Василий Лановой: «Военные роли – главные»
Красивый мужчина со спортивной, почти армейской выправкой – народный артист СССР Василий Лановой даже в свои 74 года не прекращает актерскую и преподавательскую деятельность. Он по-прежнему играет в Государственном академическом театре имени Евгения Вахтангова и заведует кафедрой сценической речи в Театральном училище имени Бориса Щукина. Поклонники его таланта помнят и любят актера за роли в фильмах «Офицеры», «Анна Каренина», «Алые паруса», «Война и мир». Накануне своего дня рождения актер провел творческий вечер в культурном центре «Пушкинский дом», и мы были рады поздравить его и побеседовать.
Вы много играете в театре и снимаетесь в кино. Скажите, что изменилось со времени перестройки – ситуация в театре стабилизировалась?
Конечно, политические изменения сказались на экономике и культуре. Менялась сама природа государственного устройства, что было болезненно и для государства, и для людей. Впервые с 1917 года произошло очень жестокое разделение на богатых и бедных. А мы же не были воспитаны по «волчьим законам» капитализма. В театре воцарился хаос – ведь он был на содержании у государства и вдруг оказался у разбитого корыта. А ведь это был репертуарный театр – как нам раньше завидовали актеры на Западе: что у нас есть репертуар, есть свой театр – дом, где можно расти самому и развивать театральную культуру на высочайшем уровне.
А что сейчас происходит с Театром им. Вахтангова?
Нам пришлось приспосабливаться к новым жестоким обстоятельствам и идти на компромиссы с совестью и вкусом – допускать на сцену дешевку, чтобы выжить. Слава богу, этому пришел конец, все встало на свои места. Театрам даны права зарабатывать, им дают дотации. А было время, когда театр получал гроши – многие актеры уходили торговать, чтобы прокормить семью. В таких экстремальных условиях и проверялась истинная любовь к театру.
Василий Семенович, в каких спектаклях вы сейчас заняты?
На вахтанговской сцене я играю три спектакля. Это замечательная литература, замечательные роли, замечательные режиссеры. Первый спектакль – «Милый лжец» по одноименной пьесе Джерома Килти. Уже на протяжении почти 14 лет я играю в этом спектакле с Юлией Борисовой. Она в роли английской актрисы Стеллы Кемпбел, я – драматурга Бернарда Шоу. Играть его мне очень радостно. Я доволен. Постановка вобрала лучшие традиции вахтанговского театра. Мы очень любим и бережем этот спектакль.
Второй спектакль – «Посвящение Еве» Эрика Шмидта. Это интересная современная психологическая пьеса. В паре с Евгением Князевым уже шесть лет мы играем лауреатов Нобелевской премии. Эту роль, пожалуй, я больше всех люблю из своего сегодняшнего репертуара.
И третий – к моему 70-летию. Четыре года назад мы поставили спектакль «Фредерик, или Бульвар преступлений» по пьесе французского драматурга Эрика-Эммануэля Шмидта о великом французском актере Фредерике Леметре, чью роль исполняю я. В пьесе принимает участие большое количество актеров. Очень театральная, очень вахтанговская, яркая, с необычайными трагическими, комическими элементами пьеса. Леметр – очень многоплановая фигура в истории мирового театра. Он был достаточно гротесковый актер, полуэстрадный, этакий полушут. Второй акт построен на личной трагедии человека, который остается один, умирает. Разваливается любовь. Я люблю эту роль, я даже летаю на люстре через всю сцену и делаю заднее сальто.
Семья наблюдает с содроганием?
Нет. Очень спокойно относятся.
В спектакле «Турандот» всегда были актуальные для современности комментарии, шутки. Это сохранилось?
Конечно, это же традиция, установленная Вахтанговым. Время от времени мы спектакль снимаем, чтобы ввести в него новые шутки, новое поколение – уже третье. Этот спектакль должен жить!
Играете ли вы в репризных спектакли?
Я в них не играю. Я не люблю репризные спектакли, потому что они наполовину халтура. Зато мой театр разрешает мне вывозить мои малосоставные спектакли на гастроли. Мы были во многих странах и со «Лжецом», и с «Евой». Говорят: все равно мы вам недоплачиваем.
Сложно перечислить все фильмы, в которых вы снялись. Но особенно запомнилась роль Вронского в «Анне Карениной». Это русская классика, и у всех нас есть свое представление о том, каким должен быть Вронский или любой другой персонаж романа Толстого. Как вы отреагировали, когда вам сказали: вы – Вронский?
Было великим счастьем, что я был приглашен «в Толстого». Я всю жизнь любил и люблю Льва Николаевича. Роль Вронского далась мне достаточно тяжело, выпила много крови, но игра стоила свеч. Она совсем не похожа на другие мои роли, абсолютно, и мне, пролетарскому мальчику, воспитанному в украинском селе, вдруг сыграть представителя золотой элиты… Это меня пугало, но было безумно интересно. Но актер – лицедей, то есть тот, который делает лица. Прошло много лет, сейчас я понимаю, что многое сделал бы по-другому, но для того момента это был очень добротный фильм и таким остается до сих пор.
Расскажите о вашей роли в «Войне и мире».
Книга «Война и мир» была для меня библией. Уже 10 лет я воспитываю студентов Щукинского училища. Я каждого из них пропускаю через это литературное произведение. «Войну и мир» я впервые прочитал 13-летним мальчиком. Сколько лет прошло, а я до сих пор помню первый выезд Наташи на бал. Когда мне предложили сыграть в «Войне и мире», я очень хотел сыграть князя Андрея, но я был, наверное, слишком молод для этого. И мне дали роль Анатоля. Роль – моя – и по амплуа, и по специфике моего пребывания на сцене. Когда я посмотрел европейскую экранизацию «Войны и мира», понял, что наша картина на порядок выше. Есть железное правило: нам не надо ставить великую западную классику, а им нечего в наш огород соваться. Я считаю, что и в «Войне и мире», и в «Анне Карениной» были потрясающие партнеры – в то время на классику приглашали прекрасных актеров.
Анну играла ваша первая жена (Татьяна Самойлова) – было нелегко играть Вронского с ней в паре?
Да, непросто, но тем не менее фильм удался. Лента жива, ее показывают по разным каналам до сих пор.
Сейчас много снимают классики. Идет возврат к старым ценностям?
Я это заметил. Философы говорят, что по многим признакам заметен мировой упадок культуры. Это правда, что наша страна была самой читающей в мире – в метро не было человека, который не читал бы книги. А сегодня телевидение порождает дешевые вкусы, и эстрада гуляет вовсю. Это вызывает протест, и опять началась тяга к классике, настоящей и глубокой. Это не может не радовать.
У вас такая выправка, но в армии вы не служили.
Меня освободил театр. Но в моей памяти живет много воспоминаний о войне.
Я должен сказать, что военная юность очень взрослит людей. Я был в оккупации три с половиной года – при мне и расстреливали, и вешали, и по мне самому немцы стреляли шутки ради, да так, что я десять лет заикался. Эти испытания меня закалили. Для меня в творческой судьбе военные сценарии стали главными. Я всегда отдавал им приоритет перед другими.
Когда вам предложили сценарий «Офицеров», вы ожидали, что этот фильм выдержит проверку временем и станет настоящей классикой?
Я трижды отказывался от роли, потому что не понимал своего места в этом материале, не знал, как подойти к роли. А оператор мне как-то предложил играть романтическую сторону русского офицера – поняв направление, я согласился. Картине 36 лет, а у нее по-прежнему много поклонников. Моим актерским лицом стала именно роль из этого фильма, хотя я лично считаю своей главной ролью Павку Корчагина, но зрители сделали свой выбор.
Вам блестяще удаются даже эпизодические роли. В фильме «Полосатый рейс» вы произносите одну фразу: «Вон та группа в полосатых купальниках. Красиво плывут!» – и эта фраза становится крылатой.
Я был студентом третьего курса, режиссер фильма Володя Федин просто уговорил меня сняться в одном эпизоде картины. Я отказывался. У меня уже были главные роли – Павка Корчагин был снят, «Алые паруса». Я говорю ему: «Не буду играть», а он: «Вася, балда же ты, балда. Пойми, иногда маленький эпизод останется на более долгую жизнь, чем большая, средне сыгранная роль». Уговорил – и оказался прав.
Вы сыграли множество романтических ролей. Вы стали любимым актером многих женщин Советского Союза. Зрители перекладывали на вас этот романтический образ?
Возможно, но я совсем другой человек. Во мне есть часть этого и другого, все-таки я лицедей, актер. В театре играю характерные роли, комедийные, дурацкие. Это мой хлеб. Фильмы и реальность нельзя и не надо соединять.
Вы подмечаете какие-то детали в реальных людях, чтобы использовать потом их в своих ролях?
У меня мгновенно в голове откладывается, если кто-то по-особенному ходит или говорит, я это впоследствии использую. Я получил роль в итальянской пьесе, которая мне очень нравится: старый человек на сцене разговаривает со своей женой, которая умерла 35 лет назад, но и она присутствует на сцене. Сегодня ехал в машине с человеком и заметил, что мне нужен такой же парик, как у него волосы. Это уже сидит у меня внутри.
Вы заведуете кафедрой художественного слова в Щукинском училище. Почему вы выбрали именно эту кафедру?
Я начал этим заниматься с 13 лет – я получают сладость от художественного чтения. Я люблю и умею читать, для этого нужен особый слух. Ведь многие блестящие актеры не умеют читать – это очень индивидуально.
Вы говорите на прекрасном русском языке. Как вы реагируете на изменения в языке?
Когда на сцену это вытаскивают – я бы голову оторвал режиссерам. Но русский язык – это могучая река. Она отторгает чуждое ей, а нужные вещи принимает в свое великое течение.
Ваша жена – замечательная актриса Ирина Купченко. Как ваши сыновья воспринимали звездный статус родителей?
Им было и приятно, и тяжело. Их часто спрашивали, почему они не пошли в актеры. Но они не стали актерами – старший окончил исторический факультет, преподает. Младший работает в казначействе. Сыновья – красивые, большие, материал просто божественный. Мы очень счастливы, что они не стали актерами. У них нет актерской жилки. Это я обезьянничал с детства. А имена, Саша и Сережа, мы дали им в честь Пушкина и Есенина.
Не возникало желания самому ставить спектакли?
Нет, каждый должен заниматься своим делом. Я актер, а не режиссер.
Есть ли планы на будущее? Ведь в следующем году вам исполняется 75 лет.
Есть, но все настолько зыбко. Я всегда говорю, что надо дожить, а потом отмечать большие юбилеи.
