Бальные платья: 60 лет британского гламура

Среди неисчислимых сокровищ, сокрытых в недрах гиганта по имени Музей Виктории и Альберта в Лондоне, Национальная коллекция одежды – одно из самых любимых и популярных. Это собрание справедливо числится среди крупнейших и наиболее полных в мире; одежда и аксессуары, представленные в этой пещере Аладдина, насчитывают более четырех столетий европейской моды. Место паломничества и вдохновения для многих поколений британских дизайнеров, художников театра и кино, студентов и всех интересующихся историей костюма, Галерея моды Музея Виктории и Альберта недавно обновила свой облик.

В результате реализации проекта реконструкции на £950 000, осуществленного фирмой 6a Architect, пространство восьмиугольного Octagon Court (архитектор Астон Уэбб) преобразилось: открыты оригинальные мраморные мозаичные полы, обновлены выставочные витрины и мезонин, а три огромных 9,5­метровых светильника осветили до сих пор тонувший в полумраке великолепный купол здания. Новоселье в принарядившейся Галерее моды отметили новой выставкой с соответствующим событию названием: «Бальные платья. Британский гламур с 1950­х годов».

Шестьдесят платьев, созданных за последние шестьдесят лет, – срез истории британской моды, впечатляющая картина эволюции бального дресс­кода и представления о гламуре в Соединенном Королевстве. От классических творений королевского портного Нормана Хартнелла – до дерзкого платья из взъерошенных перьев Александра Маккуина: парад бальных платьев в Музее Виктории и Альберта неторопливо движется из королевских дворцов в загородные поместья аристократов, перетекает в залы благотворительных балов, на светские рауты, блистает на красных дорожках и в импозантных интерьерах селебрити­гала. Меняются силуэты, стили, цветовая гамма, ткани, материалы. Неизменной остается, пожалуй, только длина да особый трон, на котором царит вечернее бальное платье в жизни каждой женщины – от жены президента до юной дебютантки, собирающейся на свой первый бал.

Открывают экспозицию наряды официального портного Букингемского дворца, одевавшего три поколения высшей английской аристократии, ­ Нормана Хартнелла. Начиная с 1938 года Хартнелл творил платья для коронаций, свадеб и других торжественных мероприятий ­ не удивительно, что именно его считают ответственным за создание королевского парадного стиля и имиджа английского двора.

Кстати, в юности Норман мечтал стать актером. Но судьба распорядилась иначе: поработав портным в трех салонах, он в 1923 году открыл собственный модный дом на Брутон­стрит и сшил свое первое вечернее платье из золотого и серебряного тюля. Наряд вызвал такой фурор, что был назван ни много ни мало «восьмым чудом света».

В 1936 году Норман получил заказ на платья для фрейлин королевы по случаю коронации Георга VI, а в 1947 году – на свадебное платье для его дочери, принцессы Елизаветы. В поисках вдохновения дизайнер отправился по лондонским музеям – живопись художников прошлого и раньше служила ему источником идей. На этот раз выбор Нормана пал на картину Боттичелли «Весна»: Флора в наряде из «струящегося вдоль тела шелка цвета слоновой кости, усыпанном цветами жасмина, аспарагусом и крошечными бутонами белых роз». «Я подумал, что всю это флору на современном платье можно воссоздать с помощью хрустальных бусин и жемчуга», ­ рассказывает Хартнелл в мемуарах. Замысел великолепный, но осуществить его в тяжелые послевоенные годы было непросто. Во­первых, такого количества жемчуга ­ более десяти тысяч жемчужин – просто не было в стране, так что пришлось заказывать его в США. Во­вторых, разразился скандал по поводу привезенного из Шотландии шелка для платья: прошли слухи, что тот изготовлен из «вражеских шелковичных червей» ­ то ли японских, то ли итальянских. К счастью, выяснилось, что шелкопряды китайские, а вот карточек на одежду (в Англии тогда еще действовала карточная система) у Елизаветы катастрофически не хватало. Пусть и принцесса, но прежде всего она была гражданкой своей страны, а значит, подчинялась общим правилам. Так что пришлось в срочном порядке выделить будущей королеве дополнительные сто карточек на свадебное платье. Шилось оно в обстановке величайшей секретности: все сотрудники Хартнелла дали подписку о неразглашении информации, а окна ателье тщательно закрасили и завесили тканью.

Но игра стоила свеч ­ платье получилось ослепительным. Не удивительно, что и платье для своей коронации в 1953 году Елизавета II доверила любимому портному. В узорах расшитого шелком, жемчугом, золотом, серебром, хрустальной бижутерией и бриллиантами великолепного торжественного наряда дизайнер использовал символику: роза, лук­порей, чертополох и клевер символизируют Англию, Уэльс, Шотландию и Ирландию, а канадский кленовый лист, австралийская мимоза, новозеландский серебряный папоротник и южноафриканская протея – страны Содружества британских наций.

К сожалению, коронационной робы Хартнелла на выставке нет, но в экспозиции представлено его вечернее платье для королевы­матери, так же как и модели английских дизайнеров, стиль которых сформировался под влиянием «первого британского кутюрье», получившего титул сэра в 1977 году. Кстати, несколько лет назад в честь мастера, одевавшего английских королев и звезд кино (Марлен Дитрих, Вивьен Ли и Элизабет Тейлор), была открыта памятная доска на доме, где он жил до своей смерти в 1979 году (26 Bruton Street, London W1).

Характеризуя британский стиль, куратор выставки Ориел Каллен говорит: «Мы никогда не стремились подражать французскому гламуру с его изощренностью и перфекционизмом. Британский гламур — это простота, трогательность, иногда романтическая небрежность».

Со времени отмены королевой в 1957 году формального представления дебютанток ко двору бальная география постоянно расширялась, теряя свою исключительную элитарность. К 1980­м на смену частным пришли благотворительные балы, принять участие в которых мог каждый, оплативший билет. Эти социальные изменения хорошо прослеживаются на выставке ­ бальные платья идут в ногу с тенденциями в обществе. Творения главных действующих лиц британского дизайна моды за последние 60 лет – Джона Кавана, Харди Эмиса, Worth, Белинды Белвилл, Дэвида Сассуна, Осси Кларка, Вивьен Вествуд, Виктора Стебела, Зандры Родос, Джонатана Сондерса, Хуссейна Чалаяна, представленные в экспозиции, складываются в краткую, но емкую и многоликую энциклопецию этого жанра.

Один из самых знаковых экспонатов – знаменитое Elvis Dress, созданное Катрин Уоркер для принцессы Дианы. Это шелковое платье с пиджаком­ болеро, снизу доверху усыпанное жемчужинами, принцесса особенно любила.

От английской классики современный дизайн на выставке отделяет по­голливудски широкая лестница в центре зала. Наверху, в круглом мезонине, ­ сегодняшний день британского гламура, платья класса «красная дорожка». Никаких витрин с затейливыми интерьерами и старинной мебелью – здесь много свободного пространства, застывшие на открытых подиумах манекены, небрежно разбросанные шары, имитирующие гигантские жемчужины. Белый, серый и серебристый цвета интерьера выгодно оттеняют колористический фейерверк моделей нового поколения британских (или живущих в этой стране) дизайнеров моды – Александра Маккуина, Джона Гальяно, Эрдема, Дженни Пэкхэм, Роксанды Илинчич, Ацуко Кудо и др.

Ключевое слово их языка – ирония, идея снижения, низвержения гранд­стиля – направление, у истоков которого стояла «застрельщица» стиля панк в моде, неподражаемая Вивьен Вествуд. Вместо традиционных для бальных и вечерних платьев тканей – взъерошенные перья (Александр Маккуин), латекс с кружевным принтом (Ацуко Кудо) или серебристо­зеркально­кожаное творение Гарета Пью. Рядом с платьями – фотографии селебрити, дефилирующих в этих нарядах на красной дорожке, на вручении «Оскара» или на торжественных светских приемах: Бионсе в серебристом сатиновом платье от Ральфа и Руссо запечатлена на праздновании в честь инаугурации президента Барака Обамы; Дафна Гиннес в радужном кимоно Маккуина; Хелен Миррен в наряде Jacques Azagury получает премию Bafta за роль Елизаветы II в фильме «Королева»… Не секрет, что многие из таких нарядов «одолжены» или предоставлены звездам самими дизайнерами как мощное орудие пиара. И требования к ним весьма жесткие – платье должно пройти испытание славой, выстоять под беспощадным светом юпитеров и вспышек, вскрывающих малейшее несовершенство кроя, формы или цветовой гаммы.

«Современный британский дизайн по сравнению с французским или итальянским более дерзкий, мы не боимся смешения стилей, склонны к рискованным экспериментам», — считает дизайнер Николас Оуквелл. Побывав на этом параде высокого стиля, элегантности и экстравагантной эксцентричности, с ним трудно не согласиться.