Infotainment Леонида Парфенова
Авторские программы и проекты Леонида Парфенова на НТВ собирали у телеэкранов огромные аудитории зрителей. Элегантно-ироничная манера подачи материала заинтриговывала и притягивала, будь то информационно-аналитическая «Намедни», экскурсы в историю с «Портретом на фоне», информационное ток-шоу «Герой дня» или просто развлекательные новогодние шоу «Старые песни о главном».
Популярность Парфенову также принесли его исторические телепроекты: документальные фильмы «Жизнь Солженицына», «Место встречи. 20 лет спустя», многосерийный проект «Российская империя», пятисерийный фильм «Живой Пушкин», а также знаменитый цикл передач «Намедни 1961-2003. Наша эра», визуальную энциклопедию российской и советской жизни.
Благодаря умению осветить событие с самой неожиданной стороны, найти нужную интонацию и интересно преподнести самый заурядный материал Парфенов превращал документальные фильмы в телевизионные хиты. Сам он определял свой стиль как info- tainment, образованный от синтеза двух слов – information и entertainment.
В 2004 году Леонида Парфенова уволили с НТВ после скандала с сюжетом на тему убийства Зелимхана Яндарбиева, включавшим в себя интервью с вдовой. Сюжет был снят руководством с телеэфира, а канал лишился не просто талантливого ведущего программ, но и создателя документальных фильмов, которые многие годы были настоящим брендом канала.
Леонид Парфенов недолго оставался безработным. Заняв должность главного редактора еженедельника «Русский Newsweek», Парфенов с энтузиазмом взялся за печатную журналистику, и результаты не заставили себя долго ждать: два года подряд журнал становился победителем конкурса «Лидер продаж 2004» среди еженедельных изданий, который ежегодно проводит Ассоциация распространителей печатной продукции России.
Журналистика была мечтой жизни?
Наверное, это так. Я родился и вырос в Вологодской области, поступил на журфак в Ленинграде, потом работал. Те возможности, что открылись к 90-м годам, помогли мне: карьеру можно было выбирать и делать. До этого советская журналистика была простой работой служащего. Так что в профессии я с конца 70-х, но по-настоящему журналистом смог стать в 90-е, и эта профессия отличается от того, чему нас учили на советском журфаке. Первая программа, которую я делал, называлась «Намедни». Впрочем, и последняя тоже. У меня было несколько программ под этим названием.
В 90-х ваши программы были глотком свежего воздуха: на ТВ, особенно в новостях, мы привыкли видеть отчеты, скучные репортажи – то, что, по вашим словам, возвращается на ТВ сегодня. Как получилось, что вы поняли, что новости можно давать по-другому?
Не знаю, я же не аналитик, самокопанием не занимаюсь. Сороконожку нельзя спрашивать, с какой ноги она начинает идти – она остановится или упадет. Мне казалось, что надо было искать тот стиль, который бы выражал время.
«Что» – оно примерно всегда одно и то же, а вот «как» – здесь все меняется в зависимости от эпохи. Эпоха задает драйв, тип диалога с аудиторией. Так сейчас принято, а так – нет. Это в каждом времени свое. Только этим я и занимался во всех программах. Давать этому оценки самому мне сложно, никакой теории из работы своей и коллег я не извлекал. Телевидение должно быть таким, чтобы его хотели смотреть. Оно должно отвечать потребностям аудитории, и нужно с уважением к этим потребностям относиться. А потребности сегодня таковы, что телезрителям больше хочется «Кривого зеркала» и «Аншлага». Но не все телевидение — сугубо развлекательное, надо стараться увлечь зрителя. В программе «Намедни», мне кажется, удавалось сочетать и качество журналистики, и массовость интереса к этим нашим попыткам.
Но вы же видели, что ваши программы отличались от других?
Я делал так, как хотел. А какой смысл делать так, как другие? На рынок не нужно выходить с тем, что уже есть.
Когда шли программы «Намедни», все узнавали каждый год, о котором вы рассказывали, – настолько это было достоверно. Использовали архивные данные?
Я столько всего после этого сделал. Ни одной минуты из этого теперь смотреть не могу – настолько для меня это все вяло, старомодно и неинтересно. Подготовка – обычная технология поиска, просмотр подшивок «Комсомольской правды» – самой живой газеты советских лет, кинохроника, заголовки журналов. Мне проще найти, как было на самом деле, донести это, чем придумывать из головы. В общем, это был обычный сбор материала.
Когда вас уволили с НТВ, появлялись комментарии на «Эхо Москвы», обсуждения в газетах. Вы ожидали, что вас уволят?
Это была ожидаемая неожиданность. Понятно, что работа такого рода конечна. Серая шейка сидит в лужице и видит, что вода вокруг замерзает. Появился случай закрыть программу – её и закрыли. Рано или поздно подвернулся бы другой случай. Это был повод, а не причина.
В Англии Би-би-си тоже государственная компания, но она независима от правительства напрямую. Почему в России не так?
Само слово «государственная» еще не значит, что она принадлежит власти. У нас «государственная» значит «правительственная». Би-би-си не подчиняется Тони Блэру. А в России руководители основных телеканалов назначаются либо Путиным, либо по согласованию с Путиным. В Англии «государственная» не значит «контролируемая исполнительной властью», а значит «общественное». В России страну подменяют государством, государство – властью, а власть – одной высшей властью, которая подменяет все ветви власти. Би-би-си – не такое же государственное ТВ как в России, это совпадение терминов.
Сейчас журналистская информация поступает из очень немногих источников. ТВ дает объективную информацию?
Телеинформация контролируется властями в той или иной форме. Что-то, конечно, отдается на откуп самим журналистам, например, наводнение в Германии или еще какие-то события в отдаленных точках. Информация по существенным общественно-политическим вопросам, которые оказывают влияние на электорат, искажается в сторону пиара власти или антипиара ее недругов.
«Эхо Москвы», «Ведомости», «Коммерсант» слушает и читает очень ограниченное количество населения. Получается, что достоверная информация попадает в очень узкие круги.
Они конечно не массовые издания, такой у них формат. Но ни «Эхо Москвы», ни «Коммерсант» ничего высоколобого не печатают. А «Ведомости» – в принципе газета деловых кругов, она печатается для владельцев юридических лиц. Наряду с Wall street journal и Financial Times она быть массовой не может. Вот коллеги говорят о распространении Интернета, там же такое море информации. Все не проконтролируешь.
Как редактору Newsweek, вам удается делать все, что вы хотите?
Нет никакого давления на редакционную политику. Поэтому я там и работаю. C американским Newsweek обсуждается только принципы формата издания: для кого мы делаем этот продукт – наш журнал, в какой стилистике, что наше, а что не наше.
На протяжении нескольких лет вас признавали самым элегантным и популярным ведущим. У вас были стилисты?
Нет. Твой образ в кадре – это часть твоего ремесла. Когда ты как скульптурный бюст на экране, то галстук, рубашка и линия плеча не могут быть случайными. Все, что вносится в кадр, публикуется в журнале, не может быть абы-каким, все должно работать на конечный продукт, и мелочей в таком деле не бывает.
Ведущий должен захватить внимание людей, у него должна быть харизма. Когда вы выступаете на публике, люди в аудитории оживляются. Умение держать аудиторию – результат работы на ТВ?
В каждой речи должен быть драйв, темп, настрой. Нужно нести заряд, желание говорить, чтобы тебя слушали. Это просто часть профессии. Нельзя говорить монотонно, без ритма, неряшливо строить речь. Тебя просто не станут слушать, и неважно, что ты там говорил.
Есть ли у российской журналистики перспектива?
Может, более кривыми путями и окольными тропами, но все равно в итоге Россия придет в Европу. Уже пришла в некоторых сферах: музыка, ресторанный бизнес, торговля, мода, мобильная телефония работают как в европейской стране – в целом без вмешательства власти. Странно, что все это потребитель может выбирать, а вот СМИ, – если не желтые и не глянец – засунуты в бутылку с узеньким горлышком.
Но если мы видим и молчим, значит – смирились, а если видим и говорим, то получаем по голове…
Советовать в пользу «активной жизненной позиции» я не могу. Делай, что должен, и будь что будет – вот моя позиция. Жили же при советской власти, а она потом сама кончилась. Конечно, гражданская активность расшевелила бы ситуацию, но все равно нынешняя государственная модель неэффективна, несовременна, к тому же монополии на информацию нет. Если следовать путем полного контроля, то надо закрыть границу, сделать Интернет для внутреннего потребления, как в Северной Корее, и так далее. Но этого же не происходит. Капля камень точит. Эрозия будет идти постоянно, а вот насколько быстро свершатся перемены – другой вопрос… Такое нецивилизованное общественно-политическое состояние оскорбительно и нелепо в XXI веке.
Как вы думаете, почему Лондон стал так популярен у русских?
Я понимаю причины такого русского англоманства, но это не мой выбор. Я люблю места потеплее – во всех смыслах слова – Италию, Францию. Так что не один Лондон у русских в чести. Очень ценю английский стиль и английский юмор, но на их родине бываю только по делу.
