Александр Ширвиндт: кошмар заменил сатиру

Художественный руководитель Театра сатиры, народный артист России, профессор Высшего театрального училища имени Щукина… Несмотря на все эти серьезные титулы, Александр Ширвиндт для многих остается прежде всего вальяжным Павликом из «Иронии судьбы, или с Легким паром», или Харрисом из «Трое в лодке, не считая собаки», или невозмутимым денди, записным сердцеедом, обольстительным плутом в длинной веренице ролей, сыгранных актером более чем за полувековую сценическую и экранную жизнь. Потрясающее чувство юмора, врожденная галантность и шарм, равно как и философская ироничность Ширвиндта, оказались весьма кстати на посту худрука театра. «Одна из причин, почему я согласился стать худруком, –  любопытство», ­ признался как-­то Александр Ширвиндт. О том, каково в наше время возглавлять театр, на фронтоне которого значится слово «сатира», о премьерах, «лебединых песнях» и многом другом – в интервью с Александром Ширвиндтом.

— Александр, Ваш театр подготовил к новому сезону сразу несколько премьер – довольно необычное по нынешним временам событие.

— Одна премьера – спектакль «Чествование» по пьесе американского драматурга Бернарда Слэйда – уже состоялась. Когда-то, лет 20 назад, я играл в спектакле по этой пьесе в Театре имени Чехова. Состав был потрясающий: Людмила Гурченко, Полищук, Алентова, Чулпан Хаматова, Державин… Прошли годы, и мы решили опять обратиться к этой популярной теме, очень современной и щемящей. Шоумен, обаятельно профукавший свою жизнь, узнает, что у него рак и жить осталось три месяца. И начинается переосмысление прожитых лет… Спектакль пока сырой, но зрители прислушиваются, думают. Просто хочется на фоне этой современной мелькающей телевизионной жути напомнить о каких-то основных человеческих вещах.

Вторая премьера, которая состоится в сентябре, – спектакль Романа Виктюка «Реквием по Радамесу», в котором заняты три потрясающие дамы – Ольга Аросева, Вера Васильева, Елена Образцова. Вот такой звездно-старческий состав. По ходу действия эти три бывшие дивы разматывают в диалогах, интригах и криках свои биографии. Должен сказать, что с тех пор, как я сижу в этом жутком кресле, каждый год повторяется одно и то же: Шура, давай срочно что-то думать, лебединая песня… И так десять лет подряд. (Смеется.) Вот и сейчас – очередная лебединая песня. Дамам ведь по 87 лет, а режиссер Виктюк (он же сумасшедший!) поставил им на сцене тренажерные аппараты, беговые дорожки. Дамы матерятся, кричат, но бегут…

А для нашей третьей премьеры замечательный поэт Юра Ряшенцев написал изящную пьесу в стихах под названием «Таланты и наследники». Это чистой воды театральная хулиганская буффонада.

Досье:
Александр Ширвиндт – советский и российский актер театра и кино, театральный режиссер и сценарист. Родился 19 июля 1934 г. в Москве. 1952-1956 г. – учеба на актерском факультете Высшего театрального училища им. Щукина (курс В. Львовой). В 1956 г. принят в труппу Театра-студии киноактера. С 1957 г. – актер Театра им. Ленинского комсомола, на сцене которого сыграл более 30 ролей. В 1968 г. вслед за режиссером Эфросом уходит в Московский драматический театр на Малой Бронной. С 1970 г. работает в Московском академическом театре сатиры. С декабря 2000 г. – художественный руководитель театра.

Дебют в кино – роль Ухова в фильме «Она вас любит!» (1956 г.). Сыграл более 50 киноролей, среди которых Харрис («Трое в лодке, не считая собаки»), Павлик («Ирония судьбы, или С легким паром!»), Леонидо Папагатто («Миллион в брачной корзине») и многие другие. Начиная с 1958 г. преподает в Театральном училище имени Щукина (с 1995 г. – профессор).

Александр Ширвиндт – создатель многочисленных теле- и радиопередач, телевизионных фильмов на советском ТВ. Особой популярностью пользовались его циклы программ «Семь нас и джаз», «Терем-теремок», «Театральные встречи», «Браво, артист!». Автор эстрадных монологов, написанных для выдающихся артистов советской эстрады (дуэта Авдотьи Никитичны и Вероники Маврикиевны, Тарапуньки и Штепселя и многих других).

— Насколько трудно найти новые интересные пьесы современных драматургов?

— Вообще ничего нет. Слово «сатира» на фронтоне нашего театра – вещь совершенно утопическая сегодня. Это название и раньше было крестом в истории нашего театра: во времена, когда ничего было нельзя, все эти аллюзии и фиги в кармане, когда чуть что – и все закрывалось, закрывалось. Прецедентов – море, у того же Плучека, Захарова… Сегодня делай что хочешь. А делать-то нечего. Ведь когда началась вся эта якобы свобода и перестройка, мы решили: вот теперь-то все наши замечательные драматурги, мудрецы и философы откроют на дачах погреба и вынут то, что написано кровью. Никто ничего не вынул. И безнадзорность, кошмар, пошлятина и хамство заменили сатиру. Драматургии, пьес сатирических просто нет. Я потому к Виктору Шендеровичу и приставал: «Витя, слезь со своей «Бригады». Шендерович внял моему кличу и принес пьесу. Спектакль «Вечерний выезд общества слепых» не из легких (это в основном монологи), но пользуется успехом, народ ходит. Есть еще в репертуаре две пьесы Юрия Полякова («Женщины без границ» и «Хомо Эректус») из современной жизни. Вот и все, пожалуй, – с материалом огромные проблемы.

— Мне кажется, подобные проблемы всегда существовали в театрах.

— Да, но мы не были поставлены в столь жесткие рамки конкуренции. В Москве было 19 театров – и никаких казино, клубов и сорока телеканалов. По нескольку лет можно было репетировать «Горе от ума». Сейчас же в столице 400 театров (некоторые на крышах, на досках, в подвалах). При этом половина из них финансируется государством. Плюс антрепризы. Премьеры следуют одна за другой, как на конвейере: скорей, скорей. И выходит: три актера схватили по стулу, по паре штанов – и поехали на гастроли играть «Сирано де Бержерака».

Слава богу, когда удается выбраться на гастроли (что в наше время поднять весьма нелегко), мы приезжаем со всем оформлением, декорациями, оркестром и массовкой. Конечно, где-нибудь в Рязани, к примеру, это поневоле вызывает у публики ажиотаж. В Москве конкуренция огромная, а в театре 1200 мест – в основном зале и 250 – наверху, на малой сцене. Их же надо кем-то заполнять каждый вечер!

— Некоторые театры заманивают зрителей необычными эффектами, обнаженными телами на сцене и т. д. Начинается скандал в прессе, зритель валит на спектакль.

— Ну, это само собой разумеется: Тригорин – обязательно педераст, Анна Каренина осталась жива и сидит на сцене вся в гипсе, в «Собачьем сердце» Шариков бегает по сцене совершенно голый. Так называемая сегодняшняя театральная тенденция, молодежная волна: Шекспир, Чехов, Бомарше, неважно кто – все переиначивается, режется и озвучивается матом…

— У вас не возникало желания самому написать пьесу, где автором будет сам Александр Ширвиндт? Вы ведь многие годы занимались театральными капустниками – это та же режиссура, сценография.

— Тогда я был помоложе. А сейчас нет ни сил, ни возможностей, ни, как мой друг Захаров говорит, «энергетиков». Московские худруки – это какой-то колумбарий: возраст – 80, 80, 80, молодняку – по 79, 78 лет. И это повсеместно.

— Как вы считаете, то, что в России, в отличие от Запада, существуют театральные труппы, является преимуществом или наоборот?

— Когда был советский репертуарный театр – безусловно. А сейчас, с одной стороны, рынок и конкуренция, а с другой – осталась старая система с ее мастодонтством, когда выгнать никого нельзя, взять новых людей – тоже нельзя. Были попытки лихих людей в Питере сделать театр самостоятельным, но они накрылись. До тех пор, пока не будет точно сбалансированной новой системы, ничего не получится. И полумерами тут не обойтись. К примеру, у меня до сих пор нет денег, чтобы пригласить режиссера Брука, который стоит 500 000 долларов. Хотя у меня за год накопилось 400 000 долларов, я не имею права потратить их на Брука. И в очередной раз в театре срочно меняются унитазы, развешиваются телевизоры и т. д. Ведь, если эти деньги не потратить до конца года, на следующий ничего не дадут. А посмей я на эти 400 000 пригласить Брука, меня или посадят, или выгонят. Такая вот помесь сегодняшней действительности с абсолютно старыми ортодоксальными законами.

— А спонсоры не помогают?

— Что касается меценатства и спонсоризации, тут все растворилось. Люди, которые занимались этим давно, – настоящие худруки, имеющие вековые связи с большими людьми. Когда началась вся эта история с «помогите культуре, театру», было так: «я помогаю театру, а у меня за это снимают налоги», «я помогаю театру, а за это закрывают судебный процесс и я не сажусь», «я помогаю театру, а мне дают вон тот дом под офис или помещение для самогонных аппаратов», «я помогаю театру, а мне снижают аренду на табачные изделия» и т. д. Сейчас Дягилевых-меценатов остались крохи. К тому же я не из тех людей, которые могут бесконечно звонить и надоедать настолько, что спонсору в конце концов легче будет дать деньги – лишь бы от него отцепились.

— В нынешнем репертуаре театра вы задействованы только в двух спектаклях. С чем это связано?

— Играть лишь бы играть мне не хочется. А поскольку с голоду я не умираю и яхта мне не нужна, а на машине езжу редко (к тому же на днях ребенок подарил мне новое авто) – мне ничего не надо. Курить, и то бросил месяц назад. Теперь все мои двести трубок с «открытыми ртами» стоят в недоумении.

— С одной стороны, я вас понимаю, с другой – как зритель – считаю, что вы лишаете нас, своих почитателей, огромного удовольствия видеть вас на сцене. Выглядит несколько эгоистично.

— Ну и черт с вами! (Смеется.) Есть ведь какой-то лимит времени, а когда старики-актеры пыжатся сделать то, чего они в силу возраста не могут, это страшная вещь, стыдоба, настоящий аттракцион. Вот если появится что-то в ранге того, что я мог бы еще потянуть и действительно сказать что-то стоящее, а не просто покривляться, – это совсем другое дело.

— Новых ролей в кино у вас нет, но мы наслаждаемся старыми фильмами с вашим участием. Складывается впечатление, что многие из сыгранных вами ролей мало соотносятся с вашим собственным характером. Режиссеры наперебой разыгрывали некий штамп — Александр Ширвиндт, построенный на вашей вальяжности, умении очаровывать, обаять людей. Были ли роли, которые хотелось сыграть, но в силу приклеившегося к вам амплуа не удалось получить?

— Этот имидж появился у меня чуть ли не со школы. И в вахтанговской школе это продолжилось, и в театре. Но когда в театр пришел режиссером Анатолий Эфрос, мне удалось сыграть у него 7-8 настоящих ролей. В «Мольере» Булгакова я тогда играл Людовика, Тригорина в «Чайке», а также роли в пьесах «Счастливые дни несчастливого человека», «104 страницы про любовь», «Снимается кино» и других. Эфрос дико вытягивал меня из этого имиджа-клише. Он даже писал, что пытается выбить из Ширвиндта «салонность, балагурство, иронию». Это был, к сожалению, короткий период, потом Эфроса выгнали из театра, я вместе с ним оказался в Театре на Малой Бронной и так постепенно снова оказался в своем привычном амплуа.

— Известно, что вы уже давно – более полувека – счастливо женаты. Образ бонвивана, любимца женщин — это Александр Ширвиндт, киноверсия. Как жена относилась к вашей популярности, в таком амплуа – в особенности?

— Моя супруга – знаменитый архитектор, реализовавший себя, много построивший. Она всегда была погружена в работу с ног до головы – так что не очень даже знала, чем я там, в театре, занимаюсь. Сейчас, когда вышла на пенсию, – двое правнуков, тоже некогда. Вот вам и секрет супружеского долгожительства.

— Каково ваше участие во внуках-правнуках? Больше созерцательное?

— Раньше, когда мы были молодыми, дети были на дедушках-бабушках. А мы все больше шастали, орали, играли капустники, пили и, бывало, даже ночью садились в машину «Победа», чтобы наутро приехать в Судак! Такая вот была жизнь.

Теперь-то у меня уже и внуки старые: старшему – 31, младшей – 25. Так что они воспринимаются не как дети, а как наставники.

Помню, в былые годы, когда случались какие-то выезды с театром за границу, супруга снабжала меня транспарантом: на плотном листе ватмана очень красиво вырисовывала (все-таки она по специальности архитектор и художник) человеческий скелет. Плечи, шея, голова, жопа, ноги и другие части тела (всех – по четыре штуки) у скелета были соответственно помечены цифрами с размерами и именами всех членов семьи. Ну теперь-то дети выросли, гора с плеч, но все равно что-то привезти хочется. Вот собралась как-то вся семья вместе, и мне было сказано: «Шура, раз и навсегда – ничего не покупать! Ни-че-го! Во-первых, ты ничего не понимаешь, во-вторых – все это ужасно старомодно и говно». Так что сейчас, если хочу сделать подарок, даю деньгами, это проходит. А транспарант, нарисованный супругой, висит теперь в Театральном музее имени Бахрушина.

Александр Ширвиндт: кошмар заменил сатиру