Юрий Башмет: на сцене надо иметь харизму

При взгляде на музыканта Юрия Башмета не удивляешься, что уроженец провинциального Ростова-на-Дону, попавший в музыкальную школу благодаря страху мамы перед уличным криминалом, стал безраздельным властителем дум любителей музыки и ведущим альтистом мира. Вернее, музыкантом, который вывел альт на совершенно новый уровень – из тени скрипичной группы в центр сцены, от помощника-аккомпаниатора в лидеры-солисты. Его энергетика и харизма также очевидны в обычной жизни, как и его умение владеть смычком на сцене.

C 1976 года, когда началась концертная деятельность этого феноменально одаренного артиста, его альт звучал в миланском Ла Скала и нью-йоркском Карнеги-Холле, в лондонском Барбикане и Большом зале Московской консерватории. Ему рукоплескала концертная публика в Европе, Америке, Австралии, Японии и Новой Зеландии. Башмет выступал с ведущими музыкантами и дирижерами мира – Р. Кубеликом, С. Озавой, Г. Рождественским, В. Гергиевым, Ю. Темиркановым. Гениальный Мстислав Ростропович как-то признался, что Башмет сделал то же для альта, что он – для виолончели. Дружба с другим выдающимся музыкантом – Святославом Рихтером – вылилась в замечательный творческий союз. Их совместные выступления на московском фестивале «Декабрьские вечера» в ГМИИ имени А. С. Пушкина и в мировых турне вошли в историю. Признание пришло и от композиторов: А. Шнитке и С. Губайдулина посвятили ему свои концерты, и это только малая толика – количество произведений, написанных для Башмета или посвященных ему, перевалило за пятьдесят.

В марте маэстро выступал в Лондоне, который был одним из городов европейского турне Ю. Башмета и основанного им в 1986 году камерного оркестра «Солисты Москвы». Это уже второй состав – в 1991 году Башмет оставил руководство коллективом, потому что музыканты приняли решение остаться во Франции. С 1992 года состав нового оркестра «Солисты Москвы» – талантливые молодые музыканты России, выпускники и аспиранты Московской консерватории.

» Вы уже более месяца гастролируете по Европе – вы играете одну и ту же программу или меняете ее от города к городу?

Программа часто зависит от города – вкусы-то у всех разные. Треть моей занятости, а может уже и половина, отдана работе с «Солистами Москвы». В альтовом репертуаре не так много шедевров – потому и появился формат камерного оркестра. Интересно, что просят оркестры в мире, приглашая меня выступать. Часто, иногда до семи-восьми раз в год, заказывают Бартока, в англоговорящих странах делают акцент на Уолтона. Шнитке сначала был на шестом месте по запросам, но наступило время, когда его стали играть очень часто.

» Как появился ансамбль «Солисты Москвы»?

Молодому, творчески продвинутому художественному директору миланского зала «Ла Скала» пришла в голову идея пригласить меня сыграть сольный концерт – альт играл соло впервые в Италии. Это было смелое предприятие – каких-то слушателей могло и отпугнуть, а других такое рисковое предприятие привлекало. Концерт прошел успешно. Мне сразу предложили второе выступление – опять успех. На третий концерт уже было сложно найти репертуар – для альта написано мало шедевров. Я предложил какие-то сонаты, переложения – нет, сказали, что нужны хиты. А я уже сыграл и Шумана, и Брамса, и Шуберта. Мы еле-еле наскребли произведений на концерт – наступил репертуарный голод. Тогда я понял, что нужно менять формат. Возникла идея ухода в другой жанр – камерное дирижирование. Я с энтузиазмом взялся за эту работу, хотя раньше как солист относился к дирижерам крайне негативно. Они, кроме единиц, никогда не чувствуют произведение так же хорошо, как исполнители. Альтист – это не саундмейкер, не убивающий зрителя профессионализмом виртуоз, а человек, который может приблизиться к замыслу автора и преломить его через себя. Есть другой тип мыслителя, экстравагантного исполнителя, акцентирующего внимание на особенностях собственной трактовки. Их единицы: среди скрипачей это Гидон Кремер, Томас Цейетмаер, среди пианистов таким был Рихтер. На сцене надо иметь харизму, а она либо есть, либо нет.

» Вам не обидно, что в музыкальной среде об альтистах рассказывают анекдоты?

Это правда. В музыкальных анекдотах мы – как чукчи в советских шутках, как бельгийцы во французских или как канадцы в американских. Самый мощный комплимент, высказанный мне лично, был от Ростроповича: мы сыграли с ним в концерте. Маэстро похвалил меня и сказал, что после сегодняшнего концерта он запрещает во всем мире рассказывать анекдоты про альтистов – как минимум на полгода. (Смеется)

» Может быть, расскажете один?

Их сочиняют в основном музыканты – я думаю, что скрипачи. И делают это из зависти. Ведь на альте не надо так много заниматься, как на скрипке. Анекдот расскажу такой: на выступление оркестра не приехал дирижер. Что делать –потеря концерта грозит появлением дыры в бюджете. Стали звонить одному, другому – все дирижеры заняты. И вдруг альтист на последнем пульте говорит: вся наша концертная программа – это моя дипломная работа 25-летней давности. То есть вызывается дирижировать концертом. Встает к пульту, и четыре дня оркестр дает концерты. На следующий день приходит новый дирижер, альтист садится на свое место. Его сосед – альтист на соседнем пульте спрашивает: «А где ты был все это время»?

» И как же случилось, что вашим инструментом стал альт?

Мои родители не были музыкантами. Мама – филолог, папа – инженер. Мы жили в Ростове-на-Дону – бандитский был город. Мама из страха перед улицей постановила, что я должен чем-то заниматься после школы, делом для души. Самым дешевым инструментом была скрипка – стоила девять или пятнадцать рублей. Так после первого класса общеобразовательной школы я получил скрипку. Моя мама все выстроила правильно – меня, как Паганини, не запирали в комнате, не заставляли репетировать по восемь часов, не морили голодом – если я уставал, мама отправляла меня кататься на велосипеде. Тут вспоминаются знаменитые слова Солярского: мне не нужны талантливые дети, нужны талантливые мамы. Меня перевели в специальную музыкальную школу, где совмещали общее и специальное музыкальное образование. Для этого мне нужно было в музыкальной школе перескочить через класс. Мы с мамой это проделали, но оказалось, что на скрипичном отделении не было места – но можно было попасть в класс альтистов. Маме было все равно: сказали, что альт – это просто большая скрипка, а так как я был для альта пока маловат, то определили играть на скрипке, но в альтовом классе. Когда выяснилось, что я лучший скрипач в школе, мой преподаватель Вишневская не хотела, чтобы я переходил в альты. Директор сказал, что нужно встретиться с родителями и они примут решение. По душе я вообще был гитаристом – играл в группе, мы пели «Битлз», а ради мамы я играл на скрипке. Для мамы было главным, чтобы я не бросил занятия. Вишневская сильно переживала – она дала мне потрясающую технику, научила понимать дыхание инструмента. Я встретился с одним хорошим альтистом, и он сказал: переходи на альт, будет больше свободного времени для занятий на гитаре. А в скрипичном классе надо Паганини по восемь часов репетировать. Выбор был сделан – он и определил мою судьбу.

» Вы передаете свои умения, преподаете?

У меня мало на это остается времени, но повезло с хорошими ассистентами. Еще я регулярно даю мастер-классы. Я провожу всего две недели в биробиджанской консерватории – воспитал много лауреатов престижных конкурсов. В Биробиджане хорошо – красивейшие горы, потрясающая еда, спокойная доброжелательная атмосфера.

» Какова история вашего инструмента – как появился альт, на котором вы сейчас играете?

Наверное, нас свела судьба. Это старый инструмент, я купил его в конце 70-х, когда учился на первом курсе. Он стоил полторы тысячи рублей – половина цены «запорожца». Денег таких у меня не было – папа помог занять у родственников, знакомых, и потом я очень долго отдавал частями. Через полгода мне предложили другой – уже за три тысячи. Наверное, надо было продать старый альт, опять подзанять, купить новый – но мы с альтом как-то хорошо подошли друг другу. Больше поиском инструментов я не занимался. Я, конечно, играл и на Гварнери, и на Страдивари и понимаю, в чем сила этих инструментов. Но взаимодействие с моим инструментом у меня намного больше. Это как в супружестве – у нас есть взаимопонимание.

» Вы играли на Страдивари для королевы Елизаветы. И сказали, что он был «не разыгран», звучал натянуто. То есть инструменту нужно постоянное внимание?

Даже машина, сделанная из металла, портится, когда стоит в гараже, – что уж говорить о дереве. Не углубляясь в мистику, в дискуссию об иконах Рублева, могу сказать, что связь между нами есть. Приведу один пример: на зимний музыкальный фестиваль в Сочи не смог приехать дирижер Грецкий. Я должен был играть с камерным оркестром, а он – дирижировать. Я достал на генеральной репетиции инструмент – он не звучал, играл в себя, словно чувствовал, что без Грецкого выступление будет неполноценным. Или что я не был настроен. Перед концертом я сел, почистил его, подержал в руках, наканифолил смычок, минут сорок провел с ним. И он заиграл – это физика, наверное, нужно находиться там и с тем, с кем ты должен быть. А вот смычок у меня обычный – был куплен подругой мамы за двенадцать марок в Дрездене. Один профессионал сказал, что это абсолютная палка, которой у них уже «животных в цирке не погоняют». Но он хорошо звучит. Я воспринимаю его как продолжение руки. У меня есть и другие смычки, с более аристократичными, богатыми лицами, но, чтобы ими играть, надо прогнуть себя, у них сложный характер. А этот делает то, что я хочу.

» Каждый год ваш фонд – Международный благотворительный фонд Юрия Башмета – вручает премию имени Шостаковича в области музыкального искусства. Как происходит процесс номинирования?

Жюри оценивает активность и качество работы музыканта в течение сезона. Если музыкант дает потрясающие представления и своей работой развивает вкусы зрителей, не надо писать крупными буквами на бумаге, что он лучший, – и так все понятно. Первым лауреатом стал Гидон Кремер – он сказал очень правильную вещь: премию нужно сделать именной, чтобы не казалось, что я персонально ее вручаю. Среди других лауреатов – бас-баритон Томас Квастхофф, дирижер Валерий Гергиев, дирижер, молодая скрипачка Анна-Софи Муттер. В этом году премию вручат пианисту Денису Мацуеву. Премия не очень большая, но стала заметным явлением в московской жизни. Важно, что люди обращают на это мероприятие внимание, пишут, говорят. В один день чья-то мама узнает о ней, поймет, что музыка – это важно, и отведет ребенка в музыкальную школу. Пускай будет больше людей, которые продвигают молодежь. Я считаю, что уровень альтистов сильно вырос – настолько, что сейчас уже скрипачи должны облизываться. Есть потрясающие студенты-альтисты. Раньше они были какие-то обиженные судьбой, даже с виду неказистые, а сейчас стройные девчонки, красивые молодые люди играют на альтах – такие раньше только в классах скрипачей бывали. Пускай такое заявление звучит примитивно, но это факт: эти новые люди – свидетельство популярности классической музыки.