Paul Nash. По ту сторону пейзажа
«Существуют места, которые, так же как и люди, объекты и произведения искусства, рождают ощущение магической колдовской мистерии, неподвластной анализу».
Ретроспектива произведений одного из любимых английских художников первой половины минувшего столетия Пола Нэша в галерее Tate представляет 160 работ, созданных мастером в период с 1910-х до его ранней смерти, в 1946 году: живопись, графика, скульптура, книжные иллюстрации, коллажи, фотографии, книги и стихи. История древней Британии, уцелевшие сквозь тысячелетия сооружения и руины некогда величественных памятников ушедших в небытие религий, рукотворные и природные ландшафты Англии и морского побережья не переставали вдохновлять Нэша. Год за годом он творил свою личную мифологию, наделяя реальные пейзажи острова тайной мистической жизнью – вплавляя в них символические объекты и архитектурные конструкции, запечатлевая воспламенявшие его воображение места в пору весеннего и зимнего равноденствия, вглядываясь в них в полнолуние и когда на небе сиял лишь узкий серп молодой луны.
Львиную долю творческой жизни Нэша забрали войны: в годы Первой мировой он был призван на фронт как военный художник при министерстве королевских воздушных сил; а спустя четверть века вновь стал хроникером бойни, постигшей человечество во Второй мировой. Нэш не раз смотрел смерти в глаза, видел сотни погибших, уничтоженные селения. Невзирая на тяжелое ранение и последовавшую за ним болезнь, поднимался в небо на самолете, а потом переносил на холст увиденное: одинокие голые поля, редкие фигурки санитаров, подбирающих задушенных газом солдат. «Это невыразимо словами, безнадежно, безбожно. Я больше не художник, увлеченный, жаждущий, любопытный; я – всего лишь вестник, который должен передать слова правды о тех, кто воюет на полях сражений, тем, кто хотел бы, чтобы война длилась вечно. Может быть, весть эта будет слабой и бессвязной, но в ней будет горькая истина, и пусть она опалит их подлые грязные души», – писал Пол жене в письме с фронта. Его легкие, поврежденные в 1917 году отравляющим ипритом, так никогда и не восстановились: художник долгие годы страдал астмой, оборвавшей его жизнь в 57 лет – всего лишь год спустя после окончания Второй мировой.
Картины Нэша, посвященные обеим войнам, лишены кровавых деталей битв, но оттого не менее пронзительны. Остовы фашистских самолетов, обломки крыльев и фюзеляжей в беспорядочной тесноте громоздятся на безлюдном поле. Разбитые, изрешеченные, вгрузшие в землю или торчащие вверх – словно волны ледяного моря, застывшего под луной. Безумная стихия, разрушавшая на своем пути все живое, сама повержена и обездвижена навеки мертвым сном, превратившись в груду металла. Единственный равнодушный зритель – луна – слабыми лучами освещает это кладбище-призрак. Для Нэша эти поверженные аэропланы были не машинами – реинкарнацией дьявола, несущего смерть. Работа «Мертвое море» – один из самых сильных военных холстов художника. Основой для нее стала серия фотографий, сделанных на кладбище немецких самолетов.
Картина «Мы строим новый мир», созданная в год окончания Первой мировой, пронизана символизмом: исковерканные взрывами обгоревшие стволы деревьев, торчащие над воронками от бомб – и всходящее бледное холодное солнце, рассыпающее радиальные полосы лучей над израненной землей. Может быть, в них еще теплится надежда?
В картинах Нэша почти нет людей, за исключением, пожалуй, ранних акварелей, а также силуэтов солдат на фоне зарева взрывов или трупов, завязших в грязи болот на ничейной земле. Но даже в этих слепках жутких гримас войны, художник больше внимания уделяет деревьям, шлемам или обломкам техники, нежели людям. Возможно, как и Тернер, он был не слишком силен в изображении человеческих лиц и фигур, но в его холстах присутствие людей и последствия их деятельности всегда инстинктивно ощущаются.
Творчество Нэша неровно. Натюрморты, пейзажи, объекты, архитектурные структуры, вымышленные композиции… Его не назовешь великим живописцем, но почему-то к холстам художника тянет вернуться вновь и вновь. Что влечет нас: неподдельная боль и страдания, затаившиеся в холстах военных лет? Странность, мистицизм и ожидание чуда или магия, которыми художник наделяет обычные, на первый взгляд, предметы и пейзажи? Отражение сферической лампы в окне ресторана или трухлявый ствол старого дерева и теннисный мяч, застывшие на вершине холма, обретают вдруг какую-то необъяснимую значительность. Равнины и скалы, дюны и морские берега – в пейзажах Нэша природа Британии, мгновенно и безошибочно узнаваемая, остается при этом отстраненной, мистичной, полной скрытой жизни, связанной со Вселенной и космосом.
Britishness – этот термин крепко связан с именем Нэша в истории искусства. В его творчестве, особенно в ранние периоды, очевидно влияние работ Сэмюэля Пальмера, прерафаэлитов и художника и поэта Уильяма Блейка – мистика, провидца и визионера. Бунтарь Блейк, всю жизнь искавший потаенные смыслы и суть вещей, наперекор всему воспевавший и изображавший свой невидимый другим мир, не находил понимания у современников – его фонтанирующие, бьющие через край фантазии их пугали. Зато у последующих поколений художников образная система Блейка, его новаторские техники, неординарность мышления, иррациональность сюжетов и вольный рыцарский дух нашли отклик: им вдохновлялись Обри Бердслей, Фрэнсис Бэкон, Пол Нэш и другие мастера. Нэш постоянно обращался к сердцевинным британским темам – древним сооружениям железного века в Дорсете и Оксфордшире, величественным грядам меловых скал в Саут-Даунс, «Севен Систерс», идиллическим бескрайним просторам Рамни-Марш, загадке Стоунхэнджа, полям и садам Бакингемшира. Что вовсе не исключало стремления художника к освоению опыта cсовременного европейского искусства той эпохи. Когда в 1932 году журнал The Studio опубликовал серию статей «Что не так с британским искусством?», в которых критики высказывали опасение, будто увлечение континентальными стилями типа кубизма и сюрреализма может привести к утрате британским искусством местного колорита, Нэш воспринял это как провокацию: «Нам предлагают отказаться от каких бы то ни было экспериментов и исследований; закрыть глаза на то, что есть жизненно важным в искусстве других земель – короче говоря, оставаться British… Вопрос “можно ли ‘Go Modern’, оставаясь при этом ‘British’” является сегодня темой многочисленных дебатов», – писал художник. Впрочем, лично для Нэша решение было очевидным.
«Я не искал сюрреализм…сюрреализм нашел меня». Пол Нэш
В годы между двух войн Нэш пристально изучает авангард, переосмысливая и примеривая к своим работам творческие методы Пикассо, Кокто, Эрнста и других мастеров. Сам Нэш писал о влиянии, которое оказали на него произведения итальянского художника-сюрреалиста Джорджио Кирико, увиденные на выставке в Лондоне. Чувство мистического одиночества и затерянности, исходящее от безлюдных холстов итальянца, неожиданные объекты, которые тот помещает в обширные пустые пространства, нашли отклик в работах британца. Однако склонность к сюрреализму и метафорам в той или иной мере проявлялись и в более ранних работах Нэша. «Я пытался изображать деревья как человеческие существа», – вспоминал художник.
Для популяризации современного искусства и в особенности абстракционизма и сюрреализма, Нэш сформировал группу Unit One (1933). И хотя объединение просуществовало недолго, организовав единственную выставку, среди его участников были ведущие британские художники Барбара Хепуорт, Генри Мур, Бен Николсон, Эдвард Уодсворт, критик Герберт Рид, архитектор Уэлльс Коат.
Три года спустя в Лондоне прошла Международная выставка сюрреализма (1936), одним из главных организаторов которой был Пол Нэш. В статьях того времени его даже называли “English surrealist-in-chief”. Экспозиция произвела фурор в британской столице: в ней участвовали главные сюрреалисты мира: Андре Бретон, Сальвадор Дали, Хуан Миро, Макс Эрнст, Джорджио Кирико, Поль Элюар, Манн Рэй. Открыл выставку в Новых галереях Берлингтона при стечении двух тысяч человек сам «папа сюрреализма» – Андре Бретон. Более 400 картин, рисунков, скульптур и объектов 68 авторов (23 из них – англичане), притягивали в залы толпы посетителей. И все же Сальвадор Дали и здесь побил рекорд: о его лекции «Подлинные параноидные фантазии» написали все столичные газеты. И то сказать, великий провокатор подготовил отменный антураж: одетый в водолазный костюм, с радиатором на шлеме, кинжалом на поясе, бильярдным кием в руке и двумя волкодавами на поводке, художник вещал на французском через громкоговорители. Недоумение по поводу своего прикида Дали разъяснил необходимостью «погрузиться в глубины духа». И хотя художник чуть не задохнулся в шлеме во время речи, он остался чрезвычайно доволен английской публикой: «Сюрреализм становится на удивление модным в Лондоне, поскольку пробуждает скрытые “атавизмы”, глубоко запрятанные в английской традиции Уильяма Блейка, Льюиса Кэрролла, прерафаэлитов, etc.», – отметил он в письме другу.
Что возвращает нас опять к творчеству Нэша. В последние годы в его работах вновь проступает неистовый романтик Блейк. Поэма Блейка 1794 года “Ah! Sun-flower” вдохновила художника на серию холстов. Гигантские подсолнухи Нэша подобно планетам переживают затмения и солнцестояния, но неразрывно связаны с небом и землей. И Вселенной, которую Нэш всю жизнь создавал в странных, меланхоличных мистических картинах английского ландшафта.
Paul Nash
до 5 марта 2017
Tate Britain
Millbank, London, SW1P 4RG
