Армянский дневник
Ирина Горюнова —
литературный критик, прозаик, литературный агент. Член Союза писателей России и член международного Пен-клуба. Является победителем и лауреатом ряда литературных конкурсов. Живёт в Москве. С читателями New Style Ирина поделилась огромной любовью к Армении, уважением к ее истории и культуре. От- рывок из книги “Армянский дневник” посвящен уникальному режиссеру ХХ века – Сергею Параджанову и великой силе любви.
============================================================================
После ужина приезжаем в музей Параджанова, где кроме экскурсии нас ожидает встреча с премьер-министром Армении и министром культуры. Представить себе это в России более затруднительно — такие встречи на уровне первых лиц государства обычно происходят весьма пафосно, с более строгим отбором гостей и уж никак не в музее и не в десять вечера… Это сразу располагает к доверию и открытости… Спасибо вам, Тигран Суренович! Спасибо за отсутствие пафоса и неформальную обстановку, за то, что не поторопились уйти, исполнив протокол, а ходили и разговаривали со всеми нами, за то, что мы не видели в ваших глазах скуки, а чувствовали искреннюю заинтересованность. И вам, Асмик Степановна, большое спасибо!
Великий Параджанов не жил в Армении, но завещал все свое наследие родине предков. Именно поэтому и был создан музей, гордость которого — уникальная коллекция режиссера: керамика, куклы, рисунки, ассамбляжи, эскизы к фильмам, личные вещи… Директор музея Завен Саргсян (известный фотограф и друг Параджанова) встретил нас у входа и радушно развел руками: гуляйте, смотрите… А потом мы с Василием Ерну как-то оказались у него в кабинете, и нас ждали новые сюрпризы: выдержанный коньяк и уникальные снимки самого Саргсяна. Я не удержалась, набралась космической наглости и выпросила одну из его фото- графий: разумеется, с Араратом. Он заботливо переложил ее кар- тонками, убрал в плотный конверт и потом — в пакет. Я везла ее осторожно, как ребенка, мечтая о том, что, когда вернусь, сразу закажу рамку, стекло и буду каждый день смотреть на потря- сающий снимок. Спасибо вам, Завен! Вы так увлеченно расска- зывали об удивительных храмах Армении, об их уникальности, архитектурных особенностях, что встреча с вами стала для меня неожиданным и дивным подарком!
Завен лирично и просто, без пафоса повествовал о непростой судьбе своего знаменитого друга, о женщинах, которых тот любил, о трагических историях, походящих на сюжет для кино… Рассказывал, что во время учебы во ВГИКе Сергей влюбился в Нигяр, девушку-татарку, родом из Молдавии.
Их знакомство произошло случайно. Зайдя в ЦУМ, Сергей в парфюмерном отделе вдруг увидел девушку, которая произвела на него сильное впечатление. Чуть ли не в тот же день Сергей пригласил ее на свидание. Их роман длился несколько месяцев и закончился браком. Однако счастье оказалось недолгим. Нигяр происходила из семьи, в которой царили весьма суровые, обусловленные традицией нравы. Когда в Москву приехали братья девушки и узнали, что она без ведома родственников вышла замуж, то потребовали у Параджанова крупный выкуп. У студента Параджанова таких денег не было, но он пообещал достать их, надеясь на помощь отца. В тот же день Иосифу Параджанову в Тбилиси полетело письмо, в котором сын буквально умолял дать ему требуемую сумму, обещая со временем обязательно ее вернуть. Но Иосиф был слишком обижен на сына за то, что тот изменил семейной традиции, не пошел по стопам отца, и в просьбе отказал.
Финал этой истории оказался трагичен: родственники потребовали от девушки, чтобы она бросила нищего мужа и вернулась с ними на родину. Та отказалась. Тогда родственники поступили с ней согласно своим диким нравам — сбросили ее под колеса электрички.
В середине пятидесятых годов, находясь в Киеве, Параджанов женился на украинке, два года прожившей в Канаде, Светлане Щербатюк. Элегантная, красивая, она вполне могла быть фотомо- делью. У них родился сын, которого назвали Суреном. Белокурый, как и его мать, мальчик внешне мало что взял от отца, который его обожал. Но жить в семье с Параджановым было сложно. Он был человеком непредсказуемым, странным, и многие его причуды воспринимались людьми как безумие. Соседи Параджанова по Тбилиси, когда он чудил, обычно говорили: «Сумасшедший на свободе». Свою жену Параджанов заставлял принимать участие в его мистификациях и причудах. Он настаивал, чтобы жена чистила яблоки каким- то определенным способом, ставила на стол чашку только так, как ему нравилось, укладывала на блюдо котлеты в определенном порядке.
Судя по всему, Светлана Щербатюк так и не сумела приспосо- биться к причудам мужа и в 1961 году, взяв с собой сына, покину- ла его дом. Но Параджанов навсегда сохранил в своем сердце лю- бовь к этой женщине. Рассказывают, что когда он впервые увидел в Киеве известную актрису Вию Артмане, то грохнулся перед ней на колени, произнося восторженные слова восхищения. Внешне Артмане была очень похожа на его бывшую жену Светлану Щер- батюк. И эта женщина оставила след в творчестве Параджанова: она снималась в автобиографической ленте «Исповедь» в образе молодой супруги, а один из эпизодов сценария был посвящен ее золотому локону.
Гениальность, особая творческая манера, собственный стиль — вот что можно сказать, посмотрев его картины. Например, «Тени забытых предков».
Журнал «Экран» (Польша) в 1966 году публикует статью о Параджанове, в которой говорится следующее: «Это один из удивительнейших и изящнейших фильмов, какие случалось нам видеть в течение последних лет. Поэтическая повесть на грани реальности и сказки, действительности и фантазии… Воображению Параджанова, кажется, нет границ. Красные ветви деревьев, геометрическая композиция внутри корчмы с немногочисленным реквизитом на фоне белых стен, Палагна на лошади под красным зонтом и с полуобнаженными ногами, грубость погребального ритуала с омовением умершего тела и сцена оргиастических забав в финале… Параджанов открывает в фольклоре, обычаях, обрядах самобытный культурный ритуал, в рамках которого действительность реагирует на беспокойство и трагедию личности».
Вспоминаю еще одну легенду, услышанную в Армении год назад.
Давным-давно, в незапамятные времена, была у царя Арташеса красавица дочь по имени Тамар. Глаза Тамар сияли, как звезды в ночи, а кожа белела, как снег на вершинах гор. Смех ее журчал и звенел, как вода родника. Слава о красоте Тамар шла повсюду. И царь Мидии засылал сватов к царю Арташесу, засылали их и царь Сирии, и многие другие цари и князья. И стал царь Арташес опасаться, что кто-нибудь придет за красавицей с войной или злобный вишап похитит девушку прежде, чем он решит, кому отдать дочь в жены. И велел тогда царь построить для дочери золотой дворец на острове посреди озера Ван, что издавна зовется морем Наири — так оно велико. И дал ей прислужницами только женщин и девушек, чтобы ни один мужчина не смутил покоя красавицы. Но не знал царь, что сердце Тамар уже не было свободно, что отдала она его не царю и не князю, а бедному Азату, который ничего не имел, кроме красоты, силы и отваги. И успела Тамар обменяться с юношей взглядом и словом, клят- вой и поцелуем. Но воды Вана легли между влюбленными.
Знала Тамар, что по приказу отца днем и ночью следит стража за тем, не отплывает ли от берега лодка, направляясь к запретному острову. Знал это и ее возлюбленный. Однажды вечером, бродя в тоске по берегу Вана, увидел он далекий огонь на острове. Маленький, как искорка, трепетал он во тьме, словно пытаясь что-то сказать. И вглядываясь в даль, юноша прошептал: «Далекий костер, мне ли шлешь ты свой свет? Не ты ли красавицы милой привет?» И огонек, словно отвечая ему, вспыхнул ярче. Тогда понял юноша, что возлюбленная зовет его. Если с наступлением ночи пуститься через озеро вплавь, ни один стражник не заметит его в темноте. А костер на берегу послужит маяком, чтобы не сбиться с пути.
Влюбленный бросился в воду и поплыл на далекий свет, туда, где ждала его прекрасная Тамар. Долго плыл он в холодных темных водах, но алый цветок огня вселял мужество в его сердце. И только стыдливая сестра солнца Лусин, взирающая из-за туч с темного неба, была свидетельницей встречи влюбленных.
Ночь провели они вместе, а наутро юноша пустился в обратный путь. Так стали они встречаться каждую ночь. Вечером Тамар разводила огонь на берегу, чтобы возлюбленный видел, куда плыть. И свет пламени служил юноше оберегом от темных вод, что раскрывают ночью ворота в подземные миры, населенные враждебными человеку водяными духами.
Но однажды утром царский слуга увидел юношу возвращающимся с озера. Мокрые волосы его слиплись, с них стекала вода, а счастливое лицо казалось утомленным. Слуга что-то заподозрил. И в тот же вечер, незадолго до сумерек, затаился за камнем на берегу и стал ждать. И увидел, как зажегся дальний костер на острове, и услышал легкий плеск, с которым вошел в воду пловец. Все высмотрел слуга и поспешил утром к царю с докладом.
Люто разгневался царь Арташес на то, что дочь его посмела полюбить, а еще более разгневался, что полюбила она не одного из могущественных царей, что просили ее руки, а бедного Азата! И приказал царь слугам быть у берега наготове с быстрой лодкой. Когда тьма начала опускаться, царевы люди поплыли к острову. Проплыв более половины пути, они увидели, как на острове расцвел красный цветок костра. И слуги царя налегли на весла, торопясь застать влюбленных во время свидания.
Выйдя на берег, увидели они красавицу Тамар, облаченную в шитые золотом одежды и умащенную ароматными маслами. Из-под ее разноцветной шапочки спадали на плечи черные, как агат, кудри. Девушка сидела на ковре и кормила огонь веточками можжевельника. Увидев незваных гостей, она в испуге вскочила на ноги и воскликнула: «Вы, слуги отцовы! Убейте меня! Молю об одном: не гасите огня!» И рады бы царские слуги пожалеть красавицу, но страшил их гнев Арташеса.
Схватили они девушку и поволокли прочь от костра в золотой дворец. Но прежде, по приказу царя, дали увидеть ей, как погиб огонь, растоптанный и раскиданный их сапогами. Горько плакала Тамар, вырываясь из рук стражей, и смерть огня казалась ей смертью любимого…
На середине пути был юноша, когда манивший его свет погас. И темные воды потянули его в глубину, наполняя душу холодом и страхом. Перед ним лежала тьма, и он не знал, куда плыть. Долго боролся он с черной волей водных духов. Каждый раз, когда голова обессилевшего пловца показывалась из воды, взгляд его с мольбою искал во тьме заветный огонек, но не находил, и вновь плыл он наудачу, а водные духи кружили его, сбивая с пути.
И юноша выбился из сил. «Ах, Тамар! — прошептал он, последний раз показываясь из воды. — Что же ты не уберегла огня нашей любви? Неужели выпала мне судьба кануть в темной воде, а не пасть на поле боя, как положено воину?!» «Ах, Тамар, какая это недобрая смерть!» — хотел еще это сказать он, но уже не смог. Только хватило сил воскликнуть: «Ах, Тамар!» Эти слова подхватило эхо, голос каджи, духов ветра, и понесло над водами Вана: «Ах, Тамар!».
А красавицу Тамар царь велел навек заточить во дворце. В горе и скорби до конца дней оплакивала она своего возлюбленного, не снимая черного платка с распущенных волос.
Много лет прошло с тех пор, но все помнят об их горестной любви. А остров на озере Ван зовется с тех пор Ахтамар…
Меня же зовет собственная недописанная история.
