Выставки

Метаморфозы пейзажа: От Коро до Моне

 

Летний день на Трафальгарской площади. Орды туристов, торопливый ритм людского муравейника, поток машин, какофония звуков мегаполиса… Контраст между этой крикливой суетой и мирной гармонией лесов и небес в залах выставки пейзажа в Национальной галерее был просто оглушительным. Пришлось постоять несколько минут, чтобы прийти в себя и войти в поток этого неторопливо текущего времени, принять его завораживающий ритм и погрузиться в зеленые дали.

Время для выставки «От Коро до Моне», исследующей эволюцию пейзажного жанра, кураторы Национальной галереи в Лондоне выбрали идеально. Разгар лета, так хочется вырваться из пыльного шумного города и, вместо того, чтобы по утрам обливаться потом в раскаленных душных вагонах метро, оказаться на морском берегу или под прохладными сводами леса. Наверное, так же, около двух веков назад, художников достало сочинение надуманных идеальных пейзажей в четырех стенах пропахших красками студий, и они отправились писать природу с нее самой, а не из ума. На пленэр то бишь. А если серьезно, то, конечно же, эволюция пейзажного жанра обусловлена не только прозой быта, и устроители выставки сумели достойно это показать на основе галерейной коллекции французской пейзажной живописи XVIII – XIX столетий. 90 полотен ведущих мастеров отражают метаморфозы этого жанра – от ранних работ пионеров пленэрной живописи до первой выставки импрессионистов 1874 года. Особый акцент экспозиции – произведения художников барбизонской школы: Теодора Руссо, Жана Франсуа Милле, Нарсиса Виржиль де ла Пенья, Шарля Добиньи.

Барбизон – тихая маленькая деревушка, приютившаяся на окраине Фонтенбло – загородной королевской резиденции близ Парижа. Как это нередко случается в истории, ничем не примечательное место становится ареной событий, меняющих привычный ход вещей. Именно в провинциальной тиши Барбизона произошло событие, ставшее ключевым звеном в цепи развития искусства. Художники родившейся здесь живописной школы разбудили дух импрессионистов, а те в свою очередь навсегда изменили сам ход осмысления искусства.

В начале XIX века чистая пейзажная живопись во Французской академии не занимала первых строчек в иерархии жанров. Скорее, ей отводилась вспомогательная роль фона в композициях на античные, исторические или героические темы. Мертвечина официального искусства с его надуманными классическими композициями раздражала многих художников молодого поколения – пропахшие плесенью и покрытые паутиной веков правила составления композиции, рисунка, живописи явно устарели.

С другой стороны, приобретала популярность философская теория Жан-Жака Руссо, идеи свободного, «естественного» человека и возвращения к природе – в противовес веку индустриализации с его металломеханическими монстрами, грозящими подавить гуманистические корни цивилизации. Вознесение патриархально-крестьянского быта, максимально приближенного к природе, как истинного эталона жизни будущих поколений вызывало отклик у многих художников барбизонской школы. Ее основателем считают другого Руссо – Теодора. Теодор Руссо, один из пионеров пленэрной живописи, с конца 1820-х с упоением пишет непритязательные сельские виды, улочки провинциальных городов, много путешествует по Франции и Швейцарии. Однако его картина «Спуск коров с высокогорных пастбищ Юры» обыденностью сюжета так оскорбила консервативных членов жюри парижского Салона, что те не только не приняли полотно на выставку, но и сочли поведение художника вызывающим – в итоге путь в Салон ему был перекрыт на 13 лет вперед.

Нет худа без добра – обиженный Руссо отправляется подальше от столичных снобов в Барбизон. Вскоре к нему присоединяются единомышленники – Жан Франсуа Милле, Нарсис Виржиль де ла Пенья, Жюль Дюпре, Шарль Добиньи и другие. Родилась барбизонская школа.

Рядом, насколько мог охватить глаз, раскинулся лес Фонтенбло – 42 акра деревьев, перемежающихся лугами, болотами, ущельями. Для обитавших в Барбизоне художников лес был неиссякаемым источником вдохновения. Современник писал, что Фонтенбло вызывал у них такой восторг, что живописцы не могли работать: «гордое величие старых деревьев, непотревоженная красота скал и пустошей, запахи опьяняли их… Они были одержимы лесом». И особенно Теодор Руссо, работавший в лесу даже в пронзительно холодные зимние дни. Этот мастер, считающийся родоначальником «интимного пейзажа», очень переживал, что бурное развитие промышленности и туризма угрожает его любимым вековым дубам. Художник даже написал петицию Наполеону III, и тот объявил территорию заповедником.

Барбизонцы утверждали эстетическую ценность реальной природы Франции – вместо излюбленных классицистами величественных видов Италии писали реки и озера, горные долины, леса и поля, городки и деревеньки родной страны. Субъективности романтиков, наделявших природу драматическими эффектами, они противопоставляли простые пейзажные мотивы в их естественной красоте.

Вслед за малыми голландцами и английскими пейзажистами Ричардом Бонингтоном и Джоном Констеблем, парижская выставка которых в начале 1820-х произвела фурор в Париже, барбизонцы углубляются в передачу реальных деталей, оставляя на холстах непосредственный портрет живой природы.

Пикардия, Нормандия, Бургундия, Оверн, Дофине – художники стремились создать индивидуальные пейзажные мотивы, уйти прочь от нормативных схем; им хотелось передать все многообразие состояний природы, свет и воздух, показать, как связан с нею человек в своем ежедневном бытии. Интимные камерные пейзажи и широкие эпические полотна отражали увиденное через призму личного восприятия. Композиционно работы барбизонцев уравновешенны и естественны, а живопись сдержанна и нередко близка к монохромной, при этом отмечена богатством тонких валеров, цветовых и световых нюансов.

Академики поначалу относились к барбизонцам как к изгоям. Как писал французский чиновник от искусства граф Ньюверкерке, «это живопись демократов, тех, кто не меняет белья, кто хочет взять верх над людьми высшего света». Тот же Руссо смог вернуться в Салон лишь после февральской революции 1848 года, когда жюри было упразднено.

Другой барбизонец – Франсуа Милле создавал полотна на темы крестьянской жизни. «Я крестьянин и ничего больше, как крестьянин», – говорил этот художник, посвящавший свои картины поэзии природы и трудящегося в ее пространстве человека. «Искусство – это битва, в искусстве надо не щадить себя. Надо работать, как целая куча негров сразу» – эту фразу Милле произнес не ради красного словца: отец 9 детей, он неустанно трудился, оставив миру произведения, которые и многие годы спустя завораживали и гипнотизировали других художников. Так, знаменитый Ван Гог, боготворивший Милле, написал целый цикл полотен-подражаний мастеру.

Камиль Коро, один из наиболее сильных и своеобразных пейзажистов XIX века, всю жизнь пылал единственной страстью – к живописи и природе. Именно природу он приглашал к себе в студию после длительных прогулок, и, как писал художник, «вот тут-то и начинается мое безумие: с кистью в руках я ищу орешки в лесах моей мастерской, я слышу, как поют птицы, как трепещет от ветра листва, вижу, как струятся ручейки и реки, даже солнце восходит и закатывается у меня в мастерской». Камиль утверждал, что в природе не бывает двух одинаковых минут, она всегда изменчива соответственно с временами года, со светом, с часом дня. Похоже, природа платила Коро взаимностью: такой свободы, гармонии, чистоты, выразительности, непосредственности и лиризма в пейзаже мало кому удавалось добиться во всей мировой живописи.

О доброте Коро ходили легенды – каждый, в ком он видел профессионала, мог рассчитывать на его помощь. Стареющему живописцу и карикатуристу Оноре Домье Коро купил домик; долгие годы помогал вдове Франсуа Милле. А вот с импрессионистами, предшественником которых он являлся, отношения не складывались. Говорят, он всячески отговаривал своих горячих поклонников художников Камиля Писсарро и Берту Моризо участвовать в экспозициях этой «банды» – как он называл импрессионистов.

Я бы назвала выставку «Искатели правды»: кажущаяся легкость и непосредственность многих работ сродни той порхающей виртуозности в балете, за которой стоят часы упорного каторжного труда. Барбизонцы, а за ними импрессионисты впитывали в себя образы природы и времени в их сложных метаморфозах, изменчивости, многоликости и отражали динамику современного мира, визуализируя его.

Leave a Reply