Сергей Гармаш: Я берусь за роли, в которых есть судьба, катарсис, поступок

 

Один из ведущих актеров московского театра «Современник» Сергей Гармаш за свою продолжительную карьеру сыграл много разноплановых ролей – Лопахина в «Вишневом саде» Чехова, старшего брата в «Карамазовых и аде» по мотивам Достоевского, Альфонса в «Трех товарищах» Ремарка и Михаила в «Мурлин Мурло» Коляды. Не менее внушительно выглядит список его киноролей – начиная от «Ворошиловского стрелка» Станислава Говорухина до «12» Никиты Михалкова. 1 сентября этого года Сергею исполнилось 50 лет – мы решили поговорить со знаменитым актером о том, как он себя чувствует в связи с юбилеем.

С каким чувством вы подошли к этому рубежу?

Подходя, я к нему не подошел – не из тех людей. Я уже думаю о себе как о пятидесятилетнем человеке. Все время ждал психологического дискомфорта, напряжения по поводу того, что я должен был пройти этот этап. Но нет – сейчас я отношусь к этому так, что в графе «возраст» появятся новые цифры, не более того. Печалиться по этому поводу глупо, но при этом кажется, что все это как-то слишком быстро произошло. Начинаешь больше думать о том, что жизнь не такая длинная и то, что когда-то казалось сумасшедшим возрастом, настигло тебя.

Есть такое слово, которое раньше часто употребляли, – «солидность». Так вот я не ощущаю в себе этого. Мне вообще это не нравится. Наверное, по своему образу жизни и поступкам я ее не «набрал».

У вас же нет поступков, по которым о вас могли бы сказать «ведет себя как мальчишка» …

Вы не забывайте, что моя личная жизнь не имеет ничего общего с тем, как я веду себя с друзьями в театре, в кино. С женой и дочерью я могу быть совершенно другим. Некоторые из моих поступков не то что мальчишеские – я веду себя как клинический идиот. (Смеется.)

Например?

Я могу дурачиться, притворяться. Я с удовольствием бываю шутом гороховым, но только это не для публики. Мое шутовство иногда выливается в роли: за роль Лебядкина – изощренного горохового шута я получил «Золотую чайку». В кино я сыграл в «Деле о мертвых душах». Но жизнь не подарила мне ярких клоунских ролей – надеюсь, что это впереди.

 

Но когда вам приносят сценарий, как вы понимаете – ваша это роль или нет?

Главное – чтобы там была роль. Наличие масла на холсте не доказывает наличия художественного произведения. Так же как наличие букв на бумаге, да и роль, исполненная актером, могут быть чистой формальностью. Если в буквах присутствуют судьба, катарсис, поступок, неожиданное человеческое проявление, это может быть ролью, и я за нее берусь. Меня никогда не волновал формат – волновала роль. В сериале я играл человека, который пытался прорваться к великому вождю, сидящему на политолимпе. Он накричал на Брежнева и умер. Такие обстоятельства меня взволновали. Роль – это задача, это тайна.

Когда вы играете роли, где вы находите ресурсы, чтобы создать образ?

Да там же, где вы находите вопросы, когда разговариваете со мной. И я не ерничаю – вот у вас нет под рукой вопросов, вы смотрите на меня и спрашиваете то, что вам приходит в голову. И у меня все точно так же работает. Если я надеваю белый халат, я начинаю вспоминать опыт своего общения с врачами, который я, конечно же, не записывал. Есть такая вещь, как эмоциональная память, у актеров она более тренированная. И мне по-детски интересно поиграть, представить себе – каким был бы я, Гармаш, работай я хирургом? Как бы я разговаривал с женщинами, будь я гинекологом?

Расскажите о фильме «12» – это были сложные съемки?

Я чувствовал себя очень хорошо – это одна из самых значимых ролей для меня. Картин, которые становятся не только фактом твоей профессиональной биографии, а частью жизни, не так много. Я получил неплохие оценки за роль в этом фильме, но самым главным стал процесс съемок, который был для меня уникальным. И не только потому, что режиссером был Михалков. Потрясающе, что съемка была сделана последовательно, по линии развития сюжета – такого в моей практике еще не было. Это и ежедневное присутствие всех двенадцати актеров на площадке было условием Михалкова. И до начала съемки мы сидели и на протяжении восьми смен репетировали – на ходу придумывали какие-то вещи, что-то сокращали, отправляли сценаристам – и это было снято в лабораторном режиме. Я считаю, что Михалков – выдающийся режиссер моего поколения, он глубоко погружается в творческий процесс. Он сразу, с самой первой встречи, рассказал нам, какую картину он хочет сделать и почему он ее хочет сделать с нами. Он поставил задачу и создал такую атмосферу, где мы все чувствовали себя равнозначно важными для создания картины. Для меня картина «12» – курс повышения квалификации.

 

А как получилось, что вы стали актером?

Я получил образование в театральном училище. В тот год набирали кукольников, после окончания училища по распределению работал в театре кукол. Недолго – около года, потом я ушел в армию. Вспоминаю об этом опыте с нежностью – это было романтично: автобус, костюмер и пятеро актеров. Мы давали по четыре спектакля в день, это было весело, особенно если гастроли были на черноморском побережье в пионерских лагерях и домах отдыха. Театр кукол – вещь магическая. Это совсем непросто – сделать куклу живой и заставить зрителя ей сопереживать.

Участие в дубляже мультфильмов – это отголоски вашего прошлого в театре кукол?

Я попробовал три раза – и не откажусь, если мне предложат в будущем. Это просто здорово.

Вы считаете себя звездой?

К известности нужно относиться просто – мне больше нравится определение «любимый актер». Ведь ряд звезд невелик. Вот такие люди, как Крючков, Андреев, Ладынина, не знали, что такое телевидение, и всю свою известность завоевали через большой экран. Ролан Быков и Олег Даль – это звезды, а когда Диму Билана называют звездой, мне непонятно. Я прошел долгий путь, и мне есть чем гордиться, а строить себе пьедестал или подставлять лестницу и карабкаться на него, чтобы почувствовать, как я буду выглядеть, не тороплюсь – это страшно опасно, когда начинаешь отмечать этапы пути, тогда по-хорошему прекращаешь профессионально заниматься своей профессией. Внимание людей ко мне есть – но моя внутренняя позиция остается такой: чтобы соответствовать профессии, нужно уметь зайти на первую репетицию первоклассником.

Как вам удается сочетать театральную и киношную жизнь – это не сложно?

Сложно, но у меня жизнь такая. За 24 года в театре я научился совмещать театр и кино. За это время я никогда не взял путевку и не поехал куда-нибудь отдыхать. Хотя нет – первый раз это случилось два года назад, когда родился мой сын. А так мой отпуск – это три дня на фестивале здесь, три дня на фестивале там и визит к маме-пенсионерке. Я построил себе за городом дом – его тоже нужно было заработать. Наверное, можно было работать меньше – но мне не стыдно за то, как я это сделал. Может быть, я и снимался в сериалах, но зато не зарабатывал деньги антрепризой, которую считаю развращением публики и деклассификацией актеров. На сегодняшний день 90% антрепризы – это недалекое от попсы развлечение. За антрепризой, может быть, и театральное будущее, но пока до этого далеко. Должно пройти минимум 10 лет, пока она станет конкурентом театру по репертуару и качеству.

 

Мне кажется, для человека думающего в актерской профессии есть большой потенциал – готовясь к ролям, вам приходится сталкиваться с такими вопросами, которые большинству людей незнакомы. Хороший актер, на мой взгляд, это тот, у которого есть «база» для любой роли – в том числе и негодяев. Вы с этим согласны?

Абсолютно. Это вещь, изобретенная Станиславским. Какого бы маньяка, убийцу я ни играл, я всегда буду на его стороне, я адвокат своей роли. Здесь применима формула, также изобретенная Константином Сергеевичем: «Если ты играешь хорошего, найди его там, где он злой, если играешь злого, найди, где он может быть хорошим». Думаю, любая творческая профессия может состояться только тогда, когда у человека есть свои убеждения, четкое отношение к сегодняшнему дню, к тому, что происходит вокруг меня, к другим людям.

Чем занимаются ваши дети?

Дочь со второго раза поступила на продюсерский факультет ВГИКа – слава Богу, что не станет актрисой. Сын Ваня подрастает -10 августа ему исполнилось два года. Вот такое счастье подарила мне жена – она на полгода ушла в декрет, а потом опять вышла на сцену. Ваня для меня подарок божий, который своим существованием доказывает, что я еще не совсем бесполезный человек на этой земле.