Арт-ГидВыставкиИскусствоКультураЛондонМузеи

Наталья Гончарова. Дар и труд

В Тейт Модерн проходит большая ретроспективная выставка Натальи Гончаровой – первая экспозиция такого масштаба в Великобритании. Ключевой момент – выставка монографическая. А вот в разнообразных групповых и тематических шоу, а также в тандеме с супругом Михаилом Ларионовым работы Гончаровой экспонировались в Соединённом Королевстве, уже начиная с 1912 года. Одна из таких выставок «Амазонки авангарда: Экстер. Гончарова. Попова. Розанова. Степанова. Удальцова» с успехом прошла в Королевской академии художеств в 1999 году. Да и ведущие аукционные дома британской столицы в последние десятилетия регулярно включают произведения Гончаровой в число топ лотов русских торгов: к примеру, в 2010 году её «Испанки» были проданы на Christie’s за 10,2 миллиона долларов.

В Тейт покажут 160 работ Гончаровой из музеев и частных коллекций разных стран, включая Третьяковскую галерею, обладающую самым крупным собранием произведений художницы в мире. В центре экспозиции – зал по мотивам первой ретроспективной выставки Гончаровой 1913 года в Москве, в «Художественном салоне» Михайловой, где 32-летняя Гончарова представила около 800 своих работ. Следующая монографическая ретроспектива художницы в России состоялась ровно век спустя, в 2013 году, и тоже в Москве, но уже в Третьяковской галерее. Её название «Наталия Гончарова. Между Востоком и Западом» очень точно обозначила творческую и личную судьбу одной из первых выдающихся художниц авангарда.

Наталья Сергеевна Гончарова родилась 21 июня 1881 года в Тульской губернии, в семье архитектора и математика, внучатого племянника Натальи Николаевны Пушкиной. Да-да, той самой Натальи Гончаровой, настолько пленившей Александра Пушкина, что любвеобильный поэт решился связать себя узами брака.  В 1928 году другой русский поэт – Марина Цветаева – посвятит обеим Натальям эссе «Наталья Гончарова (жизнь и творчество)». Экзальтированное, страстное, очень субъективное и патетичное, но и проникающее в самую суть – задумав очерк о художнице, Цветаева много общалась с ней, расспрашивала, бывала в мастерской. Правда, дружбы на всю жизнь не получилось – по натуре интроверт Гончарова к себе близко не подпускала; сдержанная, молчунья, «затворница», как сама Цветаева и назвала её в очерке. Назвать-то назвала, а всё равно по-детски обижалась, недоумевала: «С Гончаровой дружила, пока я о ней писала. Кончила – ни одного письма от неё за два года, ни одного оклика, точно меня на свете нет».

Natalia Goncharova at Tate Modern, 2019.. Photo: © Tate Photography (Matt Greenwood)

Но вернёмся к Наталье Гончаровой, чьё детство в отцовском помещичьем доме с почти деревенским укладом глубоко отпечаталось в её творческом ДНК: художница всегда ощущала внутреннюю связь с крестьянским изобразительным фольклором, народным миропониманием и культурой. В роду матери были богословы и историки – и Гончарова не только была религиозной в самом традиционном понимании этого слова, но и обращалась к иконописи и евангельским образам в своём искусстве.

С профессией – чем заниматься в жизни – определилась не сразу: начала c курса истории, затем попробовала медицинcкий. В поисках «дела рук» уже двадцатилетней поступила на скульптурное отделение в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Возможно, Гончарова и стала бы скульптором – не появись в её судьбе Михаил Ларионов.

Natalia Goncharova. Self-Portrait with Yellow Lilies 1907-1908. oil paint on canvas. State Tretyakov Gallery, Moscow. Purchased 1927. © ADAGP, Paris and DACS, London 2019

Встретились они в Зоологическом саду, куда оба пришли делать эскизы животных. Ровесник Натальи, Ларионов уже успел проучиться в этом же училище несколько лет на живописном факультете. Встречу с Ларионовым художница считала «самым важным событием в её жизни, личной и творческой». Событием, которое определило последующие 62 года их союза. Часто спорят, кто из этих художников выше, кто у кого черпал, кто на кого влиял… Вот слова Гончаровой: «Ларионов – это моя рабочая совесть, мой камертон. Есть такие дети, отродясь всё знающие. Пробный камень на фальшь. Мы очень разные, и он меня видит из меня, не из себя. Как я – его».

В 1903 году, запасшись у дяди справкой о слабом здоровье, Гончарова на год оставила училище и вместе с Ларионовым провела лето на юге – в его родном Тирасполе, Крыму и Одессе. Этот гражданский брак вызвал неприятие в семье Натальи, о котором она записала в дневнике одну фразу: «Мой роман и уход из дома». Позднее было примирение с родителями и художники до самого отъезда за границу в 1915 году жили в построенном отцом Гончаровой доме в Трёхпрудном переулке.

В студенческие годы произошло творческое перерождение Гончаровой. Цветаева пишет: «Ларионов был первый, кто сказал Гончаровой, что она живописец, первый раскрывший ей глаза – не на природу, которую она видела, а на эти же её собственные глаза. «У вас глаза на цвет, а вы заняты формой. Раскройте глаза на собственные глаза!» Гончарова всю жизнь с благодарностью вспоминала этот совет, а в Ларионове видела своего наставника, «вперёдсмотрящего»: «Я вдруг поняла, что то, чего мне не хватает в скульптуре, есть в живописи… есть – живопись… я очень хорошо знаю, что я твоё произведение и что без тебя ничего бы не было». Впрочем, переход от ваяния к живописи произошёл не сразу: до 1905 года Гончарова показывала на выставках только скульптурные работы.

Natalia Goncharova. Design with birds and flowers. Study for textile design for House of Myrbor 1925-1928. Gouache and graphite on embossed paper. State Tretyakov Gallery, Moscow. Bequeathed by A.K. Larionova-Tomilina, Paris 1989. © ADAGP, Paris and DACS, London 2019

Если поначалу в художественных кругах Гончарову знали в основном из-за Ларионова – к тому времени признанного лидера, то ситуация стремительно переменилась, когда она обратилась к живописи. Из училища Наталью отчислили ещё в 1909 году «за невзнос платы». Начался самый насыщенный и плодотворный период в жизни Гончаровой и Ларионова, возглавивших первое авангардное движение в России – неопримитивизм. Эволюция творчества Натальи в эти годы поражает скоростью смены стилей, спонтанной переменой жанров, техник, манеры письма. Традиции академической школы, Тулуз Лотрек, импрессионисты, Ван Гог, Поль Гоген, Пикассо, Леже, Брак, фовисты и кубисты в рекордные сроки были освоены и переработаны художницей, не скрывавшей влияния на её творчество европейских мастеров: «В начале моего пути я более всего училась у современных французов».

Natalia Goncharova. Linen 1913. oil paint on canvas. Tate. Presented by Eugène Mollo and the artist 1953. © ADAGP, Paris and DACS, London 2019

Но задерживаться на каком-то из них Гончарова не собиралась – её манила новая эстетика русского авангарда, с его духом бунтарства и жаждой обновления искусства и жизни. Вместе с Ларионовым Наталья принимала участие во всех знаковых выставках творческих объединений начала 1910-х: «Синий всадник», «Бубновый валет», «Ослиный хвост» – причём на некоторых из них выставляла от 30 до 50 работ одновременно. Не обходилось и без скандалов: из-за обнажённой «Натурщицы на синем фоне» Гончарову обвинили в порнографии, а её религиозные работы несколько раз запрещались цензурным комитетом Святейшего Синода. «Спорят и спорят со мной о том, что я не имею права писать иконы: я не достаточно верую. О Господи, кто знает, кто и как верует», – жаловалась художница.

Работоспособность Гончаровой в те годы кажется невероятной: кроме живописных работ и участия в выставках, она иллюстрировала книги поэтов-футуристов Алексея Кручёных и Велимира Хлебникова, создавала театральные декорации, эскизы для одежды и обоев, выступала на диспутах, снималась в фильме, участвовала в знаменитом перформансе, шествуя по Москве с футуристическими росписями на лице… Стилистическая всеядность Гончаровой шокировала художественных критиков: «Импрессионизм, кубизм, футуризм, лучизм Ларионова …а где же сама Наталия Гончарова, её художническое “я”?», – вопрошал искусствовед Тугендхольд.

Natalia Goncharova. Peasants Picking Apples 1911. oil paint on canvas. State Tretyakov Gallery, Moscow. Received from the Museum of Artistic Culture 1929. © ADAGP, Paris and DACS, London 2019

По поводу этих обвинений в эпигонстве и эклектизме Цветаева приводит в эссе слова Гончаровой: «Эклектизм? Я этого не понимаю. Эклектизм – одеяло из лоскутов, сплошные швы. Раз шва нет – моё. Влияние иконы? Персидской миниатюры? Ассирии? Я не слепая. Не для того я смотрела, чтобы забыть. Если Вы читаете Шекспира и Шекспира любите, неужели Вы его забудете, садясь за своего Гамлета, например? – «Я человека вольна помнить, а икону – нет? Забыть – не то слово, нельзя забыть вещи, которая уже не вне Вас, а в Вас, которая уже не в прошлом, а в настоящем. Разве что «забыть себя». – «Этот страх влияния – болезнь. Погляжу на чужое и своё потеряю. Да как же я своё потеряю, когда оно каждый день другое, когда я сама его ещё не знаю?»

В каталоге к монографической выставке 1913 года Гончарова объясняет свои творческие принципы: «Не ставить себе никаких границ и пределов в смысле художественных достижений. Всегда пользоваться всеми современными завоеваниями и открытиями в искусстве». И пусть её живописный темперамент и способен был искусно сплавить «западные формы», свой путь она теперь видела в другом.

Natalia Goncharova. Theatre costume for Sadko in Sadko 1916. Victoria and Albert Museum, London. Given by the British Theatre Museum Association. © ADAGP, Paris and DACS, London 2019

                                                                 «Хотела на Восток, попала на Запад…»

«Мною пройдено всё, что мог дать Запад до настоящего времени…Теперь я отряхаю прах от ног своих и удаляюсь от Запада, считая его нивелирующее значение весьма мелким и незначительным, мой путь к первоисточнику всех искусств – к Востоку», – с пафосом писала Гончарова в том же каталоге. Откуда ей было знать, что в жизни случится с точностью наоборот?

В 1914 году Наталья впервые побывала за границей – Сергей Дягилев предложил оформить оперу-балет «Золотой петушок» на музыку Римского-Корсакова. Парижская премьера имела огромный успех. «Декорации, танец, музыка, режиссура – всё сошлось. Говорили, что событие», – вспоминала художница. Разогретая «Петушком» французская публика с восторгом встретила и открывшуюся в столице месяц спустя выставку работ Гончаровой и Ларионова, организованную поэтом Гийомом Апполинером в галерее Гильома. Известность Гончаровой перешла в новое измерение, о ларионовской «теории лучизма» заговорили в Европе. С началом Первой мировой художники вернулись на родину; Ларионов отправился на фронт, был контужен, долго лечился. А летом 1915 года Дягилев вновь позвал их на работу – на этот раз в Швейцарию, готовить декорации к очередным гастролям «Русских сезонов». Собирались ненадолго – на столе в Трёхпрудном переулке остались лежать неоконченные эскизы декораций к «Граду Китежу» и росписей домовой церкви. Оказалось – навсегда.

Natalia Goncharova. Orange Seller 1916. oil paint on canvas. Museum Ludwig.
© ADAGP, Paris and DACS, London 2019

В Европе много путешествовали, и с Дягилевскими сезонами и вдвоём. Новые страны, встречи, знакомства, а иногда и дружба с известными люди – Стравинским, Прокофьевым, Маринетти, Пикассо. Творчество в основном сместилось в театральное русло, у Ларионова проявился хореографический талант, так что Дягилев доверил ему постановку нескольких балетов; Гончарова поднялась на новые высоты в сценографии и костюмах, однако живописец в ней не утихал никогда. В беседе с Цветаевой она признаётся: «Театр? Да вроде как с Парижем: хотела на Восток, попала на Запад. С театром мне пришлось встретиться. Представьте себе, что вам заказывают театральную вещь, вещь удаётся, – не только вам, но и на сцене, – успех – очередной заказ… Отказываться не приходится, да и каждый заказ, в конце концов, приказ: смоги и это! Но любимой моей работой театр никогда не был и не стал».

В советские годы мы так мало знали о творчестве Гончаровой в эмиграции – а ведь это целый пласт жизни длиной в 47 лет. Известность и востребованность сменяли полосы забвения и новые взлёт популярности, поиски стиля и возвращение к уже найденному… Огромное количество произведений, почти полвека бытия художницы, не прекращавшей работать, даже когда пальцы перекрутил ревматоидный артрит, да так, что кисточку она могла удержать только двумя руками. И снова Цветаева: «Как работает Наталья Гончарова? Во-первых, всегда, во-вторых, везде, в-третьих, всё. Все темы, все размеры, все способы осуществления (масло, акварель, темпера, пастель, карандаш, цветные карандаши, уголь, – что ещё?), все области живописи, за всё берётся и каждый раз даёт. Такое же явление живописи, как явление природы…»

P.S. В 1955 году 75-летние Гончарова и Ларионов зарегистрировали свой брак. Зачем? Чтобы завещать общее творческое наследие любовнице Ларионова Александре Томилиной, ставшей его официальной женой спустя год после смерти Натальи в 1962 году. Гончаров умер через два года, в 1964. Согласно завещанию Томилиной поручалось переправить огромное наследие и архив Гончаровой-Ларионова в СССР. История непростая и со многими неизвестными, но в конце-концов после множества перипетий две половинки творческой жизни художников соединились под крышей Третьяковской галереи. И на выставке в Тейт нас ожидает цельная Гончарова – Запада и Востока.

* * *

Natalia Goncharova

6 июня – 8 сентября 2019
The Eyal Ofer Galleries, Tate Modern

Bankside, London SE1 9TG

www.tate.org.uk