Customise Consent Preferences

We use cookies to help you navigate efficiently and perform certain functions. You will find detailed information about all cookies under each consent category below.

The cookies that are categorised as "Necessary" are stored on your browser as they are essential for enabling the basic functionalities of the site. ... 

Always Active

Necessary cookies are required to enable the basic features of this site, such as providing secure log-in or adjusting your consent preferences. These cookies do not store any personally identifiable data.

No cookies to display.

Functional cookies help perform certain functionalities like sharing the content of the website on social media platforms, collecting feedback, and other third-party features.

No cookies to display.

Analytical cookies are used to understand how visitors interact with the website. These cookies help provide information on metrics such as the number of visitors, bounce rate, traffic source, etc.

No cookies to display.

Performance cookies are used to understand and analyse the key performance indexes of the website which helps in delivering a better user experience for the visitors.

No cookies to display.

Advertisement cookies are used to provide visitors with customised advertisements based on the pages you visited previously and to analyse the effectiveness of the ad campaigns.

No cookies to display.

Выставки

Гласность: двадцать лет спустя

Подзабытые слова «гласность», «перестройка» вновь на повестке дня. Правда, на этот раз – в Лондоне, в галерее Haunch of Venison. Впечатляющий смотр советского неофициального искусства 1980-х – начала 1990-х годов организован силами трех галерей – Volker Diehl (Берлин), Diehl + Gallery One (Москва) и Haunch of Venison (Лондон). В экспозиции «Гласность», привольно раскинувшейся в огромных залах бывшего Музея человечества, представлено более 130 работ 62 художников, творивших до, во время и после перестройки.

Морозной зимой 1972 года в заснеженном лесу в здании пионерского лагеря трудились два художника – Виталий Комар и Александр Меламид. В столь неожиданном в такое время года месте друзья оказались по простой, но весьма уважительной причине – получили денежный заказ. На высокоидейное оформление дома отдыха советских школьников была выделена солидная сумма. Нечего и говорить, что для выпускников Московского высшего художественно-промышленного училища, в совершенстве овладевших методом социалистического реализма, изготовления плакатов, лозунгов и портретов пионеров-героев, это было делом пустяковым. А посему свободного времени оставалось вдоволь. Как, впрочем, и напитков, согревающих холодными зимними днями. Чтобы не помереть от тоски в лесу, нужно было что-то предпринимать. Вспоминая впоследствии то судьбоносное время, Александр Меламид уверял: соц-арт «никогда не придумал бы один художник. Только два выпивающих друга могли – в процессе многодневных разговоров во время оформления пионерского лагеря – решиться на это…»

Началось все, конечно, с женщины. Известное плакатное изображение матери с ребенком, тянущихся к солнцу, друзья живописали с небольшими изменениями: пририсовали вовсе неуместное высокому пафосу картины сохнущее на веревке белье и дали новое название – «Портрет жены с ребенком». Затем наступил черед плакатов «Вперед, к победе коммунизма!» и «Мы рождены, чтобы сказку сделать былью!». На их кумачовых телах, под победными массами шрифтов, в нижнем левом углу (как и полагается в классической картине) появилась подпись авторов «Комар, Меламид».

Эта каноническая легенда, повествующая о зарождении стиля соц-арт, давно вошла в анналы истории неофициального советского искусства. Придуманный Комаром и Меламидом термин «соц-арт» – гибрид двух стилей: социалистического реализма и поп-арта. Подвох крылся уже в самом словосочетании. Если в США один из столпов поп-арта Энди Уорхол воспроизводил и тиражировал укоренившиеся в массовом сознании «общества потребления» образы, типа банок с супом «Кэмпбел» или кока-колой, то наши художники взялись за идеологические стереотипы, насильственно внедряемые на протяжении десятилетий в тоталитарном обществе советского образца. Так же, как Уорхол, пионеры соц-арта использовали образный язык той идеологии, которую же и пародировали, создавая искусство по форме – привычно социалистическое, по содержанию – антисоветское.

Эта игра-деконструкция идеологического языка была очевидной и, подобно политическим анекдотам, рассказываемым в те времена на кухне, не нуждалась в комментариях и объяснениях. Соц-артисты пародировали не саму реальность, скажем, лица или поступки советских вождей, а интерпретацию этой реальности официальными художественными стилями – социалистического реализма и наглядной агитации. Работы намеренно «ухудшали», лишая колористической и композиционной цельности, балансируя на грани китча. Этот прием использовался, чтобы подчеркнуть «персонажность» стиля, в котором художник выступает не от своего имени, а от лица некоего «лирического героя».

Вирус соц-арта оказался заразительным – его подцепили художники Александр Косолапов, Борис Орлов, Ростислав Лебедь, Леонид Соков, Вагрич Бахчинян и многие другие. К примеру, молодежная группа «Гнездо» (Геннадий Донской, Михаил Рошаль, Виктор Скерсис) изготовила в «соцреалистическом» стиле портреты Сахарова и Солженицына, – соответственно, из сахара и соли; а скульптор Леонид Соков – «Прибор для определения национальностей», замеряющий нос, и «Очки для каждого советского человека» – со звездчатыми дырами вместо стекол. Правда, все это было делом небезопасным, и некоторых художников-нонконформистов наказывали – сажали или отправляли в психушку. Доставалось и их работам – как, например, в ходе «бульдозерного наезда» на выставку 1974 года.

К концу 70-х лидеры направления Виталий Комар, Александр Меламид, Леонид Соков, Александр Косолапов эмигрировали в США, успешно экспортировав соц-арт за границу «железного занавеса». А на исторической родине эстафету подхватило поколение восьмидесятых. Во времена перестройки это направление переросло чуть ли не в народное – в той или иной степени соц-артом переболели не только почти все художники-нонконформисты, но и многие рок-музыканты, театральные режиссеры, писатели. Как бы ни соблазнительно было продолжить рассказ о творческой судьбе пионеров соц-арта Комара и Меламида, не следует забывать, что тема нашего разговора – выставка «Гласность», на которой представлены работы еще 60 представителей неофициального советского искусства. И соц-арт хоть и является одним из ведущих направлений, но отнюдь не единственным.

История этой выставки началась в 1989 году в Берлине. Именно здесь повстречались начинающий галерист Фолькер Диль и художник Сергей Волков. В то время в городе было не так много галерей современного искусства, и когда Фолькер открыл свою галерею, представляющую интернациональных художников, по его словам, «многие попросту не скрывали смеха». Тем не менее Диль не только выставил у себя произведения русского художника Волкова, но и приобрел две его картины и скульптуру. Так было положено начало коллекции «Гласность/Перестройка», которую галерист с энтузиазмом пополнял в последующие двадцать лет. Это собрание и легло в основу нынешней выставки «Гласность: советское неофициальное искусство 1980-х годов» в лондонской галерее Haunch of Venison (70% представленных работ). И хотя экспозиция не претендует на всеобъемлющую ретроспективу заявленного периода, основные течения и слои андерграундного искусства обозначены достаточно полно.

В 1980-е, благодаря горбачевской либерализации то, что существовало лишь в студиях и подвалах, лежало по полкам и зрело в умах, прорвалось наружу. Если нонконформисты 1960-1970-х больше замыкались на интеллектуально-герметических изысканиях и хеппенингах с демонстративно изотерической, научной или псевдонаучной терминологией, то во второй половине 80-х ощущаем резкий крен в русло социально-исторических дискурсов, сатирического пародирования и попирания ногами свергнутых идолов. Индивидуализм почерка и манеры отдельных авторов объединяет некий общий энтузиазм и энергия наконец-то обретенной свободы высказывания. В многослойном пространстве сосуществуют соц-арт и традиции московской школы концептуализма, исследующей интеллектуальные манипуляции массовым сознанием; ощущается влияние европейского современного искусства, немецкой Junge Wilde («дикой молодежи»), французского Figuration Libre («свободного фигуративного искусства») и др.

Не вдаваясь в подробный анализ, хотелось бы отметить общую популярность слова и текста в работах нонконформистов. Традиционно работа со словом всегда играла в русском искусстве особую роль – начиная с иконописи, народного искусства (лубок) до произведений футуристов и плакатов агитпропа. Живопись, скульптура, фотографии и инсталляции художников перестроечного искусства демонстрируют впечатляющее разнообразие техник, подходов. Не менее внушительным выглядит и список представленных авторов: от мэтров – Эрика Булатова, Ильи и Эмили Кабаковых – до ключевых фигур московской арт-сцены – Эдуарда Гороховского, Ивана Чуйкова, Игоря Макаревича, Семена Файбисовича, Константина Звездочетова и «новых художников» Ленинграда – Тимура Новикова, Сергея Бугаева (Африки), Олега Котельникова, Андрея Хлобыстина и других. Искусство перестройки – явление в первую очередь социально-политическое, отразившее беспрецедентный этап в истории страны, и в этом его безусловная ценность. Нет сомнения, что нонконформистское искусство заслуживает внимания исследователей и музейных экспертов как часть истории советского и российского искусства. Вопрос в том, что нового принесло это явление в искусство второй половины ХХ века хотя бы в масштабах Европы? Был ли это прорыв в новые пространства визуального языка или новаторство ограничилось лишь контекстуальными полями?

ГЛАСНОСТЬ:
Советское неофициальное искусство 1980-х гг.
до 26 июня 2010
Haunch of Venison
Burlington Gardens
London W1S 3ET
www.haunchofvenison.com

Leave a Reply