Лорд Полтимор: Клиенты должны тратить деньги с легкостью
Лорд Полтимор – новатор, искусствовед и аукционер – тридцать лет занимается искусством. Благодаря ему многие открыли для себя новых художников из скандинавских стран, Германии, Греции, а теперь и из России. Проработав в Christie’s 23 года, в 2002-м стал президентом конкурирующего Sotheby’s. Под руководством лорда Полтимора объем русских торгов вырос с 9 млн. долларов в 2001-м году до 152 млн. в 2006-м. Неудивительно, что его мнение о буме русского искусства на европейском рынке и о его перспективах интересует покупателей живописи не только в Великобритании, но и в России.
Вы были очень молоды, когда начали работать в Christie’s. Вы интересовались искусством?
Если честно, то нет. После школы я не знал, чем хочу в жизни заниматься. Мой отец умер когда я был совсем ребенком и никто не определял мое будущее. Мой крестный отец предложил работу в галерее. Это показалось лучше, чем идти в армию. (Смеется.) И я ухватился за эту возможность. Мне так хотелось жить в центре Лондона! Все складывалось замечательно – мне было 18 лет, я любил жизнь и искусство. Мне посоветовали, что, если я хочу узнать больше об искусстве, надо работать в аукционном доме. Тогда я пошел работать в Christie’s. Мои предки 200-300 лет назад имели золотые и медные прииски. Но деньги куда-то исчезли после Первой мировой войны. Нас сложно было назвать богачами… Я первый лорд Полтимор, который стал работать за зарплату.
У ваших родителей была коллекция картин?
Небольшая, у мамы. Я вырос в окружении красивых вещей, это у меня в крови.
Вы проработали в Christie’s 23 года. Расскажите о своей карьере.
Мне нравится начинать новые проекты. Я заработал репутацию первооткрывателя во время скандинавских торгов (мой дед по отцу швед). За этим последовали немецкие, греческие и испанские торги. Английский и французский рынки были переполнены и нужен был прилив свежей крови. В 2002-м я открыл русские торги – тогда не было такого ажиотажа. И русский отдел в нашем аукционном доме был небольшим, всего 2-3 человека. Это было очень вовремя – спрос на русское искусство пошел в гору. Всегда важен элемент удачи. Было легко найти хорошие экспонаты – их немало в Нью-Йорке, Франции и Швеции. Русские эмигранты не видели в них большой ценности, но хранили их и передавали из поколения в поколение как напоминание о доме, о родине. Сейчас, когда цены выросли, многие хотят продать картины на открытом рынке. Мы получаем предложения со всего света.
Совсем недавно в Лондоне продажи современного русского искусства принесли 2.6 миллионов фунтов. Что не очень много для Sotheby’s – ранее торги импрессионистов принесли 95 миллионов фунтов. Вы будете проводить такие торги несмотря на то, что это не приносит много денег?
Дело не только в цифрах. Я лично люблю современное русское искусство. По сравнению с индийским или китайским рынком современного искусства русские произведения отличаются невысокими ценами. Они неизвестны, их знали в узком кругу битников 60-70-х, это был андерграунд. Мы стараемся представить их широкой публике. Мне интересно видеть реакцию специалистов по современному искусству – особенно масштабные, провокационные работы вызывают неоднозначную реакцию.
Я люблю тот момент, когда выходит в свет каталог, где представлены работы разного уровня. Но мы не галерея, а аукционный дом, мы любим и можем экспериментировать. Но не все работы могут оказаться в нашем каталоге – у художников должна быть история персональных выставок, их работы должны быть в музеях. Sotheby’s не занимается начинающими художниками. Ведь и мы с вами можем нарисовать что-то приличное, но это не значит, что это шедевр. Чаще всего работы приносят дилеры и частные коллекционеры. Но есть исключения: Дэмиен Херст предоставил нам коллекцию своих картин, которая ушла за 11 миллионов фунтов.
Почему русские полотна теряют в цене, когда попадают в Англию?
В России несколько взвинчены цены. К тому же даже если они знамениты в России, международная публика о них не слышала. Моя задача – принести им известность в других странах. Это отнюдь не высокомерное заявление: мы мировой бренд и можем открыть доступ на рынки 98 стран мира. За нами большая сила.
Иногда во время торгов создается впечатление, что дилеры сговорились, чтобы повысить цену на художника и продать его другие полотна подороже.
Многие наблюдатели подозревают неладное, когда видят высокие ставки во время аукциона на картины неизвестного художника. Конечно, у дилеров есть интерес – картины ведь как акции. Но иногда во время торгов лбами сталкиваются двое клиентов, которые хотят купить одно и то же полотно, и у них есть деньги.
При регистрации участников торгов жесткие правила. Во время аукциона поднимать цену на свои лоты вы не имеете право. Мы хотим обеспечивать равные условия для всех.
Как вы проверяете подлинность картин?
Сложнее всего доказать именно происхождение русских полотен. Мало архивных материалов – сгорели, исчезли во время войны, потерялись и т. д. В России слабая система экспертизы, нецивилизованная. Если у русского полотна слишком много свидетельств о подлинности, я бегу от него. К тому же в России лучше всего умеют подделывать – хорошая школа. Поэтому мы проводим проверку в несколько этапов: анализируем краску и подпись, привлекаем независимых реставраторов из Великобритании и собираем группу известных экспертов с международной репутацией. Изучаем историю картины. Если это известные лоты, например, Фаберже – установить подлинность проще, так как много экспертов и архивных материалов. Русские картины, например, Айвазовский вызывают трения. Я знаю по крайней мере трех экспертов, которые спорят друг с другом о подлинности каждого полотна, и у каждого свое мнение. (Смеется.)
А если оказалось, что это подделка?
Если придет официальное письмо от известного эксперта, опровергающее подлинность, мы вернем деньги. Важно быть справедливым. А если кому-то просто разонравилась картина или он считает, что переплатил и начинает спекуляции о том, что это подделка, – это неприемлемо.
Схожа ли ситуация на рынках современного искусства в Китае, Индии и России?
Все эти три рынка разные. В Индии предпочитают современное искусство.
В1998-м мы впервые вышли на индийский рынок, тогда самая дорогая картина стоила 30 тыс. долларов. В Бомбее очень много миллионеров. И я понимал, что они захотят покупать произведения искусства. И я оказался прав. Наши доходы на индийском рынке исчисляются миллионами.
Китайский рынок традиционных изделий из фарфора, каллиграфии всегда приносил хороший доход. Но именно рынок современного искусства стал бомбой! Цены на некоторые картины безумно высоки. Покупают и сами китайцы, и те, кто верит в развитие китайской экономики, а соответственно и рынок предметов искусства.
Русские жили без красивых вещей долгое время, сейчас они очень ценят старых мастеров. Но что интересно: согласно нашим данным только около 40% ассортимента с русских аукционов попадает в руки русских же коллекционеров. Мы открыли границы и обеспечили мировые цены русскому искусству. Русские торги принесли 9 млн. долларов в 2001 году, а в 2006-м -152 млн. Это только продажа русского искусства. Русские покупают серебро, украшения, импрессионистов, мебель, современное искусство, старых мастеров… Это очень важное направление работы. Мы скоро открываем филиал в Москве.
Современный русский рынок сравнивают с арабским 20 лет назад – это новые деньги, и люди хотят их тратить…
С точки зрения продажи искусства, эти аналогии не прослеживаются. На Ближнем Востоке не было такого расцвета живописи. Согласно требованиям религии нельзя было изображать людей. Но было популярно европейское видение того, что такое Ближний Восток – это было экзотикой. В Викторианскую эпоху нельзя было нарисовать обнаженную женщину, но если вы помещаете ее в гарем, то это было нормально.
Как же получилось, что Франция – центр живописи, а именно Лондон стал центром аукционной жизни?
Из-за французской революции многие переехали в Лондон. Здесь богатая история торговли предметами искусства. Christie’s основали в 1766 году, Sotheby’s – в 1744-м. Christie’s изначально торговали предметами искусства и выгадали от революции, а Sotheby’s тогда занимался книгами. Франция так и не оправилась от такого удара. Французы пытались открыть дом, альтернативный Christie’s и Sothеby’s, но эти бренды настолько сильные, что попытка провалилась. Ведь если у вас есть дорогое полотно, то вы попытаетесь его продать через известный аукционный дом.
Christie’s практикует электронные торги. Вы не продаете через Интернет. Почему?
Интернет – это для молодых, кому до 40, а по традиции люди, которые покупают искусство, немного постарше. И им менее понятен Интернет. Они могут следить за аукционом по телефону или присутствовать на нем. Технология хоть и стала лучше, но все еще не на отличном уровне: задержки в передаче видеоизображения, звука. Но в будущем это вполне реально.
Что думаете о развитии русского рынка? От XIX века предпочтения перешли к современному искусству. Что дальше?
Традиционные полотна XIX века будут по-прежнему популярны и будут приносить хороший доход. Современное искусство стало более популярно. Рынок искусства зависит от экономики. В ближайшем будущем цены по-прежнему будут оставаться высокими, так как люди зарабатывают больше и больше. В какой-то момент произойдет изменение, так как рынок искусства цикличен. Сегодняшний бум – необычное явление, так как экономический рост наблюдается в нескольких странах. Мне кажется, что покупатели сконцентрируются на очень дорогих вещах, а средний и мелкий рынок будет несколько вялым.
В чем секрет успешного аукционера?
Надо быть шоуменом, уметь развлечь публику, не быть слишком зажатым. Клиенты должны тратить деньги с легкостью. В Sotheby’s есть свод правил для тех, кто хочет быть аукционером и есть своя школа. Хороший аукционер обеспечивает более высокий уровень продаж, поэтому стоит тратить на их образование деньги и время. Это хорошо и для клиентов, и для бизнеса. Мелочей здесь нет: интонация голоса, язык жестов, тембр, одежда – все это важно.
А шутки Вы готовите заранее?
Нет, это должно получаться спонтанно. Я люблю благотворительные аукционы –там веселее, можно пошутить и расслабиться. Мне кажется в России труднее проводить благотворительные аукционы, так как нет такой традиции. Помню первый свой аукцион в Москве – было трудно собрать людей и заставить их потратить деньги. Не потому что они жадные, а просто они не любят деньги на публике тратить. Благотворительная работа – мой вклад в благое дело. Я иду работать на такой ужин хоть и хочу остаться дома в тапочках у телевизора с женой, собаками и детьми.
Как лучше инвестировать в искусство?
Небольшой совет: если есть лишние 10 тысяч фунтов, то купите только один предмет, а не десять. Сконцентрируйтесь на лучшем – это обычно шанс не потерять деньги.
