Жерар Рансинан: фотография – это ответственность
Сальвадор Дали – сюрреалист в жизни и в искусстве – утверждал, что первые попытки рисовать предпринял, еще находясь в утробе матери. Француз Жерар Рансинан начал свой путь в фотографию в более сознательном возрасте – в 15 лет, устроившись помощником в фотолабораторию провинциальной газеты в Бордо. К 18 годам он уже работал в парижском пресс-агентстве Sygma, став самым юным фотожурналистом Франции. В течение трех десятилетий Рансинан колесил по миру, снимая войны и забастовки, политические конфликты и стихийные бедствия, катастрофы, олимпиады, мир селебрити и моды, кино и спорта. Его фотографии печатались на обложках Esquire, Time, Sports Illustrated, Paris Match, Life, The Sunday Times Magazine. Четыре раза Жерару присуждали одну из самых престижных фотожурналистских премий мира – World Press Photo, что-то вроде «Оскара» в среде профессиональных фоторепортеров.
Уйдя из агентства на вольные хлеба внештатного фотографа, Рансинан получил то, чего всегда хотел больше всего, – свободу и возможность самовыражения. Арт-фотография и портреты – основная тема его творчества последнего десятилетия. Однако годы, посвященные фотожурналистике, дают себя знать: в сериях работ «Метаморфозы», «Гипотезы», «Этот прекрасный мир» Рансинан поднимает темы войны и человеческой природы, иммиграции и перенаселенности, тщеславия и алчности, духовности и консьюмеризма. При этом за основу фотограф берет работы старых мастеров и художников XIX-XX столетий, создавая свои интерпретации их полотен в современном контексте. Многофигурные (иногда до 40 действующих лиц) композиции – «Плот иллюзий», «Свобода без паранджи», «Сад исступления», «Большой ужин», «Декаданс» сняты с театральным размахом. Аллюзии к всемирно знаменитым полотнам, шокирующие коллизии грандиозных сцен, составленных из мультисюжетов, оказывают гипнотическое влияние на зрителей. Техническое совершенство и обилие интригующих деталей, которыми Рансинан населяет свои работы, многократно усиливают эффект воздействия его гигантских – 2 на 3 метра – фотокомпозиций.
Один из недавних проектов Рансинана – серия портретов известных фотографов. В этом цикле (на основе которого была опубликована книга) – портреты
23 мастеров, тех, кто, по мнению Жерара и соавтора проекта журналистки Каролин Годрийо, определяет лицо современной мировой фотографии. К жанру портрета Рансинан обращается постоянно: в обширной галерее созданных им фотопортретов – Папа Римский и Фидель Кастро, Моника Беллуччи и Далай-Лама, Пол Маккартни и Билл Гейтс, политики и знаменитости, герои и президенты, спортсмены и кинозвезды.
Рансинан – кавалер ордена Искусств и Литературы (Chevalier des Arts et des Lettres), один из самых высокооплачиваемых фотографов Франции (аукцион Drouot, 2008). Этой осенью в Лондоне, в Opera Gallery, прошла первая в британской столице выставка работ мастера.
» Жерар, ваша деятельность в фотожурналистике началась, когда вам было 18 лет. Работая для пресс-агентства Sygma, вы преодолели десятки тысяч километров, фотографируя важные события, происходящие на нашей планете. Публикации в самых престижных журналах мира, четыре главные премии World Press Photo… Что заставило вас свернуть с пути успешного фотожурналиста на тропинку арт-фотографа?
Честно говоря, я с самого начала не разделял фотографию на журналистскую и художественную. Для меня не существует разницы между фотожурналистом, фотографом моды, художником или фотографом, снимающим свадьбы. Мы все делаем одну и ту же работу – запечатлеваем то, что происходит в современном мире, в обществе, в жизни. И только это и важно: быть очевидцем, суметь передать увиденное в своем творчестве. И не стоит думать, что фотография важнее, если я снимаю в «горячей» опасной точке или если снимок требует длительных и дорогостоящих приготовлений. Человек, сфотографировавший траву, быть может, сделал более значимый снимок. Ведь в конечном итоге о фотографии судят не по количеству затраченных усилий, а по конечному результату – изображению. Фотография – это только средство, бумага с химическим составом на поверхности. Твоя идея и то, как ты сумел ее выразить через фотографию, – вот что представляет подлинную ценность.
Я считаю, что разницы нет между съемками на месте событий и постановочного портрета или композиции, требующей специальной подготовки. Хотя многие фотографы и придерживаются противоположного мнения. Единственное, что важно, – ответственность: фотограф несет ответственность за то, каким люди увидят то, что он снимает. И за то, что твои фотографии расскажут поколениям людей, которые придут после нас. Все остальное – техника.
» Да, но техника в фотографии, как и умение писать в живописи, играют огромную роль. Самая интересная и глубокая идея, воплощенная в слабой визуальной форме, гибнет.
Конечно, я очень много работаю над технической стороной и знаю свое ремесло. Мне кажется, я был рожден фотографом. Но это все акробатика, подручные средства, не более того.
» Где вы изучали фотографию?
Я начал работать в фотолаборатории газеты, учился на практике. Я думаю, что постиг это искусство благодаря врожденной любознательности: прочел огромное количество книг, вокруг работали журналисты, писатели, художники, фотографы – я впитывал все, ловил на лету. Для меня это было очень важно – быть рядом с такими людьми, ощущать их влияние, творческую энергию. Раушенберг, Лихтенштайн в какойто момент дали толчок моему творчеству, повернули его в новом направлении. Вот почему у меня столько фотопортретов художников, писателей.
» В мировой истории искусства много примеров, когда художники искали вдохновение в прошлом, в работах мастеров предшествующих веков. Пикассо в ХХ веке создал более 58 вариаций на тему картины «Менины» испанского художника Диего Веласкеса, творившего в XVII веке. Что заставило вас обратиться к работам старых мастеров или художников XIX-XX столетий? Ваша композиция «Большой ужин» – реконструкция фрески «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи, «Менины» – одноименной картины Веласкеса, а «Свобода без паранджи» – полотна Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ». Почему для того, чтобы высказаться на актуальные темы современности, вы избрали работы художников прошлого, а не, к примеру, документальные фотографии?
Потому что считаю, что мы только связующее звено, не более. И должны понимать, что не можем изобрести колесо еще один раз. С момента, когда человек нарисовал на стене пещеры мамонта, родилось искусство. Мы лишь повторяем это действие столетие за столетием. Тот же Веласкес черпал вдохновение в работах своего предшественника Караваджо. Теодор Жерико написал «Плот Медузы» в 1819 году. Я летел на самолете, когда увидел в газете «Либерасьон» фотографию: у берегов Испании – плот с людьми, пытавшимися добраться сюда из Африки. И я сразу же вспомнил картину «Плот Медузы», увидел параллели между тем, что было запечатлено на том не очень качественном снимке с полотном Жерико. Зачем мне изобретать чтото другое –
показывать современный плот с мотором, что ли?
Я хотел показать взаимосвязь между мной и Жерико, между людьми, изображенными на его картине, и моими современниками, рассказать о проблемах, которые остаются во времени. (Все модели, которых Рансинан выбрал для фотографии «Плот иллюзий», недавно прибыли во Францию как эмигранты. – Прим. ред.)
» Всегда ли какая-то картина прошлого вдохновляет вас и подсказывает аналогичный сюжет из современной действительности или, наоборот, к волнующей вас сегодня проблеме вы ищете созвучную работу в истории искусства?
В первую очередь я очевидец, свидетель современности. Однажды мне пришлось в течение двух часов ожидать самолета в Чикагском аэропорту. В зале ожидания был ресторан McDonald, забитый посетителями, –
семьи с детьми, все толстяки, непрерывно жующие фастфуд. А потом появилась эта пара – стройные, загорелые, элегантно одетые жители Калифорнии – и спросили меня: «А где тут бизнескласс лаунж»? Done! Это была готовая метаморфоза, такая типичная для современной Америки: бедные – толстые, расплывшиеся, дешевый фастфуд, богатые – подтянутые, на диете, строго блюдущие свое здоровье. Я должен был сделать работу об этом! («Большой ужин»). Еще работая фотожурналистом, я понял одну важную вещь: фотограф не должен быть многословным. У тебя есть шанс сказать своей фотографией о чемто важном, только если ты сразу сумел попасть в «яблочко», в самую суть, – иначе люди забудут об этом в ту минуту, когда закроют журнал. Работы классиков знают во всем мире – они мгновенно рождают у людей ассоциацию, помогают ясно и кратко донести идею.
» В работах американского фотографа Дэвида Лашапеля ощущаются сходные с вашими подход и концепция – я имею в виду фотокомпозиции с использованием произведений классики мирового искусства. В чем главное отличие ваших работ от фотокомпозиций Лашапеля?
Мне очень нравятся работы Лашапеля, он хороший фотограф. Но наши работы абсолютно различны. Конечно, и он, и я трудились в прошлом для журналов, и сегодня мы работаем в один и тот же период времени, стараясь отразить его в своем творчестве. Если задуматься: почему работы Веласкеса немного напоминают картины Рембрандта? Одно время, одни темы, люди, политика. Лашапель и я – оба известные фотографы, между нами нет конкуренции. Он – американская дива, я знаменит во Франции. Мы единственные два фотографа с мировыми именами, работающие в этом русле (может быть, еще один китайский фотограф, но это разговор особый). К примеру, моя вариация картины Делакруа «Плот иллюзий» была создана в 2008 году, Лашапель снял свою композицию под таким же названием в 2011 году. Лашапель говорит о Голливуде, я – об остальной части планеты, о политике, социальных темах, «больных точках» современной жизни.
» Создание таких многофигурных композиций – трудоемкий и дорогостоящий процесс. В какие суммы выливается подготовка фотографии, подобной триптиху «Рождение и смерть» из серии «Метаморфозы»?
В моей команде 10 человек, работающих ежедневно.
В первую очередь – журналистка Каролин Годрийо, мой творческий партнер вот уже более 15 лет.
В зависимости от конкретной фотокомпозиции в общей сложности в работе может быть задействовано от 40 до 80 человек: модели и актеры, декораторы, театральные художники и художники, расписывающие задник; гримеры, стилисты, костюмеры, дизайнеры, осветители и т. д. И всем нужно платить! Плюс все сопутствующие расходы и счета. Реализация триптиха «Рождение и смерть» обошлась примерно в 100 000 евро.
» Расскажите, пожалуйста, о вашем проекте «Фотограф», на основе которого была создана книга.
В этом проекте приняли участие около 30 фотографов из разных стран, некоторые из них мои друзья, некоторые – нет. Но все они выдающиеся мастера современности. Я создал портреты этих фотографов, но это были скорее иллюстрации к главной идее книги – вопросу, который я задавал каждому из них: «Как ты понимаешь ответственность фотографа, который снимает? Что это значит для тебя?» Мы, фотографы, соревнуемся с Богом, останавливая время навсегда. И посему это огромная ответственность – за твои действия фотографа, запечатлевающего свое время. Для меня это самое главное.
» Ваши кумиры в фотографии? Кто из мастеров оказал на вас влияние?
Нет таких. Я честно старался найти мастера, образец, которому хотел бы подражать, свой идеал, но… Иногда меня это даже пугает. (Смеется.) Жизнь – вот что прекрасно, каждый день – великолепен, каждое утро – невероятно, тени – восхитительны… Я думаю о фотографии сегодня как о мозаике, в которую включил бы по несколько произведений разных мастеров: 4 работы Надара, 3 – Дагера, 4 – Ажета, 20 – Эйко Хосоэ, работы Араки, КарьеБрессона, Ньютона, Аштона, Ирвина Пенна. Наверное, Ирвин Пенн наиболее мне близок. Великий фотограф.
» Представьте, пожалуйста, что вам поручено создать книгу, посвященную мировой истории фотографии. Каждый известный мастер в ней может быть представлен только одной работой. Какую из своих фотографий вы включили бы в эту книгу?
Прекрасный вопрос. Я думаю, это была бы фотография, которую я сделал очень давно в Испании, в Мадриде. Мне было тогда всего 22 года. Вместе с женой мы оказались в парке, на маленькой арене школы тореадоров. Мы были одни, арена – абсолютно безлюдна, вокруг никого, только свет, падающий сверху. И вдруг появился тореадор, совсем молодой парнишка, лет 16. Вместо реального быка на арене был механический, но паренек начал представление. В своей фантазии он был лучшим тореро на Земле! Нас он не видел, и тогда я взял камеру и сделал снимок. Юный тореро, такой счастливый под льющимся сверху светом и всей своей жизнью впереди. Это мой лучший снимок – впервые мне удалось в фотографии передать душу человека.
