«Колодец забвения»

Ночью город надевает маску. Порой это маска глупца. Порой – шута, порой – продажной ласточки. В ночные часы в Париже на стенах как бы сами собой появляются граффити, а на серой замше парапетов возникают белые «пляшущие человечки». Однако об этом уже писали. А мне хочется рассказать… Про что бы такое? Ну, например, про кабаре «Колодец забвения».

Расположено кабаре вблизи набережной Монтебелло – на географической границе Латинского квартала. Набережную Монтебелло оккупировали босяки, букинисты и туристы со всех пяти континентов. Здесь, напротив собора Парижской Богоматери, Нотр­Дам, галантно склонила колено средневековая улочка Галанд. Поздно ночью, когда даже в бессонном Латинском почти темно и относительно тихо, проходя по улице Галанд к скверу Вивиани, прямо из­под ног можно услышать:

«Кто шагает в час ночной?
Часовые, часовые!
Кто идет ночной порой?
Cтой! Стой на мостовой!..»

Пение доносится из подвального помещения в доме № 52, где с 1920 года помещается кабаре с названием «Колодец забвения» («Caveau des oubliettes). Это мрачноватое, даже чуть жутковатое имя кабаре унаследовало от древнейшей подземной – вернее, подводной – тюрьмы, прямо напротив Гревской площади, ныне площади Ратуши (Hôtel de Ville), где некогда сожгли Эсмеральду…

Стоит вспомнить историю «Колодца забвения». Эта странная и страшная темница, считавшаяся филиалом центральной тюрьмы Шатле, была создана в ХII веке. Был «Колодец забвения»… частной тюрьмой, созданной по личному приказу его величества короля Филиппа­-Августа II, прозванного Кривым (1165-­1223).

Этот мощный Капетинг, правивший Францией аж целых 43 года (с 1180 по 1223), был «собирателем» земель, градостроителем и укрепителем королевской власти в центре и на местах. При Филиппе­Августе была создана мощная тайная канцелярия, выявлявшая врагов короны. Для них и был устроен страшный «Колодец забвения», расположенный ниже уровня воды в Сене. Вместо «нормальных» воров, «банальных» разбойников, «обычных» фальшивомонетчиков, словом, заурядных «плохих парней» всех мастей, в «собственную темницу» по приказу короля бросали особо опасных преступников – тех, кто посягнул на королевскую семью либо казну.

В «Колодец забвения» сбрасывали через люк, внезапно открывавшийся прямо под ногами. Там не было камер в обычном смысле. Вместо них в стены были вмурованы решетчатые клетки, укрепленные в стене под немыслимым углом, так что в них невозможно было даже распрямиться. Согнувшись в три погибели, узники ждали своего последнего часа, не зная, когда он наступит. Ведь в «Колодец» бросали без суда и следствия, а стало быть, и без срока.

Никто не знал, когда откроют шлюзы – и узников попросту зальет водой из близлежащей Сены.

Эти железные клетки, где «с тех времен» хранятся желтые черепа с костями, и по сей день, замирая, разглядывают посетители «Колодца забвения», направляясь по сводчатому корридору в зал кордегардии, переделанный в концертный.

Там, на сцене, на почетном месте красуется главное украшение заведения – подлинный «пояс невинности». Этим «хранителем целомудрия» крестоносцы, страхуя фамильную честь, окружали чресла дражайших супруг, отправляясь на завоевание Гроба Господня.

В зале резные дубовые скамьи и столы, где служаночки в кружевных чепчиках и вышитых юбках разносят посетителям пиво на меду – «гидромель».

Вот на сцене из­за бархатного занавеса появляется трубадур в колете и широкополой шляпе с пером. Аккомпанируя себе на лютне, трубадур напевает средневековую балладу:

«На лестнице дворца
Красавица сидела,
Сто женихов у ней –
Сто рыцарей и принцев.

Но ей всего милей
Сапожник­подмастерье.
Надел ей башмачок
И молвил: «Дорогая…»       

…Живя неподалеку, я раньше бывала в сих местах частой гостьей. Порой я приводила туда московских гостей, падких на экзотику. Попивая медовуху, друзья слушали, как «сапожник­подмастерье» улещает знатную даму Q:

«Давай навек уснем
В постели белоснежной.
На белых кружевах
Венок фиалок нежный.
За пологом цветным
Поток течет глубоко –
Все кони короля
Напьются из потока!..»

Само кабаре – детище Вероники Гирш, звезды варьете, открывшей его в 1920 году. Она – прапрапрабабушка Лорана Герша, нынешнего хозяина «Колодца забвения» – и крупного специалиста по истории французской песни.

При кабаре в свое время существовал Музей пыток, куда любители острых ощущений могли проследовать прямо из зала кордегардии, сквозь узкую дверь подле стойки бара.

Музей помещался в застенке, откуда начинались катакомбы. Там, на темных стенах, можно было, например, различить: «Жак Ланкло, цареубийца, здесь страдает и томится…» – и прочие жалостливые почеркушки.

В музее – стулья с зубьями, череподробилки, жаровня, разнообразные щипцы и прочие устрашающие инструменты для раздирания плоти, притом с подробными инструкциями.

Там же находился и «кукольный театр» на тему «Преступление и наказание». Его создатель – явно раскаявшийся зэк – сотворял все сцены и персонажи из известки, соскобленной им с темничных стен.

Вот первая картина: разбойник грабит и убивает утлую старушку (привет Федору Михайловичу!). Далее – пойманного злодея пытают в темнице. Следующая сцена: он же на каторге, в оковах. Новый эпизод – преступник пытается бежать, но его заново хватают. И, наконец, эпилог: палач с топором, плаха… Такое вот трехмерное наглядное пособие в назидание нарушителям законов.

В центре экспозиции – гильотина 1793 года выпуска. Оное «революционное изобретение» доброго доктора Гильотена, как общеизвестно, было прозвано в народе «вдовушкой», само же «гигиеническое» отсечение головы – «женитьбой на вдове». Как­то при очередном визите я, осмелев, потрогала доску, на которую укладывали «жениха». И, честное слово, мне стало по­настоящему страшно! Я сразу отдернула руку – но ощущение жути не проходило. Тогда я, грешным делом, сполоснула ладонь вином из недопитой бутылки, к счастью, оставленной кем­то в углу…

Сейчас Музей пыток закрыт. Ничего не поделаешь, на дворе эпоха политкорректности. Только что в аукционном доме Cornette de Saint­Cyr запретили, например, распродажу старинных пыточных инструментов. Коллекция была собрана одним из последних палачей Франции, Фернаном Мейсонье (Fernand Meyssonnier). С конца 1950­х до начала 1960­х годов он работал палачом в тогда еще французском Алжире. Мейсонье привел в исполнение около 200 смертных приговоров. Умер бывший палач в 2008­м.

Торги должны были состояться 3 апреля в Париже. А 29 марта, непосредственно перед продажей, Министерство культуры Франции наложило на аукцион запрет! Правозащитные организации – такие как французское отделение Amnesty International, а также Лига по правам человека (Human Rights League) и Движение против расизма (Movement Against Racism) осудили аукцион, назвав его «шокирующим и аморальным». По их мнению, правительство не должно было позволять продавать подобные вещи в частные руки. Если орудия пыток имеют историческую ценность, то место им в музее, подчеркнули правозащитники. И под давлением общественного мнения продажа не состоялась. А ведь многие из этих предметов представляли собой подлинные шедевры прикладного искусства – такие как аппарат для выдирания матки из черного дерева, инкрустированный серебром и перламутром.

В наши дни гильотина из Музея пыток перекочевала в пиано­бар «Три молота», разместившийся над «Колодцем забвения». При баре имеется, кстати, галерея, где выставляются и русские парижане. В свое время там прошли вернисажи Алексея Хвостенко, абстракционистов Вильяма Бруя, Екатерины Зубченко, ныне живущей представительницы «Эколь де Пари», ученицы Андрея Ланского.

В 70­х у «Caveau des oubliettes» репертуар сменился. Теперь это в основном «монмартрские песенки» из репертуара Мистингет, Эдит Пиаф, Коры Вокер, автора знаменитой «Колыбельной Монмартра»:

«Слишком бледная луна
В молоко погружена,
Машет розовым лучом
Над опаловым плечом –
Круты лестницы Монмартра –
А влюбленным нипочем!..»

В последнее время кабаре вновь сменило лицо. Теперь здесь дискотека, лидируют рэп и тяжелый рок, часто невысокого класса. И вслушиваясь в визг децибелов, терзающих уши подобно пиле в «Колодце забвения», вспоминаешь – едва ли не с благодарностью – о «дудке для шумящих», средневековом пыточном инструменте, применявшемся для наказания плохих музыкантов!