Как стать счастливым и не сойти с ума

– Дождь… – тихо сказал муж, прокравшись в комнату. Я посмотрела на часы. Три утра. У моего мужа хроническая бессонница, и в это время он как раз читает новости. За окном действительно шумело, словно дом наш выходит окнами на Ниагарский водопад.

–Да, дождь, – подтвердила я. Мне тоже почему-то не спалось, и я лежала и думала о Наталии Гончаровой. Муж обрадовался, что есть с кем поболтать.

– Представляешь, в тюрьме Belmarsh зонтики отнимают прямо у входа, и потом метров 30 ещё идти до двери под открытым небом, то есть весь вымокнешь. Вместо того чтобы всячески помогать людям, которые готовы навещать преступников (а заключённым ох как нужна эта поддержка), они, наоборот, вставляют палки в колёса и заставляют людей мокнуть под дождём.

И, пока я ещё пребывала в лёгком шоке от полученной информации, муж прибавил:

– Украинские националисты снова собираются на Майдан, а Россия объявила об укреплении экономических связей с Белоруссией.

Я стала просыпаться.

– Где находится тюрьма? Может, она в Таиланде, и там солнечно?

– В Таиланде тоже бывает сезон дождей, – не сдался супруг… Тут я не выдержала.

– Слушай, а на кой чёрт ты вот про эти зонтики мне рассказываешь?

– Надо думать разные мысли, чтобы быть счастливым и не сойти с ума, – спокойно пояснил мой супруг и завалился спать.

И я стала думать про разные мысли. Или точнее – про разность мысли. Вот муж, например, думает обо всём на свете: о современности, глобальном потеплении, истории гражданской войны в США, словом, обо всём. Он в курсе всех новостей и всех новых сериалов. Следит за политикой и новейшими технологиями – словом, за всем, что не имеет в нашей жизни никакого прикладного значения. Я же в подавляющем большинстве думаю как раз наоборот: о делах сына, о работе, о проблемах творчества и внутренней самоидентификации. О счастье и смысле жизни наконец. Мысли эти, как и полагается, невесёлые, но с ума сойти мне они пока не дают.

Видимо, в этом всё-таки разница между мужским и женским сознанием. Ведь вот если взять художников-женщин и художников-мужчин, то и здесь прослеживается некая похожая закономерность. Взять супругов Ларионова и Гончарову. Ларионов всю свою жизнь метался по различным течениям – и в импрессионизме отметился, и в фовизме, и в кубизме, и в футуризме, и в лучизме, то есть в беспредметном искусстве, выставлялся и с бубнововалетовцами, и с мирискусниками – при этом во всех этих течениях отметился гениальными работами.

Но нигде долго не задержался, везде он разный! А Гончарова также отметилась в этих же самых течениях, но всегда узнаваема. При этом более сорока лет писала один и тот же образ – Испанку, в соответствии с канонами тех течений, которыми на тот момент увлекалась. 

 

Сначала испанки были у неё угловатые, кубистические, яркие, громкие, наигранно театральные, потом стали они все более спокойными, гармоничными, цветными, красота внутри – красота снаружи, на фоне зачарованных садов магнолий.    Образ вечной женственности. Русская Мона Лиза. А потом, в 1930-е, цвет поблек, образ стал монохромным, словно зима пришла в душу, и появилась в её творчестве некая бестелесность. Кто же из двух гений? Оба.

 

Как говорят англичане, it is not a black and white issue. Не вопрос – кто прав, а кто нет. Главное, выходить за круг собственных вопросов, не пробуксовывать в родной колее одних и тех же мыслей. Зонтики в лондонской тюряге, говорите? Ладно, в конце концов пересмотрим сериал «Глухарь». С ума точно не сойдём. А там, глядишь, и счастливыми станем!

…

* * *