Поль Гоген: Портреты
Всемирно известный художник, новый ракурс – кураторы всё чаще выбирают этот формат в представлении творчества мастеров, чьи выставки не сходят с орбит главных музеев планеты. В галерее Тейт только что закончилась экспозиция «Ван Гог и Британия» – первая в истории выставка, исследовавшая влияние британского искусства на знаменитого голландского мастера и vice versa – его произведений на творчество местных художников. А уже в октябре этого года в лондонской Национальной галерее открывается выставка произведений Поля Гогена – по утверждению организаторов – первая в Великобритании экспозиция, полностью сфокусированная на портретном искусстве этого французского художника: живопись, деревянная и керамическая скульптура, гравюры, рисунки, а также редкие книги – всего более 50 работ Гогена в жанре портрета, многие из которых почти не выставлялись до этого под одной крышей.
«Для каждого, кто умеет смотреть, произведение искусства – это зеркало, в котором отражается состояние души художника. Когда я рассматриваю портрет кисти Веласкеса или Рембрандта, я едва вижу черты лица, которое тот изобразил, ибо в это время перед моими глазами рождается нравственный портрет самого художника» – говорил Гоген. Так и в гогеновских портретах: перед нами не столько позирующие ему модели, сколько сам художник и психология его взаимоотношений с портретируемыми.
Портретная живопись была для Поля проводником его новых идей в искусстве. На холстах запечатлены люди, которых Гоген встретил на жизненном пути или вообразил. Традиционные функции жанра портрета художника не волнуют – он даже не пытается раскрыть личность или социальную среду героев. Портреты Гогена не о моделях – они о его искусстве. «Модели для нас, художников, – это только типографские литеры, которые помогают нам выразить себя» – утверждал Гоген.
Символизм, которым художник насыщает свои работы, переносит их в новые образные сферы смыслов; с годами эта тенденция в его творчестве нарастает и расширяется через синкретическую примитивистскую или экзотическую систему взглядов, которыми увлёкся художник в годы своих странствий. Парадоксально, что, с одной стороны, художественный язык Гогена окончательно оформился вне рамок традиций европейского искусства второй половины XIX века, с другой – происходило это в контексте территорий обширных колониальных владений Европы (той же Франции во Французской Полинезии, к примеру).
При этом Гоген был вполне осведомлён о традиционных форматах европейской портретной живописи, начиная со средневековых и ренессансных образцов, и даже отчасти использовал их в своих произведениях, особенно в тех, что создавались с прицелом на парижский рынок искусств. Во многих работах Гогена ощущаются отголоски картин художников, которыми он восхищался, – Густава Курбе, Эдгара Дега, Эдуарда Мане, Поля Сезанна. На стенах хижины Гогена в далекой Полинезии до самой его кончины висели «странные вещи, которые не увидишь в домах местных жителей: японские гравюры, фотографии картин Мане, Пюви де Шаванна, Дега, Рембрандта, Рафаэля, Микеланджело, Гольбейна».
Кураторы выставки «Гоген: Портреты» в Национальной галерее выстраивают ее в хронологическом порядке, начиная с середины 1880-х годов и до кончины художника в 1903 году на Маркизских островах в Океании.
Жизнь Гогена, не уступающая по колориту его красочным полотнам, всегда интриговала публику, а после публикации в 1919 году романа Сомерсета Моэма «Луна и грош», в главном герое которого – биржевом маклере Чарльзе Стрикленде – публика без труда узнала художника Поля Гогена, возродила новую волну интереса к его личности и творчеству. Вслед за Моэмом о Гогене писали, снимали фильмы, ставили пьесы и балеты. Легенды и стереотипы переплетались, множились и преображались, так что в конце концов разглядеть за ними реального человека стало весьма сложно. Впрочем, тренд начал сам Гоген – задолго до Пикассо, Сальвадора Дали и Энди Уорхола он осознал важность мифа, окружающего личность художника, и занялся собственным мифотворчеством. Шлейф легенд тянулся за ним с того переломного дня, когда преуспевающий брокер-буржуа начал стремительный процесс трансформации в нищего художника, сбежавшего от цивилизации на экзотические острова в Тихом океане; в гения, создающего странные неподражаемые полотна, предающегося оргиям с несовершеннолетними таитянками, умершего от сердечного приступа, спровоцированного сифилисом и алкоголизмом в 54 года.
В водоворот искусства Поля Гогена затянуло не сразу. В молодости он много колесил по свету: сначала служил в торговом флоте, потом – в армии, за 6 лет избороздил моря Атлантики, покрыл просторы от Средиземного моря до Полярного круга, побывал в Рио-де-Жанейро, Панаме, Океании. Вернувшись на сушу, во Францию, 23-летний Гоген с помощью опекуна получил место на солидной парижской бирже. Дела на новой службе пошли на удивление хорошо, Поль женился, его избранницей стала датчанка Мэтт-Софи Гад из Копенгагена. Один за другим родились пятеро детей, появился комфортабельный дом в пригороде Парижа – биржевой маклер Гоген вёл вполне респектабельную жизнь преуспевающего буржуа. Даже хобби у него было престижным – живопись: однако вскоре Поль уже не только приобретает полотна импрессионистов, но и сам пробует руку в живописи. Благодаря нескольким урокам, взятым у патриарха импрессионизма Камиля Писсарро, художник-любитель Гоген быстро идёт в гору. Начиная с 1876 года, его работы были выставлены на пяти (!) из 8 знаменитых экспозиций импрессионистов. Правда, некоторые художники возражали против участия Гогена, считая его работы не более чем повторением картин Писсарро.
Трудно сказать, перешёл бы Гоген в будущем из разряда «художников выходного дня» в одного из ведущих мастеров постимпрессионизма и символизма, не разразись в 1882 году финансовый кризис. Стал ли кризис лишь поводом, подтолкнувшим его покончить с постылой работой на бирже, или Полем двигала фанатичная вера в свой художественный дар? Как бы то ни было, 35-летний Гоген выбрал искусство.
С этого судьбоносного решения началась жизнь, до краев наполненная творческим горением, опаляющей жаждой величия, открытиями, горечью нищеты, разочарований, безысходности и физического угасания. Сначала распался брак с Мэтт. Картины Гогена не продавались, денег катастрофически не хватало, а различные мелкие приработки (типа торговли Поля брезентовыми изделиями) не позволяли семье держаться на плаву. Забрав детей, Мэтт уехала в Копенгаген.
Закончился и роман Гогена с импрессионизмом. Хотя последнее, может, и к лучшему. Если импрессионисты творили «в сфере, доступной глазу», Гоген избрал своим ориентиром «таинственный центр мысли». Есть стройная логика в том, в какой последовательности и из каких компонентов развивался и складывался стиль Гогена. С одной (французской) стороны – уроки Дега, Пюви де Шаванна и Сезанна, символизм, идеи Эмиля Бернара и художников Понт-Авенской группы; с другой – внешние «раздражители»: японская гравюра, образы буддийской и египетской культур, античных Греции и Рима, этнографические и местные традиции, фотографии, принты и репродукции. В творчестве Гогена все эти влияния дали уникальный сплав, подняв его в ранг одного ведущих мастеров постимпрессионизма.
Обретение своего голоса в живописи началось в Бретани, в окрестностях городка Понт-Авен, куда Гоген отправился в 1886 году, присоединившись к коммуне работающих там художников. «Я люблю Бретань, – признался он как-то своему другу Шуффенекеру. – Я нахожу там дикость и первобытность. Когда мои сабо стучат по её граниту, я слышу тот глухой, плотный, мощный звук, который сам ищу в живописи».
На смену лёгким вибрирующим пастельным мазкам приходят насыщенные интенсивные цветовые плоскости чистого цвета с контурными обводками. Во многом эти перемены в живописном лексиконе Гогена обусловлены восточной гравюрой, влияние которой испытывали в то время многие художники: динамизм композиции, нарушающей, кажется, все каноны европейской перспективы, декоративность цвета и линии и особенно характерный приём «отрезания» части изображения краем картины.
Гоген считал, что художник должен брать от натуры доминирующие элементы и распоряжаться ими по своему усмотрению, упрощая или преувеличивая в соответствии с творческим замыслом, как делали древние египтяне, японцы и «примитивисты». Вместе с Эмилем Бернаром Поль вырабатывает синтетическую манеру письма широкой линией, экспериментируя с простыми фигурами и формами. Художники понт-авенской школы, объединившиеся вокруг Гогена, назвали своё направление цветным синтетизмом, или клуазонизмом. Для их живописи характерны большие плоскости чистого цвета, интенсивно – как цельные куски стекла – окрашенные, с ясно выраженными ритмическими силуэтами.
И всё же лучшие свои работы Гоген создал на островах Океании, где (за исключением короткого двухлетнего парижского периода) он прожил последнее десятилетие своей жизни. Поля всегда увлекала культура «нецивилизованных» народов, манила мечта о студии в тропиках. Отчасти это было веянием времени: многочисленные европейские колонии, подобно метастазам гигантской раковой опухоли, охватившие далёкие континенты, спровоцировали повышенный интерес к культуре и искусству народов, населявших неведомые доселе земли. Моду на колониальную экзотику подогревали публикации красочных описаний путешествий журналистов и писателей, этнографические выставки. А у Гогена к тому же за плечами был личный опыт: счастливое детство, проведённое в Южной Америке (его мать была перуанкой), годы службы в морском флоте – словом, он рвался «обрести мир и покой, избавиться от влияния цивилизации… погрузиться в девственную природу и не видеть никого, кроме туземцев, жить их жизнью».
Но Таити, куда Поль прибыл в 1891 году, его глубоко разочаровал. Столица острова, Папеэте, оказалась весьма далёкой от первобытного тропического рая, который рисовало его воображение. «Цивилизация», внедряемая колониальными властями, занесённые европейцами болезни сократили население острова с 70 до 7 тысяч, а христианские миссионеры вытеснили древних языческих идолов. Местные ремёсла, искусство, обряды вымирали на глазах. За нетронутой первобытностью Гогену пришлось двигаться в глубь острова, а древних идолов вырезать из дерева самому, используя описания обычаев и культуры таитян, составленные Auguste Goupil, – их-то мы и видим на полотнах художника.
Зато сексуальная жизнь Гогена была сочной и буйной, как тропические заросли. За годы, проведённые на Таити и других островах, у него были и «серьёзные женщины» – жёны, рожавшие ему детей, и легион возлюбленных, и просто любопытные туземки на одну ночь. Но одной любовью сыт не будешь. Денег, вырученных дилерами Гогена во Франции от продажи его полинезийских работ, катастрофически не хватало, с властями он постоянно конфликтовал, сифилис подтачивал здоровье – только творческий огонь, кажется, лишь разгорался от трудностей. Поль создаёт картины, скульптуры, керамику, гравюры, пишет книгу «Ноа-Ноа», издаёт сатирический журнал, публикует критические статьи в местных газетах.
Продолжая поиски, начатые в Бретани, Гоген создаёт сценически-декоративные живописные композиции о жизни маори, легендах и поверьях Полинезии. Реальные зарисовки-наброски из повседневной жизни перерастают на его полотнах в эпические баллады сродни библейским сюжетам. В этих декоративных панно дар Гогена-рассказчика обретает особую убедительность. Художник разворачивает перед нами представление, сюжет-действо, разыгрываемое монументальными, почти статичными фигурами на ярком плоском заднике-фоне. Гоген всё-таки нашёл свой рай, материализовав его на холстах, воплотил красками мечту об идеальном, совершенном мире.
Завершит экспозицию в Национальной галерее последний автопортрет Гогена, который он написал незадолго до своей смерти на острове Хива-Оа (Доминика). Впереди была слава, в которую художник всегда верил, но так и не дождался при жизни.
* * *
The Credit Suisse Exhibition: Gauguin Portraits
7 октября 2019 – 26 января 2020
National Gallery
Trafalgar Square, London WC2N 5DN
