Мастер переменчивого мира
История этой выставки началась с подарка. Точнее, дара, преподнесенного известным профессором права из США Артуром Миллером Британскому музею. 1800 гравюр на дереве японского художника Утагава Куниecи – за исключением нескольких листов, практически вся коллекция, которую Миллер собирал около 30 лет, отныне обитает в Лондоне.
Любой музей мира принял бы это великолепное собрание с распростертыми объятиями, однако выбор профессора пал на один из старейших музеев Соединенного Королевства. Причин тут несколько: в первую очередь – Тимоти Кларк, глава отдела японского искусства музея, чья преданность вверенному ему предмету, по мнению Миллера, безгранична. Немаловажно и то, что Британский музей имеет возможности и условия хранить целиком всю коллекцию, не распыляя ее. Последним аргументом, склонившим чашу весов в пользу Британского музея, был план совместной экспозиции гравюр Куниеси в Королевской академии искусств в Лондоне.
Специально к выставке «Куниеси: из коллекции Артура Миллера» интерьер академии «японизировали»: в переходах между залами под потолком подвешены деревянные каркасные конструкции, имитирующие элементы архитектуры японского дома. 150 произведений Утагава Куниеси (1797-1861 гг.) представляют различные периоды творческого пути этого признанного мастера гравюры. Искусство гравюры на дереве – ксилография – в 19 веке было необычайно популярно в Японии: только в Токио (именуемом тогда Эдо) работало около тысячи художников-граверов. При этом первоначально гравюру не считали искусством – таким, как живопись на ширмах или свитках. Скорее это был предмет массовой культуры, печатавшийся большими тиражами и потому доступный и дешевый. Оттиск стоил в те годы 16-20 мон – столько же, сколько порция лапши.
Одним из наиболее распространенных стилей того времени был укиё-э (искусство быстротекущего или изменчивого мира, картинки «плывущего мира»), ориентирующийся прежде всего на городское сословие, его вкусы, интересы, моду. Мастера укиё-э воспевали сиюминутные, преходящие удовольствия «бренного мира»: сценки из жизни «веселых кварталов» Эдо, портреты актеров театра кабуки, знаменитых гейш, красавиц-куртизанок, виды священной горы Фудзи украшали жилища горожан – наподобие нынешних календарей или репродукций. Впрочем, аристократы также не гнушались гравюрой, коллекционируя наиболее искусные образцы.
Необыкновенно низкие цены на гравюры того времени кажутся особенно поразительными, если представить себе, насколько длительным и трудоемким был процесс их изготовления, и сколько в нем было задействовано специалистов: художник, создающий эскиз будущей гравюры; ремесленник, доводящий эскиз до такой степени детализации, чтобы можно было резать доску; резчик, переносящий изображение на доску; печатник, производящий печать вручную с помощью специального диска. Для гравюры обычно использовалось продольно распиленное дерево японского самшита, вишни или груши. Для каждого цвета резалась отдельная доска (их количество могло доходить до 30!), а также основной блок для контура. При печати использовали минеральные или растительные краски в виде сухого порошка, смешивая их с рисовой пастой – она закрепляла и придавала краскам соответствующие тона. Печатали на бумаге «васи» – ее делали вручную, добавляя кору тутового дерева. В цепочке «гравюра – покупатель» огромную роль играл издатель, обеспечивающий сбыт; нередко он же являлся и инициатором создания, и заказчиком произведения. В группе мог быть и еще один участник – поэт, сочинявший для гравюры стихотворение, иногда он выступал также и в роли каллиграфа.
Гравюры укиё-э издавались в нескольких формах – как отдельные альбомные листы, в виде художественных альбомов или книжных иллюстраций. В зависимости от сюжета постепенно сформировалось несколько жанров: бидзин-га – изображение красавиц (гейш, куртизанок), муся-э (воины), фукэй-га (пейзажи), якуся-э (актеры), сюнга (эротические картины), катё-э (птицы и цветы). Многие художники избирали для себя один жанр, в котором достигали совершенства. Так, Утагава Хиросигэ и Кацусика Хокусай создали серии шедевров в пейзаже (кто не знает «36 видов горы Фуджи»!), Утагава Тоёкуни – великолепные изображения актеров театра кабуки и куртизанок. Куниеси же прежде всего известен своими циклами, посвященными воинам. Именно с серии «108 героев», посвященной персонажам весьма популярного в Японии китайского романа «Речные заводи», к художнику приходит слава. До этого сын красильщика, в 15-летнем возрасте попавший в мастерскую известного в то время мастера гравюры Утагавы Тоёкуни, создавал не пользующиеся особой популярностью книжные иллюстрации, перебивался случайными заработками. Успех экспрессивной, динамичной, гротескной серии «108 героев» (1827 г.) определил дальнейший путь художника, для которого жанр историко-героической гравюры – муся-э – отныне становится главным. Деяния героев древности, события прошлого, портреты знаменитых самураев, батальные сцены, кровопролития доминируют в многочисленных сериях гравюр Куниеси, где звон мечей, свирепые лица, беспощадные, сметающие все на своем пути воины сокрушают своей необузданной мощью.
Однако художник не ограничивает свое творчество темами муся-э: он с успехом работает во всем спектре жанров. Пейзажи, портреты актеров театра кабуки, прекрасных дам, фантастических животных, монстров, мифологические, комические и эротические сюжеты убеждают, насколько многосторонним и обширным был талант Куниеси, глубоким – его интеллект, живым и ярким – воображение. Добавьте к этому, что работать мастеру приходилось в условиях жесткой цензуры, процветающей в Японии времен правления династии князей-сегунов Токугава. Это было полицейское, милитаризированное государство, в армии и бюрократической машине которого было задействовано 300 000 самураев.
Существовал целый ряд запретов на изображения правителей, их предков, определенных персонажей, героев и периодов в истории, и цензоры тщательно отслеживали крамолу. Чтобы высказать свои политические взгляды, художнику приходилось прибегать к различным уловкам, помещая героев в более отдаленное прошлое, изменяя имена или ситуации, в которых действовали его персонажи. Публика легко разгадывала код, изобретенный художником, а вот цензура не имела формального повода для обвинений. Приходилось быть изобретательным и в более нейтральных жанрах – например, когда в 1842 году ввели запрет на изображение гейш и куртизанок, Куниеси представил сцену в борделе, где и клиенты, и проститутки представлены в виде воробьев в кимоно. Когда наложили вето на портреты актеров театра кабуки, наш художник тоже не растерялся – изобразил стену склада, сплошь покрытую карикатурными граффити с портретами запрещенных лицедеев; в другой гравюре он остроумно пририсовывает лица актеров 23-м черепахам, которые ползут к чаше с саке.
Правда, не всегда игра в кошки-мышки с государством заканчивалась благополучно: в 1843 году Куниеси попался в цензурную мышеловку, и доски с «проштрафившимися» гравюрами были уничтожены, а сам художник подвергся взысканию. Однако популярность закодированных работ художника только росла, и публика охотно разгадывала его визуальные шарады.
Гравюры Куниеси пользовались большим спросом и расходились огромными тиражами. Нередко с одной доски делалось до 8 тысяч оттисков; в целом же творческое наследие автора насчитывает около 10 000 работ, охватывающих самые разнообразные жанры. Изысканность, ритмическая законченность композиции, виртуозная линеарность рисунка, отточенная декоративность трактовки пространства, где плоскость листа кажется продолжением тканей одежды героев, геометрическая четкость узоров и барочная сила залитых красочных пятен – все это складывается в гравюрах Куниеси в магический театральный мир, условность и символичность которого открывает шлюзы воображения. Новаторский характер дарования художника особенно очевиден в его триптихах, динамичных, панорамных, напоминающих широкоформатные экраны. В традиционную манеру японской гравюры Куниеси вводил элементы западноевропейского искусства – перспективу, способ изображения облаков, эффекты светотени, которые почерпнул из попавшей к нему коллекции принтов европейских мастеров.
Со своей стороны Запад на восточное искусство и особенно на японскую гравюру «западал» основательно и неоднократно. Мода на «китайщину» и «японщину» периодически прокатывалась по Европе в масштабах эпидемии. В изобразительном искусстве конца XIX – начала XX столетия это проявилось особенно ярко. Художники-импрессионисты пали к ногам японских граверов одними из первых. «Когда изучаешь японское искусство, становишься счастливее и радостнее», – писал Ван Гог своему брату Тео. У автора бессмертных «Подсолнухов» была коллекция из 400 японских гравюр, к которой он постоянно обращался. Оттиски с лучшими гравюрами японских художников покрывали стены дома великого французского импрессиониста Моне в Живерни. Уистлер, Дега, Тулуз-Лотрек – список европейцев, вдохновленных эстетикой укиё-э, композиционным и перспективным строем, звенящей насыщенностью цвета японских гравюр, можно продолжать до бесконечности.
Впрочем, не только европейцев. Влияние японской гравюры укиё-э на родине, в сегодняшней Японии, явственно ощущается в комиксах (манга) и мультипликации (аниме). И дело не только в сходных графических приемах, используемых мастерами гравюры и комиксов, но и в идентичных принципах доступности и массовости продукта, распространившегося сегодня по всему миру. И пусть ныне только специалисты знают, что жанр манга в Японии появился гораздо раньше, в 1814 году, когда художник Хокусай выпустил серию из 15 томов гротескных эскизов под титулом «Манга». Зато любой ребенок на выставке «Куниеси» почувствует в старых гравюрах что-то знакомое, любимое, узнаваемое – из мультиков, комиксов. Мастер Куниеси говорит с каждым на его языке.
