Элла Фицджеральд. Первая леди джаза
125 лет назад родилась Элла Фицджеральд.
Одна из величайших вокалисток в истории джаза родилась 25 апреля 1917 года в Америке, в Ньюпорт-Ньюс. Элла Фицджеральд известна также под именем Леди Элла и Первая леди джаза. Обладательница бесчисленных наград, среди которых 14 премий «Грэмми». При жизни певицы было продано более 40 миллиона пластинок.
21 ноября 1934 года на сцене гарлемского кинотеатра «Аполло» в Нью-Йорке стояла высокая тонконогая девушка. Шёл любительский конкурс молодых талантов, и дебютантка собиралась поразить публику зажигательным танцем — что-что, а это она умела! Однако ноги не просто заледенели, они вообще не желали сдвинуться с места. Надо было срочно что-то предпринимать, и растерянная дебютантка пробормотала, что вместо танца исполнит любимые песни матери «Judy» и «The Object of My Affection». Она начала петь, и вскоре смешки в зале сменились раскатами аплодисментов. И сегодня, 88 лет спустя, миллионы поклонников Эллы Фицджеральд по всему миру вспоминают этот неудавшийся танцевальный дебют как благословенный знак небес, подаривший нам величайшую джазовую певицу двадцатого столетия.
До этой знаменательной в её жизни победы у Эллы были совсем иные планы на будущее. «Я не собиралась становиться певицей; я мечтала танцевать», — призналась она позднее в своей автобиографии. Это были годы, когда весь Гарлем был охвачен танцевальной лихорадкой, пропитан джазовыми мелодиями. Элла попала в Нью-Йорк ребёнком: отец их бросил, и мама с новым мужем решили всей семьей переехать. До смерти матери в 1932 году девочка была образцовым ребёнком, отлично училась, участвовала в школьных представлениях. Потеряв маму, стала жить у тёти в Гарлеме. И тут Эллу словно подменили: забросила школу, подрабатывала танцами в клубах, устроилась смотрительницей в борделе, а потом и вовсе сбежала из дому. Участие и победа в конкурсе в театре «Аполло» повернули её жизнь в иное русло.
Конечно, не скоро сказка сказывается, и до мировой славы джазовой легенды Элле предстоял долгий путь. Начался он в оркестре Чика Уэбба, куда её притащил певец Чарльз Линтон (кстати, по рекомендации знакомой продавщицы галантерейного магазина). Элла в те годы за внешностью особо не следила, и Чик наотрез отказался даже прослушать нескладную дылду в мужских ботинках. К счастью, Линтон был не из тех, кто привык отступать, и под его нажимом руководитель оркестра таки дал Элле шанс «посвинговать». С тех пор они не расставались. Именно с Чиком Фицджеральд записала свою первую пластинку «Love and Kisses» и «I’ll Chase the Blues Away», а с его бэндом проработала в гарлемском танцзале «Савой» и на других площадках страны целых 7 лет.
Новая пластинка «Mr. Paganini», выпущенная в 1936 году, приглашение в радиошоу Бенни Гудмена, работа с Тедди Хиллом — популярность Эллы росла, но не уменьшалась её преданность Чику, открывшему перед ней двери в джаз. Это для Уэбба, уже смертельно больного, записывает певица свою интерпретацию детской считалочки «А Tisket, a Tasket», полюбившуюся всей Америке, а после смерти музыканта берёт ответственность за его детище — оркестр. И хотя роль руководителя бэнда явно не было её призванием, она оставалась на этом посту вплоть до 1942 года, когда большинство музыкантов перешли в военные оркестры.
После распада бэнда Элла возвращается на клубную сцену, работает с разными музыкантами, ищет свой путь в джазе. Новый виток в её певческой карьере связан с именем Нормана Гранца. Друг Пикассо, коллекционер и продюсер Норман Гранц замыслил и осуществил оригинальную антрепризу «Джаз в филармонии», подоспевшую как раз вовремя — к послевоенному взлёту интереса к джазу. Организованные им выступления Эллы вкупе со знаменитыми джазмэнами — трио Оскара Питерсона, Диззи Гиллеспи, оркестром Каунта Бэйси — были просто обречены на успех, а их записи расходились огромными тиражами.
Ещё один удачный проект Гранца — серия монографических пластинок, songbooks, с записями песен популярных американских композиторов Гершвина, Керна, Портера, Роджерса, Эллингтона, Арлена, Мерсера в исполнении Фицджеральд.
И великолепный, потрясающий эксперимент — запись оперы Гершвина «Порги и Бесс», исполненной всего лишь двумя голосами. Но какими! Элла Фицджеральд и Луи Армстронг создали шедевр, обессмертивший бродвейский мюзикл на века. «Избранные номера», объединённые в песенный цикл-альбом — songbook, перешагнули границы мюзикла, стали самостоятельным жанром. «Я и не знал, как хороши наши песни, — признался Айра Гершвин, брат и соавтор композитора, — пока за них не взялась Элла Фицджеральд».
Голос Эллы, гибкий, чистый и ровный, с нежным лёгким вибрато, казалось, был поставлен самой природой — так естественно, легко, непринуждённо он звучал. При этом свободно летал в диапазоне почти трёх октав. Элла никогда не училась музыке, но обладала абсолютным слухом, идеальной музыкальной памятью и потрясающим чувством ритма — даже не ритма, а музыкального времени, в котором она безошибочно передвигалась. Специалист по джазу Ларри Аппельбаум писал: «От всех, в том числе великих певцов, Эллу отличало её чувство ритма. Она исполняла свинг, как музыкант. Она и была музыкантом, не только вокалистом. Это то, что дается не в консерватории, а есть в душе. Музыканты говорили: «Она может засвинговать вас до потери пульса!»
Путь Фицджеральд в джаз не был быстрым и лёгким. Искусство импровизации — плоть и кровь джаза, его жизнь, — для певца намного сложнее, чем для инструменталиста. Ведь он накрепко связан с текстом, смысл которого обязан донести до слушателя. Чтобы нестись в свободном полёте импровизаций, вокалист должен был преодолеть диктатуру текста и мелодии, подняться над ними. Гениальный музыкант и певец Армстронг понял это ещё в конце 1920-х. «Армстронг взломал основанный на европейских образцах ритмический корсет, запев так же, как он играл, и заиграв так, как пел. Если при этом слово не влезало в вертящуюся у него в голове ритмическую или мелодическую фразу, он просто заменял его звукоподражательным эквивалентом и таким образом сделал скэт самым обыденным словом», — писал Стивен Никольсон.
К Элле Фицджеральд, кумирами которой долгое время оставались Бинг Кросби и свинговый ансамбль сестёр Бозуэлл, такое понимание джаза пришло позднее, вызревая, пока она осваивала для себя блюз, баллады, язык джаза и исполнительские приемы. Зато уж когда пришло, изменило её до неузнаваемости. С ролью блестящей исполнительницы чужих песен она распрощалась легко и безболезненно — как ящерица со старой кожей.
Фицджеральд рвалась вступить в пьянящее творческое состязание-соперничество-содружество, являющееся самим сердцем джазовой игры; певица сумела стать равноправным партнером с музыкантами: перебрасываться с ними музыкальными шутками и подначками, кокетничать или вдруг застать врасплох агрессивным наскоком, а потом растрогать лирическим признанием. Благо её мощный голос, от которого, говорят, лопались хрустальные бокалы, позволял ей «виртуозить» и импровизировать напропалую.
Работая в би-бопе, она, как когда-то Армстронг, стирала границу между голосом и инструментом. «Когда я пою, – говорила Элла, — я мысленно ставлю себя на место тенор-саксофона». Причем, добавим, не просто саксофона, а конкретного саксофона Чарли Паркера — Фицджеральд могла имитировать голосом любой инструмент оркестра. Её скэт, доведённый до немыслимых пределов виртуозности, заряжал брызжущей энергией, доводил слушателей до экстаза — с лёгкой руки Эллы скэт стал важнейшим стилеобразующим принципом джазового вокала.
Записанные в эти годы шедевры «Flying Home», «Lady Be Good», «How High the Moon» открыли миру не только новую звезду, но и новое измерение в самом джазе. При этом в исполнении певицы не было драматизма, как у Билли Холидэй или Эдит Пиаф. Иногда ей даже ставили в вину отсутствие трагизма: мол, поёт о разбитой любви без надрыва или страданий в голосе.
Но такова уж была Элла — солнечная, с лёгким сердцем, излучающая радость, улыбку. И абсолютно не соответствующая клише звезды: несмотря на титул Первой леди джаза, миллионы и мировую славу, сохранила детскую непосредственность и душевную чистоту, оставалась скромной, не богемной, равнодушной к славе. Наградами, медалями и всевозможными дипломами с почётными степенями у Эллы была полностью забита целая комната в доме. Певица сама была живой легендой джаза, покорившей все континенты, выступавшей с лучшими мировыми исполнителями, завоевавшей все мыслимые знаки отличия, бесчисленные звания и преданную любовь миллионов почитателей её искусства.
Из 78 лет, отпущенных ей на земле, Элла Фицджеральд 60 провела на сцене: кажется, время не имело власти над её голосом, который и в старости сохранял юный задорный тембр. А вот тело не слушалось: сдавало сердце, зрение, из-за прогрессирующего диабета в 1993 году врачи ампутировали обе ноги. И все же она пела до самого конца, пока позволяли физические силы. Выступления Леди Эллы на нью-йоркском джазовом фестивале и в конце 1980-х — начале 1990-х оставались главным событием года. Умерла певица во сне, в своём доме в Беверли-Хиллз, 15 июня 1996 года. Президент США Билл Клинтон тогда заявил: «Я глубоко опечален смертью Эллы Фицджеральд. Уход человека такого таланта, изящества и класса — огромная утрата для мира джаза и всей страны».
Я не знаю лучшей колыбельной, чем «Summertime». Эта ария для оперы «Порги и Бесс» была написана Джорджом Гершвином на основе украинской колыбельной «Ой ходить сон коло вiкон» — композитор услышал её в Нью-Йорке в исполнении Украинского национального хора под управлением Кошица.
«Summertime» звучит на двадцати языках мира, количество различных исполнений арии насчитывает более 3000, среди них такие величины, как Чарли Паркер, Майлс Девис, Оскар Питерсон и Джо Хэндерсон. И всё же именно в аранжировке для симфоджаза и двух солистов — Эллы Фицджеральд и Луи Армстронга — «Summertime» обрела бессмертие. В ней есть всё: ленивая нега летнего вечера, золотые, тяжелые, как капли меда, звуки саксофона, проникновенная, щемящая нежность, любовь, для которой неважны слова, надежда и обещание счастья, которое ждёт тебя в этом самом лучшем из миров. «Летняя пора, и жизнь так прекрасна…»
