Михаил Резникович: «Подвижники нужны, как солнце»

Этой осенью на сцене лондонского театра Сент-Джеймс с большим успехом прошли двухнедельные гастроли киевского Театра русской драмы имени Леси Украинки. Художественный руководитель театра, академик Михаил Резникович относится к той блестящей плеяде театральных деятелей, без которых сложно представить себе нашу культуру. Беседа с Михаилом Юрьевичем показала глубину режиссерской профессии, озвучила миссию театра и его внутренние задачи и проблемы.

— Вам посчастливилось учиться в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино у Георгия Товстоногова. Как проходила учеба у великого мастера?

— Георгий Александрович был жестким учителем. На первом же занятии он озвучил свой главный принцип: «В искусстве падающего подтолкни». Считал, что посредственностей среди режиссеров и так хватает. Он был фанатиком театра, и мы, его ученики, перенимали это. Он учил нас азам профессии, учил понимать авторов. И это был своеобразный мостик от Товстоногова к Станиславскому, к театру «жизни человеческого духа», зародившемуся в начале ХХ века и не сдающему своих позиций до сих пор.

— Вам удается передавать свои знания дальше?

— Я пытаюсь… Несмотря на то, что время диктует свои условия, нельзя быть Иванами, не помнящими родства. Нужно понимать, откуда мы, каковы наши корни, в искусстве в том числе. А корни Товстоногова – великая школа русского психологического театра. Он получил профессию из рук своих учителей, прежде всего – великого режиссера Андрея Михайловича Лобанова. И вот эта ниточка протянулась ко мне. Теперь мой черед прививать принципы того – великого театра своим ученикам.

— Режиссер – это большая ответственность. Какие качества характера Вам пришлось развить в процессе овладения профессией?

— Меру терпения. Великий советский режиссер Анатолий Васильевич Эфрос говорил: «Режиссер с первой до последней репетиции говорит одно и то же». Еще пришлось учиться тому, чтобы не обижаться на артиста, ведь это непрофессионально. В психологическом театре, как в футболе, добиться успеха можно лишь в том случае, когда режиссер и артист – одна команда. Еще режиссер должен остро чувствовать ритм окружающей его жизни, ощущать не только шум, но и стон времени. Если он этого не замечает, в результате выпустит подделку.

— О чем театр должен говорить со зрителем?

— Думаю, современный театр недалеко ушел от Гоголя. Он говорил, что театр – «кафедра, с которой можно очень много сказать миру добра». Наверное, это главный принцип, актуальный и поныне. Посмотрите, что творится сегодня в Европе: проблема беженцев, события на Ближнем Востоке… Жизнь становится все жестче и жестче, а потому миссия театра – смягчать души людей.

 

 

— Как изменился украинский театр за последние 20 лет?

— С течением времени меняются лишь выразительные средства, но в центре психологического театра остается все та же «жизнь человеческого духа». Другое дело – вопрос: на какие кнопки человеческой души мы нажмем и что хотим получить в результате? В «Мертвых душах», в главе о Плюшкине, Гоголь говорит о самых отвратительных человеческих проявлениях, но вместе с тем автор дает и такое отступление: «Забирайте же с собой в путь, выходя из мягких юношеских лет, суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге – не подымете потом». Это воззвание к человеку должно стать сверхзадачей для каждого человека театра, что бы он ни играл на сцене.

— Кто из западных режиссеров на Вас повлиял?

— Сложно сказать. На Западе было немало режиссеров, двигавших психологический театр. Например, немецкий режиссер Петер Штайн. Сейчас в этом направлении мощно работает Томас Остермайер. Движение европейского театра, актерская техника европейцев, доведенная до совершенства, заставляют задуматься. В этом плане мы, честно говоря, немножко Западу уступаем.

— В чем выражается это совершенство техники?

— В легкости диалога, во владении ритмом, речью. Тренинг для актера – важнейшее дело. Лет 20 назад в Петербурге актерский курс отправили на практику в Америку. По возвращении спросили, чем они там занимались. Ответ поразил всех: «По восемь часов били степ». Мы же тренингом пренебрегаем и… теряем зрителя. Ведь если зритель мыслит быстрее, чем играет актер, ему становится скучно.

 

 

— Сейчас в театре  много говорят о кризисе в современной драматургии и все чаще обращаются к классикам. Почему это происходит?

— Что касается Украины и России, то, я думаю, это момент передышки. Идет накопление новых понятий, проблем, которые со временем начнут выливаться в пьесы. А вот на Западе, мне кажется, ситуация более драматическая. Нет Осборна, нет «рассерженных молодых людей», в драматургии нет протестов против несовершенства мира, а есть некое смакование человеческих пороков, чернухи, пошлости. Я, к сожалению, не могу назвать ни одного современного западного драматурга уровня Артура Миллера, например. Но, думаю, это тоже пройдет. Драматургия перейдет на новый виток спирали, маятник качнется в обратную сторону – вернется к нравственным, человеческим ценностям.

— Неужели совсем нет исключений?

— Сейчас московский Малый театр ставит документальную пьесу шведского драматурга под названием «Ялта». Речь идет об исторической встрече Рузвельта, Сталина и Черчилля в 1945 году. И знаете, что в ней звеняще современно? Она звучит как обвинительный акт нынешним политикам. Несмотря на многочисленные противоречия и конфликты, прежние лидеры смогли объединиться в борьбе против фашизма. А сегодняшние руководители государств не могут переступить через свои амбиции, конфликты и объединиться даже против «Исламского государства», не говоря уже о более глобальных проблемах.

— В репертуаре Вашего театра много спектаклей по классике. Что идет дольше всего?

— «Насмешливое мое счастье» – спектакль, основанный на переписке Антона Павловича Чехова с братом, женой, подругой Ликой Мизиновой. Спектаклю без малого полвека, но он живет, меняется. Последняя редакция была переосмыслена нами с точки зрения текста, тем не менее чеховские пассажи до сих пор звучат остро и современно. Ну, например: «Я не верю в нашу интеллигенцию – лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях». Чехов написал это 125 лет назад. И дальше: «Подвижники нужны, как солнце».

 

 

— Какие выводы Вы сделали для себя из английских гастролей?

— Я вынес два основных момента. Первое: в любой стране, и Англия не исключение, зрителя волнует психологический театр, и наш театр идет именно этим путем. И второе: общаясь со зрителями и британскими коллегами, мы в очередной раз убедились, насколько ценное завоевание – репертуарный театр. Это не только стабильность, но и возможность развивать свое мастерство. Западный театр ориентирован на получение прибыли. Он, как и кинематограф, эксплуатирует актера. Репертуарный театр, напротив, – развивает.

Честно говоря мы не ожидали такого горячего приема со стороны англичан. И это не может не радовать.

Журнал New Style благодарит со-организатора гастролей Маргариту Багрову «Urban Events» за помощь в организации интервью.