестороннего домашнего образования.
Аннабелла приглашала для дочери не только лучших врачей, но и лучших педагогов. В их числе – выдающегося шотландского математика и логика, профессора Августа де Моргана. Увлекаясь эзотерической нумерологией, де Морган заразил своим мистическим осмыслением мира и впечатлительную, жаждущую чуда девочку, что в дальнейшем ей не раз аукнулось. В 12 лет Ада мечтала не о сказочном принце, а о механических крыльях, которые смогли бы оторвать ее от земли и поднять в небо. И не просто мечтала, а продумывала и делала чертежи летательного аппарата собственной конструкции. В 17 лет дочь лорда Байрона впервые вышла в свет и была представлена королю и королеве. Утонченная, изысканная, с безупречными манерами, она была, как пишут биографы, «красива, изящна и таинственно бледна». Она прекрасно танцевала, играла на нескольких инструментах, красиво, со вкусом одевалась, знала несколько языков. Но то были далеко не единственные ее достоинства.
Не своим обликом и манерами, а математическими познаниями и умом Ада ставила в тупик молодых людей, острых на язык, самоуверенных выпускников престижных университетов. Вести с нею беседу на равных было не по плечу не только жеманным барышням, но и иным взрослым ученым мужам. Заинтригованные столь необычным явлением юноши добивались права пообщаться с ней, завоевать ее благосклонность – даже не в качестве ухажеров, а в качестве достойных ее собеседников.
Аде было 19, когда она вышла замуж за 29-летнего барона Уильяма Кинга, знавшего ее с детства, став Августой Адой Байрон-Кинг, а после того, как он унаследовал титул лорда Лавлейса, и леди Лавлейс. И с этим именем вошла в историю. Их брак был удачным, но Ада прожила короткую жизнь, и по ее вине их семья полностью разорилась. (Страстно желая помочь Бэббиджу раздобыть финансирование для его машины, Ада попыталась создать систему беспроигрышных ставок на бегах и, втянувшись, пустила под откос состояние свое и мужа.)
Но то было позже, уже перед самой ее смертью. А в начале замужества, с интервалами в год, она родила троих детей. Семья и быт не отняли ее у науки, тем более что Уильям относился с пониманием к увлечению супруги математикой, не только не препятствовал, но и потакал ей, поддерживая во всех начинаниях. В их доме регулярно собирались сливки лондонского общества. Один из гостей оставил свои впечатления о хозяйке: «Она была ни на кого не похожа и обладала талантом не поэтическим, но математическим и метафизическим».
Не знаю, как насчет метафизики, а вот мистический уклон интересам Ады был явно присущ, о чем в открытую поговаривали те, кто ее знал. Более того, не понимая истоков уникального дара и парадоксального ума этой молодой леди, ее подозревали даже в сговоре с дьяволом. Чарльз Диккенс (он был на 3 года старше Ады) вполне серьезно заявлял, что «после ее посещений в доме остается шлейф из нечистой силы».
Надо признать, что она сама давала пищу для подобных домыслов, поминутно поминая сатану в разных контекстах и намекая на свои особые возможности: «Клянусь дьяволом, не пройдет и десяти лет, и я высосу достаточно жизненного сока из тайн мироздания. Так, как этого не могут сделать обычные смертные умы и уста. Никто не знает, какая чудовищная сила лежит еще неиспользованной в моем маленьком гибком существе». Оригинальное заявление, не правда ли? Кто наделил хрупкое болезненное создание «чудовищной» духовной силой – Бог или дьявол, нам никогда не узнать, к тому же это вопрос веры.
Перенеся тяжелую болезнь в детстве, Ада и дальше не блистала здоровьем. А потом ее подкосил самый страшный недуг – раковая опухоль. Она умерла осенью 1852 года, как и ее отец, – безвременно и от кровопускания, в том же возрасте – в 36 лет. Судьба навсегда разделила их при жизни и удивительным образом уравняла в смерти. Отец и дочь покоятся рядом в фамильном склепе Байронов.
В 1975 году министерством обороны США было одобрено решение назвать в честь гениальной леди Лавлейс универсальный язык программирования, единый для американских вооруженных сил, а затем и для НАТО в целом – «Ада». Российские программисты-остряки не приминули обыграть двусмысленность такого названия (в русском звучании, разумеется) и в противовес языку «Ада» создали свой алгоритмический язык «Рая». Широко известен и выпад советского журналиста-международника Мэлора Стуруа, ярого антиамериканиста: «Язык Пентагона – враг мира. Язык «Ада» – голос термоядерного ада… В языке «Ада» слышится проклятие роду людскому».
Ну это «Маркс – Энгельс – Ленин – Октябрьская революция» (именно так расшифровывается имя Мэлор), что называется, перегнул. Без компьютера и его программной системы не обходится сегодня не только Пентагон, но и ни один человек в цивилизованном мире. И то, над чем так самозабвенно работали Чарльз Бэббидж и Ада Лавлейс, – безусловный дар всему человечеству.
Не зря ведь благодарные компьютерщики разных стран с недавних пор начали отмечать День программиста, который они неофициально празднуют дважды в году: 10 декабря, в день рождения Ады Лавлейс, и 19 июля, когда ею была написана первая программа. Во всех вузах мира на факультетах компьютерного программирования студенты изучают универсальный язык «Ада» и пользуются в числе прочих терминами, введенными в оборот этой удивительной женщиной аж 180 лет назад.
