Чик Кориа: архитектор музыкального безумия
Если бы музыка могла носить кроссовки и бегать марафоны между джазом, роком, классикой и латино, то звали бы её Чик Кориа. Он не просто играл музыку, он переизобретал её в каждом десятилетии, как будто стиль — это не выбор, а вызов. Синтезаторы у него звучали как сальса на Марсе, а акустическое фортепиано могло устроить фламенко-вечеринку в концертном зале без предупреждения. Он был одновременно архитектором звукового безумия и влюблённым романтиком, у которого каждая нота имела чувство юмора.
Чик родился в Массачусетсе, но, кажется, его душа сразу прописалась в параллельной реальности, где Барокко встречает бибоп за чашкой крепкого эспрессо. Отец был джазовым трубачом и вовремя подсунул сыну не только фортепиано, но и пластинки Бада Пауэлла, Телониуса Монка и Диззи Гиллеспи. Самое интересное — Чик учился в Juilliard, но быстро сбежал оттуда, потому что, по его словам, хотел «играть, а не упражняться». То есть человек ушёл из престижнейшей школы, чтобы просто импровизировать. И в итоге стал одним из самых влиятельных импровизаторов XX века. Нормально вообще? А ещё он играл в кафе, в барах, в подвалах — везде, где был хоть какой-то рояль и немного света. Он искал не славу, а звук. А может, и славу тоже, но через звук.
Когда Майлс Дэвис звал музыкантов на работу, это звучало примерно как: “Привет. Ты теперь в истории джаза. Без собеседования”. Так случилось и с Чиком. Он сыграл на культовых альбомах Майлса вроде Bitches Brew и In a Silent Way, где джаз впервые начал флиртовать с роком, психоделикой и электричеством. У Чика в этот момент завелся вечный роман с синтезаторами. С теми самыми, которые тогда ещё пищали как микроволновка, а теперь звучат как космос. И он заставил этот космос звучать чувственно.
Когда другие убегали от фьюжна, как от пожара, он создал Return to Forever — группу, которая звучала как если бы Карлос Сантана, Й.С. Бах и космонавт с Сатурна устроили джем-сейшн. Музыка была бешеная, свободная, и при этом технически безупречная. То есть ты вроде слушаешь джаз, а потом вдруг замечаешь, что пританцовываешь, как будто это какой-то инопланетный фанк. В этих композициях было больше энергии, чем в энергосистеме среднего города. А ещё они звучали как саундтрек к фильму, который никто не снял — потому что музыка уже всё рассказала сама.
Чик Кориа был одержим испанской музыкой. В его композиции Spain всё это слилось — пафос фламенко, архитектура классики и свобода джаза. В этой вещи столько энергии, что если бы её подключить к солнечной панели, можно было бы осветить целый концертный зал на месяц. И эта энергия была не механическая, а живая. Она вибрировала в воздухе, как аромат свежесваренного кофе в маленьком мадридском кафе. Люди слышали Spain и вдруг начинали танцевать, не зная, почему. Возможно, сама Земля вращалась чуть быстрее, когда он играл её вживую.
Он был ещё и педагогом, но не в смысле «разберите гаммы по нотам», а «почувствуйте звук так, будто вы его едите». Он обожал jam-сессии, обожал играть вживую. У него было больше совместных проектов, чем у кинорежиссёров фильмов. Герби Хэнкок, Гэри Бёртон, Стэнли Кларк, Белла Флек, Бобби МакФеррин… Кто не играл с Чиком — тот, скорее всего, просто не успел. А ещё он обожал молодых музыкантов. Не просто наставлял, а включал в свои проекты, давал сцену, передавал импровизационную эстафету. Он не строил империю — он сеял музыку, и она прорастала в десятках новых голосов.
В его музыке было детское озорство. Он мог начать концерт с романтической баллады, а через минуту уже кататься по клавишам как джазовый Тарзан. При этом он всегда знал, что делает. Этот хаос был тщательно срежиссирован. Он умел отпускать контроль, не теряя формы. Каждый его концерт был путешествием, где публика держалась за поручни не потому, что трясло, а потому что хотелось впитывать всё до последней ноты.
Он обожал сюрпризы. Мог взять Моцарта и сыграть его как будто это Чарли Паркер. Или наоборот. Однажды он так увлёкся импровизацией, что переиграл запланированную программу, но публика только радовалась. Потому что Чик не просто играл — он сочинял в моменте, как будто разговаривал музыкальными фразами. Аудитория это чувствовала. Даже если не понимала, что именно происходит, ощущала, что становится свидетелем чего-то неповторимого. Он превращал сцены в лаборатории, где эксперимент — это и есть искусство.
В 1980-х он создал Elektric Band, которая была как джазовая версия рок-группы из будущего. И параллельно Akoustic Band, которая звучала как ретроспективный джем в баре 1950-х. Потому что зачем выбирать одно, когда можно делать всё? Он жил по принципу «почему бы и да». В его голове не существовало жанров, только цвета, формы и настроение. Он был как шеф-повар, который мешает фугу с шоколадом и всё равно это вкусно. Иногда безумно, но всегда музыкально честно.
Он выигрывал «Грэмми» так часто, что у него дома, наверное, был специальный шкаф для них. Всего больше 20 штук. Некоторые — за джаз, некоторые — за инструментальные альбомы, некоторые — вообще непонятно за что, но все — по делу. Он их никогда особо не рекламировал. Просто принимал, улыбался, возвращался к клавишам. Главное — не статуэтка, а то, что ты сыграл до неё и после неё.
Даже в 70 с хвостиком он играл так, как будто ему 25. Виртуозность, лёгкость, драйв — всё при нём. Умер Чик Кориа в 2021-м, и да, это было грустно. Но после него осталось столько музыки, что хватит на пару веков. А ещё — видео, интервью, записи живых концертов, полные той самой энергии, что будоражит кровь. Когда его не стало, казалось, что стало чуть тише. Но стоило включить любой его альбом — и снова гремел этот фортепианный фейерверк.
Кстати, он был саентологом. Не то чтобы это сильно влияло на его музыку, но добавляло колорита. То есть человек, игравший с Майлсом Дэвисом и писал джазовые оды Фламенко, верил в галактического властелина Зену. Как-то иронично прекрасно. Возможно, ему просто был нужен способ объяснить, почему он слышит музыку, которая ещё не написана. Саентология, синтезаторы и свобода — странное трио, но у Чика всё сходилось.
Он однажды сказал: «Не существует неправильных нот — есть только неправильный настрой». И, кажется, именно этот настрой и позволял ему прыгать от барокко к босса-нове, от электроники к акустике, от классики к анархии, не теряя лица. Это был человек, для которого музыка — не продукт, а способ думать. Мыслил он звуками. И делал это с таким вкусом, что становилось ясно: настоящее вдохновение не стареет.
Чик Кориа — это не просто джаз. Это вселенная, где нет таможни между жанрами, а паспортный контроль заменён клавишами фортепиано. Он показал, что свобода — это не хаос, а гармония без границ. А если ещё и с хорошим соло. А может и с двумя. Или с симфонией, которая начинается как блюз, а заканчивается как космическая увертюра. В любом случае — это будет Чик Кориа. И это будет незабываемо.
