Три истории о русском балете в Лондоне

 

Любители балета любят сравнивать различные постановки и труппы театров. Если такой анализ делаем мы, то всегда почти единогласно приходим к мнению, что русская школа – самая сильная. Но за последние годы мне все больше и больше стал нравиться английский балет, и не в последнюю очередь это связано с тем, что в ведущих партиях заняты артисты, принадлежащие к классической русской школе.

В Ковент-Гардене и в Английском Национальном балете танцуют 14 артистов русской школы, причем 10 из них являются премьерами трупп. А в Роял Опера Хауз есть постоянный педагог Александр Агаджанов.

В этом сезоне со 2 по 11 января English National Ballet представляет знаменитый классический балет «Манон» в постановке Кеннета Милана. По мнению критиков, это одна из лучших постановок балета, и неподражаемый Милан, получивший всевозможные балетные награды, превзошел самого себя. Наши танцовщики также были заняты в постановках «Щелкунчик» Кристофера Хампстона и «Спящая красавица», которые прошли в декабре. Мы рады познакомить вас с премьерами English National Ballet Дмитрием Груздевым и Еленой Глуржидзе и солисткой балета Натальей Кремень.

 

 

История первая: Дмитрий Груздев

Дмитрий танцевал в Кировском театре и в 1990 году познакомился со своей женой Сарой Арнотт. Она приехала на стажировку от Английского Национального балета на 6 месяцев. Молодые люди полюбили друг друга, стали встречаться, романс возобновился через год, когда пара встретилась в Амстердаме. Стало ясно, что придется менять жизнь, потому что Сара почти год ездила за Дмитрием, который много выступал. В 1993 году Дмитрий, что называется, собрал чемодан и решил остаться в Лондоне. Без приглашения театра, без контракта.

Не было страшно так кардинально менять жизнь?

По молодости много вещей делаешь без оглядки на обстоятельства. Да, у меня были ведущие роли в Кировском театре, но там труппа была из 280 человек, а я хотел больше танцевать. В середине гастролей в Лондоне я пошел на просмотр в Английский Национальный балет и получил предложение. Гастроли закончились, я подписал контракт и остался работать солистом – это было 15 лет назад.

Как сложилась карьеры жены? Она ведь тоже танцевала?

Она перестала танцевать после рождения первого ребенка – это было не мое требование, а ее собственное желание. Сара решила посвятить себя детям. Сейчас у нас два сына. К тому же это в России можно отдать ребенка бабушкам-дедушкам, а здесь если повезет, то получается на пару часов оставить внуков с ними, и все. Она так скучает по сцене. Говорит, что скучает по самому танцу, но рада, что больше не приходится ходить на репетиции, терпеть ругань, собирать чемоданы во время гастролей, постоянно быть в дороге – ведь наша труппа очень много ездит с концертами.

Вы ходите на выступления других трупп, например, московских и петербургских, когда они приезжают в Лондон?

Я не очень люблю смотреть другие труппы, если только это не люди, которых я знаю. Наверное, мне хочется отдыхать от балета. Когда Мариинка приезжает, то, конечно, приятно прийти и увидеться с теми, кто работал со мной 15 лет назад.

Изменился ли русский балет с тех времен, как открылись границы, или московская и петербургская школы по-прежнему неизменны?

Мне кажется, политические перемены пошли на пользу русскому балету. Хорошо, что люди стали больше ездить, видеть других хореографов и могут танцевать и Форсайта, и Баланчина, при этом сохраняя специфику российской школы. Яркий пример – Ульяна Лопаткина или Барышников, который стал танцевать в тысячу раз лучше, когда уехал. Когда мы берем чуть-чуть западной школы, то становимся только лучше.

Многие считают, что в большинстве балетов основные партии – женские. А мужчина в них – лишь необходимое дополнение. Исключение – балеты в постановке Нуриева. Вы согласны быть на вторых ролях?

Раньше, конечно, первой скрипкой была женщина. Балеты Нуриева более мужские, но его хореография не для меня – он все так усложняет. Я один раз танцевал нуриевскую постановку «Ромео и Джульетты» – там столько вариаций перед па-де-де, что, когда в итоге надо было продемонстрировать свою любовь к Джульетте, я уже и смотреть на нее не мог – валился с ног от усталости. (Смеется.) Это было похоже на спортивный марафон. А ведь хочется чувствовать в конце спектакля, что я получил удовольствие.

Тебе удается самому ездить на гастроли с сольными выступлениями или все время забирает труппа?

Зависит от того, в какое время года приходят предложения. Осенью мы особенно заняты – много времени на гастролях, выступаем и в Лондоне. Приходится договариваться с руководством – иногда они могут поменять под меня расписание. Иногда не получается – что поделать, даже если хочется потанцевать другие партии, контракт-то у меня с Английской Национальной оперой.

У тебя есть любимые партнерши на сцене?

Почти год назад я начал танцевать с очень талантливой девушкой по имени Фернанда Оливьера. Мы прекрасно работаем вместе, у нас полное взаимопонимание. Вот с женой никогда не мог бы танцевать – не понимаю, как люди это делают. Представляю, как Васильев с Максимовой разбирали дома после выступления, кто кого как держал, как закидывал ноги-руки.

А сыновья ваши танцуют?

Николасу шесть лет, он пошел заниматься балетом. Пока он был в классе единственным мальчиком, ему безумно нравилось, а когда там появились еще двое «конкурентов», он охладел к танцу. Сейчас вроде бы опять проявляет интерес. (Смеется.)

Вы живете в Лондоне?

Нет, в Корнуолле. Еще перед рождением второго ребенка мы решили, что в Лондоне с двумя детьми будет сложно. Здесь проблема с хорошими школами и на улице так просто не поиграешь. Родители моей жены Сары живут в Корнуолле, мы лет двадцать туда ездим. До моря всего четыре мили – дети серфингом занимаются, природа хорошая. Купили дом с привидениями, он был построен аж в XIV веке, открыли там мини-гостиницу. Так что Сара работает, не выходя из дома. Знающие люди сказали, что у нас обитают только добрые привидения. Много трагических историй связано с этим домом – его и в карты в каком-то году проигрывали.

Вы долго еще планируете танцевать?

Сколько смогу. Пока нравится и есть силы, буду танцевать. Но до последнего тянуть не буду – хочется, чтобы вспоминали обо мне хорошо.

Что еще хотелось бы станцевать?

В мире столько балетов – наверняка много еще не станцовано, никогда ведь не знаешь, какие возможности представятся. Я никогда не думал, что станцую в балете «Манон», потому что его всегда танцевал Королевский балет. И если раньше я не знал, какой балет у меня любимый, то теперь могу сказать что этот. Музыка, па-де-де, история – все здесь пронизано драматизмом. Я рад, что танцую его в таком возрасте – иначе не смог бы передать всей гаммы чувств.

Я рад, что мы будем скоро танцевать «Шахерезаду» – о большем пока и думать не хочу. Сначала «утанцуюсь» этими балетами – в этом сезоне я исполняю две новые партии, поставлю в уме галочку, а потом уже подумаю о других ролях.

 

 

История вторая: Елена Глуржидзе

Елена танцует в Лондоне уже шестой сезон, ведущая балерина. Она приехала из Петербурга, где работала в трех разных театрах, танцевала обширный репертуар, стала вольным художником. В Лондон попала не случайно – отец посчитал, что ее настоящая карьера может складываться только за рубежом. Лена послала кассету со своим выступлением в Английский Национальный балет и получила положительный ответ. Так она стала ведущей балериной.

Чем для тебя стал Лондон – городом новых возможностей?

Да, это был другой город, с отличительным стилем и образом работы. Я научилась очень многому – например, танцевать иначе. Конечно, я всегда пыталась сохранить русскую школу – нашу широту танца, манеру, эмоциональность, но именно в Лондоне я выработала чистоту техники, линии. У меня исчезла суета в движениях, постепенно ушло все лишнее в танце. Мне повезло, что я работаю с Майной Гилгуд, которая на протяжении четырнадцати лет была художественным директором австралийского балета. Повезло, потому что она училась у русских педагогов, у нее прекрасный вкус. В Лондоне можно один и тот же балет станцевать в разных постановках – от классики до модерна, тогда как в России придерживаются классической постановки и меняют крайне мало. Здесь репертуар более обширен. Это большой плюс, это ступенька в профессиональном росте – балерина хорошего уровня должна уметь станцевать все.

В каких балетах ты занята в этом сезоне, какие партии тебе особенно нравятся?

Наша труппа танцует «Спящую красавицу», «Манон» и «Щелкунчика». Всегда считалось, что «Спящую красавицу» лучше всего танцуют русские, – этот балет требует особой пластики. В нем я танцую Аврору. Я считаю «Спящую красавицу» своим балетом – я танцевала его еще в России, правда, немного по-другому. В «Манон» у меня две роли – и Манон, и любовницы. Мне было сложно танцевать эти партии вначале – это другая пластика и чудовищная нагрузка. В «Манон» нужно с огромной искренностью чувства преображать в движения, но танцевать его – огромное удовольствие. Сочетание музыки Массне и хореографии Макмиланна рождает классический шедевр, сравнимый с Шекспиром. Я убеждена, что невозможно считать себя ведущей балериной, если ты не станцевала Манон.

Ваш четырехлетний сын понимает, чем ты занимаешься?

Да, он знает, что мама – балерина. В его детском саду дети и учителя тоже знают и просят иногда, чтобы я пришла рассказать о том, как это – быть балериной. Дома мы мало говорим о балете. Я не хочу, чтобы он пошел по моим стопам. Я не буду его отговаривать, если обнаружится, что у него есть талант, и он сам для себя определит, что балет – это его. Мне кажется, что мальчикам особенно сложно в балете, – как все родители, я бы хотела для своего ребенка более легкой жизни.

А не тяжело было вернуться после рождения сына в балет?

Непросто – мои роды были сложными и длительными. Но я начала интенсивно заниматься через два месяца – наверное, слишком рано. Уже через четыре месяца я танцевала в «Жизели». Сейчас я думаю о завершении карьеры в скором времени. Я вижу, что ребенок страдает оттого, что меня подолгу нет рядом. Года три-четыре еще потанцую, и все. Жалко, потому что балет – это моя жизнь, но я себя морально настраиваю. Может быть, буду преподавать – мне это всегда нравилось.

 

 

История третья: Наталья Кремень

Наталья танцует в Лондоне третий год. Работала в Театре Станиславского в Москве, с которым традиционно приезжала на гастроли в Лондон. 1 января 2005г. встретилась с будущим мужем Давидом Махатели, который танцевал в Ковент-Гардене. Чтобы быть вместе, нужно было либо ехать самой в Лондон, либо уговаривать Давида переехать в Москву. Второй вариант не подходил, так как карьера Давида в Англии уже сложилась очень успешно, он ведущий танцор. Наталья пришла на просмотр в Москве к Уэйну Иглингу и получила приглашение на повторный просмотр в Англии, а вскоре и контракт с Английском Национальным балетом. Первые два года она танцевала в кордебалете, постепенно стала получать более значимые партии. Много гастролирует вместе с мужем. Сейчас репетирует в Английском Национальном балете, пытается восстановиться после прошлогодней травмы, из-за которой пропустила сезон.

Легко ли было привыкнуть к новой жизни в Лондоне?

Лондон научил меня работать по-новому, открыл новые горизонты. В Москве модерн и современная хореография не очень развиты – фокус по-прежнему на классике. И в Англии в работе по-другому расставлены акценты. В России много внимания уделяется постановке и движениям рук, а здесь – четкости всей позиции. Если все должны смотреть вправо, то никаких отклонений и импровизаций не предусмотрено. В Англии балерина не должна слушать музыку, как в России, она должна считать – разложить все взмахи руками на такты и ноты. Здесь большое внимание уделяется технике танца на пуантах – ни в Москве, ни в Петербурге в театре на пуантах не репетируют.

В вашей труппе около десятка русскоговорящих – вы радуетесь, когда в труппу приходят новые соотечественники, или воспринимаете их как конкурентов?

Я испытываю радость, что в Лондоне становится больше представителей русской школы, это немного видоизменяет английский балет в лучшую сторону. Страха конкуренции нет. Нашу школу всегда видно, даже если это новые девочки из Кореи, которые приходят в нашу труппу, – по постановке рук и корпуса видно, что учителя у них были русские.

Вы тоже танцуете в «Спящей красавице», и в «Манон», и в «Щелкунчике»?

Да, и, кстати, с «Щелкунчиком» у меня давние отношения. Мой папа тоже танцевал в балете – сейчас он театральный критик, и меня, кстати, ох как критикует иногда! «Щелкунчик» был первой постановкой Большого театра, на которую он меня привел. Она на меня не произвела большого впечатления – я, наверное, была реалистом, поэтому танцоры в голубых париках для четырехлетнего ребенка казались абсурдом. Мы сидели рядом с царской ложей, и в какой-то момент я поднялась и объявила, что героиня Аврора названа, конечно, в честь знаменитого крейсера, а все потому, что мама, которая пела в хоре, часто исполняла для меня известную песню «Что тебе снится, крейсер «Аврора»?». Я танцевала в Театре Станиславского, а в его репертуаре не было «Спящей красавицы», с этим балетом

я познакомилась здесь. Я танцую подруг Авроры, нимф. «Манон» всегда был для меня непостижимым балетом – в России он не шел, я его видела только в записи. Этот балет – драма. Последнее па-де-де – это надрыв, накал, полная самоотдача. Нужно быть очень сильным танцором – невозможно умирать каждый день на сцене, чтобы у всех мурашки по коже бежали.

За Давидом вы замужем два года. Планируете завести детей или сейчас во главе угла карьера?

Пока мы танцуем в свое удовольствие, хотя он начинает поговаривать о детях. Но, может быть, в один прекрасный день мне захочется заниматься чем-то другим. В Москве я часто ходила в драматические театры, на выставки. У меня нет пока планов танцевать до 40 лет – я люблю свою профессию, но в жизни так много интересного. Я заканчиваю педагогическое отделение ГИТИСа, мне очень интересна преподавательская работа. Декан факультета предлагает поступить в аспирантуру – я не уверена, что смогу совмещать учебу с работой.

За что вы любите свою профессию?

За внимание, аплодисменты, признание публики. У меня немного лидирующих партий, но когда мы выезжаем на гала-концерты, всегда приятно, когда подходят, делают комплименты и узнают в моих движениях русскую школу.