Стакан воды
Она не хотела открывать глаза. Так и стояла, зажмурившись, около весов. В ней боролись две противоположенные силы: надежда и страх. Пока ее глаза были зажмурены, у нее еще было право на надежду.
Взмах ресниц, и ее глаза впиваются в экран весов. Девяносто семь.
Почти центнер. При росте сто шестьдесят сантиметров. Это не просто много. Это омерзительно много. Она чувствовала себя в этом теле, словно узница. Им было сложно управлять, оно быстро уставало, не слушалось, болело. Тело было саркофагом, заживо хоронящим ее каждую минуту. И что самое страшное для женщины — это тело выглядело непривлекательно. Оно было уродливо и могло пробуждать в окружающих либо неприязнь, либо жалость. И она не могла винить никого, кроме себя. Сотни раз за день она выносила себе приговор: «Виновна».
А ведь ей было с чем сравнивать, и от этого нынешнее ее положение воспринималось еще тяжелее. В какой-то книге она прочитала, что люди, слепые от рождения, страдают от своего недуга меньше, чем те, кто потерял зрение в сознательном возрасте. Не узнавший всех красок мира не так мучается оттого, что они недоступны.
Но она все это знала. Что такое вскакивать по утрам с кровати. Ловко проскальзывать на бегу в закрывающиеся двери лифта. Ловить восхищенные взгляды мужчин и завистливые взгляды женщин. Еще несколько лет назад она была обольстительной женщиной с осиной талией, стройными ногами и легкой походкой. Раньше она могла с удовольствием позавтракать круассанами, не считая калорий и не испытывая чувство вины. Выбор нового наряда был увлекательным занятием. Надо было лишь выбрать пять-шесть платьев размера S и бежать в примерочную. А еще она любила парные танцы. Просто обожала парные танцы. В школе хотела заниматься ими профессионально. Но потом понеслось — университет, новые друзья, замужество… Всегда что-то мешало окунуться в это увлечение с головой. Но не танцевать она не могла. Поэтому все пять лет до получения диплома так и протанцевала для себя. Впрочем, их с партнером часто звали выступать — то в клуб, то на корпоратив… Кроме ее особенной потрясающей пластики, в их паре было то взаимопонимание, которое и создает из простого набора движений диалог между партнерами. А значит, и историю. Историю любви или предательства, страсти или отчужденности. И неважно, что это за история, важно, что она искренняя. Они не просто танцевали. Они обменивались через танец мыслями и чувствами, признавались другу другу в любви. В любви к танцу. Человека, который что-то делает с любовью, легко заметить в толпе. Он светится счастьем, которое дарит ему любимое дело. От такого человека невозможно оторвать взгляд. От их пары никто и не пытался оторвать взгляд.
Они не были любовниками, их объединяло глубокое понимание танца. Хотя мало кто мог поверить, что романа между ними не было. Люди видели только то, что на поверхности: красивых молодых людей, тела которых двигаются в одном ритме. Во всяком случае, пока звучит музыка.
Ее партнера вообще мало что интересовало — кроме танцев. Ей же посчастливилось встретить настоящую любовь еще на первом курсе. А на четвертом они сыграли свадьбу. Это был очень счастливый брак. Он не сводил с нее восхищенных глаз, она была умна, легка на подъем и очень красива. Они никогда не ссорились, что казалось ей немного странным. Он как будто не позволял себе этого. Только однажды его самообладание изменило ему.
Было последнее совместное выступление их пары. Ее партнер подписал выгодный контракт и навсегда уезжал из страны. В гримерке, когда они прощались, он крепко поцеловал ее в губы. Оба знали, что это лишь поцелуй двух людей, которые только что танцевали румбу, что он ничего не значит, кроме огромной нежности и уважения друг к другу. Мир танцоров полон прикосновений, и этот поцелуй не был наделен тем смыслом, который в него вложил ее муж, внезапно открывший дверь.
Она как сейчас помнит его глаза. Это были глаза безумца. И тогда она поняла, как он ненавидел все эти годы ее увлечение танцами. Он сказал, что всегда знал, что она лишь пользуется им. Что она просто двуличная тварь — спит и видит, как бы оказаться в объятиях первого встречного. И она чувствовала, что это были слова выстраданные, слова, которые долго искали выхода.
Он исчез на две недели. Ни друзья, ни родственники, ни коллеги не могли его найти. И она не могла. Она обращалась в полицию, искала его по их любимым уголкам города. Ждала, не гасила свет.
Он вернулся очень худой, постаревший, но на удивление умиротворенный. Она сразу почувствовала, что он простил ее. И она была рада. Пусть танцы и были для нее всем, но мужа она любила, и никакой другой мужчина был ей не нужен. Она решила никогда не напоминать ему об этой истории.
Между ними возникла какая-то новая близость. Она не могла нарадоваться, что муж освободился от давних страхов. И хотя она очень страдала без румбы, танго и ча-ча-ча, она никогда не заикалась об этом. Про себя она решила просто записаться в какую-нибудь обычную студию и танцевать без партнера. И никогда больше не выступать. Никогда.
Но ей так и не удалось воплотить этот план. Неожиданно она начала полнеть. Пережитый стресс словно бы послужил катализатором какого-то странного помешательства гормонов. Сначала она восприняла это как просто временные плюс три.
Отношения с мужем еще никогда не приносили ей столько радости, и на все остальное она почти не обращала внимания. Но вот уже невозможно было натянуть старые джинсы. Она начала волноваться, когда весы показали плюс десять.
Она изменила режим питания, следила за каждой калорией, пробовала разные диеты. Через полгода усилий на весах было уже плюс четырнадцать.
Она запаниковала. Муж старался обходить все темы, которые могли напомнить ей про лишний вес, всячески отвлекал ее внимание от мрачных мыслей. Он любил ее, как никогда раньше. Но вот весы уже показывали плюс девятнадцать.
Она занималась спортом три раза в неделю с инструктором. В своем спортивном костюме выглядела бесформенной массой. Стыдилась своего вида ужасно. Вес рос. Плюс двадцать семь.
Она прошла полное обследование организма и соблюдала все рекомендации врачей, которых нашел ее муж. Вес не снижался. Плюс тридцать два.
Она занималась аутотренингом. Плюс тридцать семь.
Она почти перестала есть. Плюс сорок один.
Наконец ее организм не выдержал. Она попала в больницу. В больнице у нее отобрали последнюю надежду: ей запретили занятия спортом и голодание. Муж лично теперь следил за тем, чтобы она съедала все, что назначали врачи.
Это был конец. Она уже не могла влиять на свой вес, регулируя питание и физические нагрузки. Два года назад она была стройной девушкой с сердцем, полным радужных надежд. А теперь ежедневно на весы вставала толстая больная женщина. И в этом некого было винить.
Кроме стыда за себя она испытывала огромную вину перед мужем. Она была безобразна. Ее тело не могло вызвать никакого желания у мужчины, на нее было неприятно смотреть.
Он же смотрел все так же — глазами, полными любви и преданности. Как же она была ему благодарна! Она не переставала говорить спасибо провидению за возможность находиться каждый день рядом с этим чутким, преданным и добрым мужчиной. Он был последней ниточкой, которая удерживала ее от безумия.
Многие женщины говорили, что теперь настоящих мужчин не бывает, что наш век — это век потребления, что никому не нужна твоя душа. А она имела великое счастье каждый день убеждаться в обратном: когда он нежно будил ее поцелуем, когда звонил с работы узнать, как у нее дела, когда приносил в спальню стакан воды, который она выпивала с утра.
Да, единственное, что у нее остается — это любовь и преданность мужа. Она задвинула весы как можно глубже под кровать, как будто от них исходила угроза, и забралась под одеяло.
Как всегда перед сном, муж принес ей стакан воды и поставил на тумбочку у кровати. Про себя он улыбался. В стакане были растворены гормоны, которые уже второй год с нарастающей силой превращали его жену в толстое неповоротливое животное. Он уничтожал самое дорогое, что у нее было, — ее тело.
Автор:
Эвелина Форрест: «У меня есть любимая работа в области закупок. У меня есть круг близких и дорогих мне людей. У меня есть увлечения, наполняющие мою жизнь: путешествия, джаз и информационные технологии. А еще у меня есть ключ от запасного выхода, если что-то пойдет не так. Это литература».
