Customise Consent Preferences

We use cookies to help you navigate efficiently and perform certain functions. You will find detailed information about all cookies under each consent category below.

The cookies that are categorised as "Necessary" are stored on your browser as they are essential for enabling the basic functionalities of the site. ... 

Always Active

Necessary cookies are required to enable the basic features of this site, such as providing secure log-in or adjusting your consent preferences. These cookies do not store any personally identifiable data.

No cookies to display.

Functional cookies help perform certain functionalities like sharing the content of the website on social media platforms, collecting feedback, and other third-party features.

No cookies to display.

Analytical cookies are used to understand how visitors interact with the website. These cookies help provide information on metrics such as the number of visitors, bounce rate, traffic source, etc.

No cookies to display.

Performance cookies are used to understand and analyse the key performance indexes of the website which helps in delivering a better user experience for the visitors.

No cookies to display.

Advertisement cookies are used to provide visitors with customised advertisements based on the pages you visited previously and to analyse the effectiveness of the ad campaigns.

No cookies to display.

Интервью

Большой секрет невероятного успеха

Татьяна и Сергей Никитины – это уже не просто имена двух известных людей, музыкантов и исполнителей бардовских песен. С их творчеством связаны самые теплые воспоминания о студенческой молодости и песнях у костра, о добрых детских песенках, которые слушали наши дети. Он стали символом молодости и доброты благодаря не только песням, но и вечерам и концертам для детей «Никитинские встречи» и благотворительной деятельности – помощи детским домам. В советские времена кандидаты физико-математических наук, выпускники Московского университета, они занимались научной работой и выступали с концертами. Последние двадцать лет они ведут активную концертную деятельность, география их концертов: Россия – Европа – Америка. И всюду есть люди, которые прекрасно знают творчество композитора-барда Сергея Никитина, работающего с высокой поэзией, и Татьяны Никитиной, неотъемлемой части этого дуэта.

» Для меня было полным откровением, что у вас особый настрой гитары: вторая и пятая струны настроены по-другому. Как это получилось?

Сергей: Исторически сложилось. Во-первых, я играю на семиструнной гитаре. Сейчас мало кто из профессионалов, даже среди так называемых «цыган», играет на семиструнной гитаре, история которой насчитывает два столетия – с конца XVIII до конца XX века. Позднее ее вытеснила шестиструнная. Я впервые взял в руки гитару, когда мне было 14 лет, в музыкальных магазинах 90% гитар были семиструнными. Шестиструнные – это было что-то специальное, для классики, или испанское. Мало того, гитару мне дал в руки муж моей сестры, и инструмент был настроен на минорный цыганский лад. Мне показали 5 аккордов, а остальные 584 я придумал сам. (Смеется.) Были у меня позже поползновения перейти на шестиструнную гитару, но я этого не сделал. Во-первых, привык уже, а также у меня была некая свобода: все, что я находил в семиструнной, было мое, личное достижение. Люди, интересующиеся гитарой, говорили, что звучание моей гитары можно отличить от многих других, это такой никитинский портрет.

» Вы считаете, что возникновение авторской песни именно в МГУ, на вашем факультете, было реакцией социальной…

Татьяна: Надо начинать говорить о корнях, об источнике – это городской русский романс. А когда начались посадки, возникло зековское творчество. Огромное количество интеллигенции тоже сидело в тюрьмах.

И они, с одной стороны, как бы подделывались под блатные песни, а с другой – это уже были драматичные, иногда очень даже неплохие стихи. И когда в начале 1950-х, после смерти Сталина люди начали возвращаться, хлынула волна народного творчества. Возникли Окуджава, Анчаров – поющие поэты. Это дало толчок московской студенческой среде. Первое гнездо авторской песни возникло на биофаке МГУ. Наш факультет был ужасный, антисемитский; ревностные партийные теоретики выводили роль Сталина в развитии физики. И когда в хрущевские времена зажим был чуть-чуть снят, начался подъем на физфаке – видно, лежащие в обмороке партийные боссы еще не знали, что делать, а народ просто ринулся к творчеству. Начали сочинять частушки, причем довольно хулиганские, дерзкие – о профессорах, которые у нас преподавали. (Смеется.) А вот третий центр возник в педагогическом институте, и не случайно – туда шли учиться дети репрессированных, которых не пускали в более «престижные» вузы. Образовалось гнездо интеллектуалов: Ада Якушева, Юрий Визбор, Владимир Красновский, Юрий Коваль, позднее Юлий Ким, а еще через несколько поколений – Егоров и Вероника Долина. Независимо от этого был ленинградский центр, где были Клячкин, Городницкий. Помню, в 1964 году к нам приехал целый десант из Питера, и было такое товарищеское противостояние: ленинградцы пели, а москвичи им отвечали. Была атмосфера праздника, короткое время небольших свобод, и инъекция свободы осталась в людях, которые были к этому причастны, на всю жизнь.

Вокруг плеяды авторов возникло массовое движение, почти во всех городах Советского Союза. И сегодня ежегодно проходит около шестисот фестивалей авторской песни.

Сергей: Нужно подчеркнуть, что явление авторской песни шло с двух сторон: с одной – профессиональные литераторы и поэты – Окуджава, Новелла Матвеева, Галич, Анчаров, позже Высоцкий, а с другой стороны – студенческая среда. Это движение возникло в ответ на существующий культурный вакуум – официальные средства массовой информации предлагали уж слишком фальшивую продукцию! Я помню, как мы издевались над этими так называемыми произведениями.

Татьяна: Эти произведения были обезличенными. Слова даже самой интимной любовной лирической песни адресовались массам, не личности.

Все было усреднено – и радость, и любовь. Как инкубаторское. И вдруг пришли люди, как Булат Окуджава, который пел о себе лично, о своей любви к Арбату. И это было настолько необычно! Это несло заряд личной свободы, независимости.

» Вы это тогда понимали?

Татьяна: Мы это чувствовали. И нам это нравилось. После Сережиного квартета у нас был квинтет, мы выходили на сцену каждый в своей одежде. И это было очень необычно по тем временам, тогда все выступали в униформе. Каждое отступление от правил имело свое значение, откликалось в людях. Мы были свои, работали в институтах и здесь же продолжали выступать. Приходили наши коллеги, и мы со сцены говорили то, что думали. Это были особые взаимоотношения сцены и зала.

» А как начальство реагировало на вашу концертную деятельность? Два кандидата физико-математических наук в свободное от научной работы время пели на концертах.

Татьяна: С уважением и симпатией. Институт, в котором Сергей работал, пытался его поощрить тем, что зазывал в коммунистическую партию. (Смеется.) Без очереди! Два месяца обрабатывали, а Сергей говорил: «Нет, я не дорос!» Так и отбился. Со мной тоже был разговор, но я своему шефу сразу сказала: «Зачем же вы будете мне давать рекомендацию? Я на первом же собрании встану и ляпну что-нибудь такое, что и меня исключат, и у вас будут неприятности». И от меня отстали. Правда, не выпускали за границу.

Сергей: У нас всегда была своя среда обитания. Мы и сами чувствовали себя выдвиженцами этой среды, и наши коллеги болели, переживали за нас, критиковали, это была очень серьезная критика. 10 лет, которые я проработал в Институте органической химии, были весьма плодотворными в творческом отношении. А вот в научном – я бы не сказал! (Смеется.)

Татьяна: Мы так устроили свою жизнь, что никаких дивидендов за то, что выступаем, по работе не имели. На овощную базу – так на овощную, диссертацию – так диссертацию.

» Что можно было бы назвать основой вашего творческого союза?

Татьяна: Кроме сына и двух внуков, которых мы обожаем, я думаю – наша среда. Нам посчастливилось по жизни общаться с избранными людьми. Писатели, которых мы очень любим, – Булат Окуджава, Фазиль Искандер, Алесь Адамович, Юрий Левитанский, Борис Слуцкий и, конечно, Зиновий Гердт, который был для нас как старший брат. С годами песня отбирает людей по качеству – мы были этим избалованы и очень дорожили. Дружба ведь проверяется не только когда все бедные, но и когда приходит успех. Жили тогда скромно, и когда начались странные повороты в жизни – меня вдруг позвали работать в министерство культуры, – я долго не давала согласия на такой шаг.

И мне было очень важно, что и Рязанов, и Зиновий Гердт, и Окуджава горячо меня поддержали. Я работала сразу после путча и до 1994 года, а потом сама ушла – начался советский подхалимаж, выслуживание, причем добровольное. Это было гигантским разочарованием для меня.

» В вашем репертуаре много классической поэзии. Как происходит выбор произведений, для которых вы пишете музыку?

Сергей: Систему можно обнаружить только постфактум. А так идет сканирование…

Татьяна: Нет дня, чтобы мы не читали каких-то стихов. Отмечаем точечками и потом обсуждаем вместе. И еще у нас были такие преданные друзья, которые от руки переписывали для нас стихотворения, и это восхитительно! Например, стихотворение Бараташвили «Цвет небесный, синий цвет» нам прислала пожилая сотрудница Марья Львовна. Это дрожание пера, как говорил Хлебников, выдает волнение души. И то, как напечатан текст, на какой бумаге, тоже эмоционально воздействует! Изначально важно, чтобы поэзия была очень высокого качества. Второе – о чем! Бывает, что вроде бы ни о чем, но это так высоко и прекрасно, что чувствуешь состояние души. Последние несколько лет мы осваивали стихи современного поэта Бориса Рыжего. Этот ушедший из жизни в 27 лет поэт был маргиналом, эдаким свердловским смурным парнем, и в тоже время  – поэтом с большой буквы, обладателем премии «Антибукер». Для нас это нечто новое, другое поколение, среда, но там есть что-то человечески важное, и качество стихов очень высокое.

Сергей: Моя первая профессиональная работа состоялась, когда я заканчивал физфак. В театральную студию МГУ на Ленинских горах пришел Петр Фоменко, и было решено поставить спектакль «Вечер Михаила Светлова, или Человек, похожий на самого себя». Фоменко предложил мне быть музыкальным руководителем постановки, и я написал несколько песен на стихи Светлова. Тогда же я открывал для себя поэтов – Юнну Мориц и Давида Самойлова. Это сыграло очень большую роль, и я думаю, именно тогда я сделал серьезный скачок как композитор, сочиняющий на современную поэзию. Цикл «О царе Иване» Самойлова – это драматические стихи, и Самойлов просто не представлял, что их можно петь, он был поражен; а меня это вдохновило, окрылило. То же касается Юнны Мориц. Тогда на ее стихи у меня были только детские песенки: о пони, про Ваню-пастушка. Я понимал, что оказался причастным к чему-то очень важному… В 60-е годы очень тяжело было достать книги Мандельштама, Цветаевой, Ахматовой. Все это появлялось у нас в доме в виде любовно переплетенного самиздата. И хотя в их стихотворениях нет социального протеста, само поэтическое слово на фоне нашей фальшивой советской жизни уже было актом духовного сопротивления. К сожалению или к счастью (!), и в современной России вопрос духовного выживания актуален, и даже, как мне кажется, в большей степени – когда идет засилье коммерции, попсы.

» Ваш сын, который рос среди песен, получил прекрасное музыкальное образование, также поет, участвует в ваших концертах?

Татьяна: Сын закончил в Америке колледж, аспирантуру. Он филолог, писал диссертацию по футуристам, но академическую карьеру делать не захотел. Женился на американке, у них двое детей – идет дикая борьба за то, чтобы они говорили по-русски. Саша великолепно играет на гитаре, в основном в джазовом ключе, у него прекрасный голос, и когда мы приезжаем в Америку, то выступаем вместе. Но поскольку мы ребенка по-советски воспитывали, критиковали и стружку снимали, мне кажется, что мы его несколько «задавили»: у Саши очень высокие критерии, и, наверное, пока он боится сочинять.

Сергей: Несколько лет назад в Пенсильвании был фестиваль авторской песни, и Саша впервые выступил независимо, со своей программой, в которой сопоставлял Окуджаву, Брассенса, исполнял американских авторов, босанову.

» Расскажите, пожалуйста, о Никитинских встречах в клубе для детей и их родителей.

Сергей: Никитинские встречи проходят уже девятнадцатый сезон. У нас наладилась особая атмосфера: мы собираемся как бы вокруг семейного очага, но общение проходит на очень высоком человеческом уровне. Не обязательно, чтобы исполнение детей было высокопрофессиональным, – гораздо важнее искренность. Бывает, что к нам приходят дети из коллективов, эдакие механические куколки, имитирующие исполнение звезд, но в нашей аудитории это не проходит!

Татьяна: На протяжении многих лет на встречах выступали лучшие люди: Гердт, Юнна Мориц, Крамер, Юрий Никулин, одаренные дети, проходят выступления цирка, театров, джазовых музыкантов.

С одной стороны, это и игра (мы много вместе поем «ритуальные» песенки, играем), но при этом все дети, которые хотят самовыразиться, имеют такую возможность.

Сергей: Особенно ценно, когда дети проявляют себя совершенно неожиданно: вдруг выступают со стихотворением, песней, и, как правило, это бывает очень здорово.

Татьяна: Вход у нас свободный, иногда удается раздобыть какие-то деньги – тогда раздаем их тем, кто выступает или помогает нам, служит этому делу по доброй воле.

» У вас хватает времени на столько разных дел. Мне бы хотелось коснуться вашей благотворительной деятельности…

Сергей: Все происходило естественным путем, как и с Никитинскими встречами. Я считаю, что вместо того, чтобы философствовать на общегуманитарные темы, надо что-то делать. Так получилось два дела: первое – пытаться делать прививку человечности, а второе – помогать не всему человечеству, а конкретным людям в определенной точке.

Исторически получилось, что мы познакомились со смоленским областным интернатом для слепых и слабовидящих детей. Когда мы только начали работать с интернатом, нищета была полная, зимой в спальнях +12 градусов. Потом удалось привлечь российских предпринимателей, американские фонды, они дали деньги, и интернат сделал ремонт, купил машину и необходимое медицинское оборудование.

Татьяна: В течение многих лет всех детей вывозят на отдых. Кроме того, мы регулярно ездим туда сами, привозим артистов-друзей. Подарили пять баянов. Дети хотят учиться, они такие чуткие – ведь когда у тебя что-то отсутствует, развивается особая чуткость.

Сергей: Другая точка – в Москве. Наш друг физик, тоже «ушибленный» идеей, что надо делать что-то конкретное, занимается беспризорными детьми. Один предприниматель подарил недостроенную усадьбу под Москвой, но нужен большой финансовый скачок, чтобы это закончить. (дополнительная информация о фонде – на сайте – www.fund.snikitin.ru – примеч.ред.)

» Много лет назад я была на одном из концертов проекта «Песня века», и это произвело огромное впечатление.

Татьяна: С точки зрения популяризации авторской песни и коммерческого аспекта первые два диска были успешными. Этот проект был очень трудоемкий – Сергей учил людей петь вместе…

Сергей: Было два художественных руководителя – Виктор Берковский и я. И это было собрание солистов, не статистов. Конечно, помогло, что у меня большая практика в ансамблевом пении. Я этот проект оцениваю, в общем, положительно, хотя и отдаю себе отчет, что суть авторской песни – в проявлении индивидуальности. Некая соборность, которая возникла в этом проекте, отражает отношение любителей авторской песни к этому явлению как к чему-то объединяющему. Это своеобразный пароль общности. И в этом смысле такое совместное пение имеет право на жизнь.

» У вас очень насыщенная программа: в месяц бывает до 10 выступлений, и сейчас до апреля все расписано…

Татьяна: Вот уже второй год мы делаем гастроли по России. У нас были гастроли по Америке, но там это чередовалось с отдыхом, а в России – один концерт за другим. Для нас это оказалось довольно тяжело. Сказывается том, что мы не умеем делать «чес» – выступать «вполноги», и каждый раз выкладываемся по полной программе. Но, с другой стороны, мы приехали в Сибирь, куда в основном ездит попса, и у нас были там такие хорошие отзывы! Мы даже забыли, что люди такие слова говорят! И дело даже не в аплодисментах, а в том, как они слушают: в зале стоит такая напряженная тишина… Наверное, мы могли бы выступать почти каждый день, люди просят, но не хотим «замыливать» песни, мы все время меняем программу.

» Все равно, наверное, люди хотят слышать и старые любимые песни…И подпевать…

Сергей: Да, «Александру», «Брич Муллу», «Когда мы были молодые»… и про ежика! (Смеется.)

Leave a Reply