Вокруг света

Париж – крытый город

В часы радостного бездумья хорошо бывает бродить под стеклянными призмами крытых парижских пассажей. В пассаже Вивьенн подле Национальной библиотеки можно наблюдать, как по мозаичным переходам спешат в кантину библиотекари. На ореховых прилавках букинистов можно разглядывать старинные географические карты и эстампы, перелистывать тома в кожаных тисненых переплетах. Здесь в хрустальных полукружьях витрин модных лавок манекены, одетые в старинный, чуть полинялый бархат и посеченный шелк, таинственно усмехаются, глядя тебе вслед нарисованными глазами. В «Английской чайной» (в № 35, galerie Vivienne) между плетеными стульями скользит, как на коньках, официантка с остриженными коротко волосами и такими густыми бровями, что они кажутся усами, наклеенными на выпуклый лоб под темной челкой. Здесь любит попивать чай с ягодным пирогом Жан-Поль Готье, прославленный кутюрье-авангардист, отлучившись на полчасика из расположенного здесь же бутика с тельняшками по цене норковой шубы…

 

Этот элегантный пассаж выстроен в 1823 году. Его основатель – председатель Коллегии нотариусов Эмиль Маршу, купил участок между улицей Малых Полянок (rue des Petits Champs) и Малой Монашеской (rue des Petits Pères). «На бойком месте» у Лувра и Пале-Рояля он решил выстроить сеть крытых торговых пассажей. Строительство он поручил архитектору Жану-Франсуа Делонэ. К 1826 году пассаж был достроен. Вначале он по имени создателя назывался пассажем Маршу. Затем, два года спустя, его переименовали в пассаж Вивьенн.

В этот неоклассический ансамбль заходишь с Малых Полянок, движешься в сторону Банковской улицы (rue de la Banque), любуясь лепниной, фресками, резными панелями, бронзовой Психеей в центральной ротонде, – и, в конце концов, оказываешься перед подъездом № 13, где устремляется вверх винтовая лестница с коваными железными перилами… Внимание! Этих перил касалась рука именитого постояльца! С 1840 года тут обитал сам король сыщиков Франсуа-Эжен Видок (1775-1857).

Франсуа Видок (кстати, прототип Вотрена, ключевого персонажа «Человеческой комедии») в прошлом авантюрист и «вор в законе», полжизни проведший в тюрьмах, впоследствии стал гением криминального сыска, основателем французской охранки – пресловутого «Сюрте». Видок впервые в истории разработал «научные методы следствия» и ввел картотеку преступного мира. Он же первым применил баллистическую экспертизу, создал «картотеку холодного оружия», начал делать слепки следов на месте преступлений. Исповедуя истину, что для поимки преступников надо самому быть преступником, Видок создал из бывших корешей по зоне сеть осведомителей и добился потрясающих успехов в сыскном деле. Он обладал изумительным даром перевоплощения и определенным литературным талантом. Уже в преклонном возрасте Видок открыл, опять-таки первое в мире, частное сыскное бюро (в том самом пассаже Вивьенн) и написал книгу мемуаров, ставшую бестселлером.

В России имя Видок, как известно, было синонимом слова «стукач»; к примеру, Пушкин в известной эпиграмме назвал литератора-осведомителя Фаддея Булгарина «Видок Фиглярин». На самом же деле Видок был повсеместно уважаем и ценим, дружил со знаменитыми писателями – Виктором Гюго, Оноре де Бальзаком, Эженом Сю и Александром Дюма-отцом. Его жизнь вдохновила Эдгара По на создание «логической новеллы», положившей начало всей детективной литературе, –
рассказа «Убийство на улице Морг».

…Стеклянные своды Вивьенн хранят память и еще об одном весьма экзотическом персонаже. Здесь в одной из галерей в 1883 году состоялся опередивший время перформанс: выставка-розыгрыш, которую устроил знаменитый юморист Альфонс Алле.

Алле был провидцем. Этот предтеча абсурдизма изобрел новое направление в искусстве – «монохромизм». Совершенно не умея рисовать, Алле целиком закрашивал полотно одной краской. Красное полотно у него называлось без затей «Красное море», желтое соответственно «Желтое море», серый квадрат назывался «Туманное море», ну а черный… нет, не угадали – то была «Ночная драка негров в туннеле в новолуние». При этом показ «Черного квадрата» – артефакта, предвосхищающего Малевича, сопровождался… беззвучной пьесой! «Траурный марш к погребению великого глухого» Альфонса Алле на целых 70 лет опередил радикальный жест современности – «Молчаливую пьесу 27» отца «альтернативной музыки» заокеанского композитора Джона Кейджа (1912–1992).

Альфонс Алле был не только визионером, но и изобретателем различных приспособлений, с помощью которых он, по его словам, «стремился осчастливить человечество». В их числе – черная вата «для траура» и квадратная кастрюля – «чтобы молоко не сворачивалось рулоном»; аквариум из непрозрачного стекла «для застенчивых рыбок» и уличные пресс-папье с промокательной бумагой для осушения мокрых тротуаров после дождя…

А еще Альфонс Алле оставил человечеству набор основополагающих афоризмов. Вот некоторые из них:

–  «Лентяй: человек, который не делает вид, что работает»;

–  «Бывают минуты, когда отсутствие людоедов ощущается крайне болезненно»;

–  «Труднее всего – конец месяца, особенно последние 30 дней»;

–  «Обратный билет должен стоить дороже: можно, в конце концов, не поехать, но вернуться придется»;

–  «Мы все время думаем, как убить время – а время тем временем убивает нас».

И, наконец, сентенция, призванная остаться в веках:

–  «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра».

Ботфорты, котелок, корсет…

– Привези мне котелок! Только самый настоящий! – попросил меня питерский приятель. Размеется, речь шла не о кухонном котелке, а о суконном, в которых фланировали в прошлом веке парижские щеголи. Ну, и где купить такой раритет? В пассаже Шуазель, вестимо! Ибо вряд ли где-либо, кроме этого пассажа, еще остались лавки с товаром, модным в прошлом, а то и в позапрошлом веке! Именно здесь, вблизи от входа, находилась лавка «Шляпы и белье», принадлежавшая мадам Детуш…

Остановись, прохожий! Пассаж Шуазель тесно связан с историей французской литературы! Здесь располагался книжный магазин издателя Леметра, где собирались поэты-парнасцы. Леметр же был первым издателем Верлена.

Но главное то, что в пассаже Шуазель, по сей день в меру беспорядочном, в меру грязноватом, провел детские годы Луи-Фердинанд Детуш – будущий Луи Селин (1894-1961).

…Нет, пожалуй, в современной мировой литературе имени более бесспорно спорного и одновременно спорно бесспорного, чем имя Луи-Фердинанда Селина. И, действительно, одних его книги завораживают и вызывают фанатичное преклонение, у других, напротив, вызывают столь же категоричное отторжение. Воздействие, которое оказало его творчество на сознание многих современных западных писателей, сопоставимо разве что с эффектом, который произвели в свое время книги Достоевского. Генри Миллер, например, сравнивал свое первое впечатление от знакомства с романами Селина с шоком и до конца жизни сохранял свое преклонение перед ним. Он считал, что влияние, оказанное Селином на французскую литературу, сопоставимо разве что с влиянием Артюра Рэмбо, да и то это весьма слабое сравнение.

Известно, что Жан-Поль Сартр взял эпиграфом к своему знаменитому роману «Тошнота» цитату из Селина. Это обстоятельство не помешало Сартру в послевоенные годы возглавить травлю писателя в «прогрессивных кругах». Писатель Клаус Манн (сын Томаса Манна) тогда называл Селина «злобным сумасшедшим» (хотя и с оговоркой, что тот «одарен»).

Не секрет, что Селин основательно запятнал свое имя в глазах оной «прогрессивной общественности», опубликовав в период с 1937 по 1941 год три расистских
памфлета. Памфлеты носили весьма циничные заголовки: «Школа трупов», «Попали в переделку», «Безделушки-погромушки». Что ж, как говорится, из песни слова не выкинешь.

А вот круглую дату, как оказалось, выкинуть можно. Во Франции в ежегодном списке юбилейных годовщин в этом году должны были отметить 50-летие со дня кончины Селина. Внезапно с яростным протестом против этого выступил адвокат Серж Кларсфельд, пламенный борец с антисемитизмом и многолетний охотник за нацистами. «Пусть Селин – великий писатель, все равно он – гадина», – говорилось в его петиции на имя французского министра культуры Фредерика Миттерана. И министр поддался, исключив имя Селина из почетного списка, – деяние, возмутившее французские интеллектуальные круги, в том числе крупного эссеиста левого толка Филиппа Соллерса.

…А пассаж Шуазель стал местом действия романа Л. Селина «Смерть в кредит» (1936). В «пассаже Березина» (как называет писатель Шуазель) и в наши дни мало что изменилось: те же примыкающие друг к другу магазинчики под стеклянной крышей, те же номера домов, те же квартирки из трех комнат, расположенных одна над другой над помещениями магазинов. Тут же находится театр «Буфф-Паризьен», который в романе назван «Светским чердаком».

Мир чудесный и особый

Что и говорить, крытые пассажи французской столицы –
совершенно особый мир со своими законами и образом жизни. Иногда это крытые улицы, иногда – просто цепочка проходных дворов. С XIX века парижские пассажи предназначались для прогулок «чистой» публики. По словам путеводителя того времени, «эти пассажи, новейшее изобретение индустриального комфорта, представляют собой находящиеся под стеклянной крышей
облицованные мрамором проходы через целые группы домов, владельцы которых объединились для такого предприятия. По обе стороны этих проходов, свет в которые падает сверху, расположены шикарнейшие магазины, так что подобный пассаж – город, даже целый мир в миниатюре».

Большинство пассажей сконцентрировано на правом берегу Сены, к северу – северу-востоку от Лувра, в районах, примыкающих к Большим бульварам. Я покажу лишь некоторые из них.

Пассаж двух павильонов

Можно совершить занятную прогулку через два маленьких пассажика, примыкающих к противоположным концам улицы Божоле (rue de Beaujolais), близ ул. Ришелье. Оба начинаются (или заканчиваются?) лестницами, поскольку уровень улиц, куда выходят пассажи, выше, чем уровень улицы Божоле. В Пассаже двух павильонов имеется примечательная лестница, которую, правда, можно обозреть только через закрывающую ее решетку. Интересно, как попадают сюда жители после того, как входы в пассаж запирают на ночь?

Пассаж Кольбер

На другой стороне улицы Пти-Шан, куда приводит Пассаж двух павильонов, находится вход в одну из самых величественных парижских крытых галерей – галерею Кольбер (Galerie Colbert). Открытая в том же 1826 году, что и близлежащая галерея Вивьенн, галерея Кольбер не завоевала, однако, такой популярности, как ее соседка, поскольку ее магазины считались слишком дорогими. Нынче магазинов здесь нет совсем, а весь пассаж, за исключением ресторана «Le Grand Colbert», принадлежит Национальной библиотеке, для которой галерея служит парадным входом.

Пале-Рояль и его пассажи

«…Душою отдыхаешь в Пале-Рояле, – повествовал в своих «Письмах русского путешественника» Николай Михайлович Карамзин. – В «Café de Valois» за чашкою баваруаза оглядываешь великолепное освещение лавок, аркад, аллей в саду; вслушиваешься в то, что говорят тамошние глубокие политики… Так я провожу время и доволен».

Прекраснодушный Николай Михайлович в упор не замечал, что за веселенькое то было местечко! Под аркадами галерей стайками порхали «продажные ласточки». Их здесь не могли арестовать: герцог Орлеанский запретил полиции появляться на территории Пале-Рояля. Одним из завсегдатаев сих злачных мест был восемнадцатилетний Наполеон Бонапарт.

И в наши дни в галереях Пале-Рояля, любуясь розариями и фонтанами, в полдень на скамейках благодушествуют, почитывая газеты, чиновники разместившихся здесь Государственного и Конституционного советов и Министерства культуры. Увы! Строй колонн Бюрена, полосатых, словно каторжные портки, – прямо под окнами Минкульта! – оскорбляют чиновничьи взоры – и наши с вами тоже!

 

автор:  Кира САПГИР

Leave a Reply