Скромная народная Евгения Симонова

Народная артистка Евгения Симонова считает, что у нее нет каких-то особенных способностей, и вообще она очень скромная и удивительная, талантливая и остроумная. Евгения Павловна приехала в Лондон со спектаклем Московского театра им. Маяковского «Женитьба», который несколько раз собирал полные залы. Евгения Павловна рассказала, чем кино отличается от театра, а хороший режиссер от плохого.

» Какие у вас лондонские впечатления. Нравится вам этот город?

Моя младшая дочь, Мария Эшпай, когда в первый раз попала в Лондон, вернулась и сказала: «Это город­сказка, это какой­то совершенно особенный город. Вы вообще ничего не видели в жизни, ничего не испытали, если вы не бывали в Лондоне». Здесь какая­то удивительная атмосфера свободы, легкости, все удобно и красиво, изысканно и одновременно просто. Мне кажется, что, если ты живешь в такой красоте, это должно давать какой­то очень большой заряд энергии, сил, желания жить.

» Вы ведь и сами окончили музыкальное училище.

Я ненавидела занятия музыкой, это было проклятье. Мне нужно было позаниматься полтора часа в день. И я помню, как этот дамоклов меч висел надо мной весь день. Мне бабушка моя любимая говорила: «Женька, ну сядь. Вот ты в одиннадцать села, в полпервого встала и вот весь день можешь наслаждаться жизнью, отзанимайся – и все». Это был какой­то кошмар. Просто солнце меркло, небо заволакивало тучами. Хотя музыку я очень люблю, даже больше, чем театр.

» А почему же тогда выбрали театр?

Не знаю, я никогда не хотела быть музыкантом. Слушать музыку очень люблю. В детстве я, наверное, как все девочки, мечтала быть актрисой, но так, очень отвлеченно. Потом в 9­10­ых классах я хотела поступить в иняз, но понимала, что я в жизни туда не поступлю. Так что получилось почти случайно. Училась в школе плохо, не было другого пути.

» У актеров часто случается, что какая-нибудь роль их преследует. У вас таких ролей много. Вы могли бы ничего больше не сыграть – и вас бы уже узнавали по этой роли. Есть у вас какая-то роль, о которой вам чаще всего напоминают?

Таких картин у меня не так много, хотя я снялась более чем в 50 фильмах. Это мои ранние картины. Вот «В бой идут одни старики». Это военная картина Леонида Быкова, ее показывают каждый год 9 мая. У меня там крохотная роль, но эта картина сразу принесла мне признание. А потом был фильм, который принес мне уже всесоюзную известность. Это «Афоня» режиссера Георгия Данелии. Но заслуга моя там минимальная, я была студенткой второго курса, я была таким типажом. В театре так не бывает, а в кино это возможно, когда какой­то непрофессиональный актер может сыграть такую замечательную роль. Но что­то там, наверное, все же смыкалось, потому что это было такое признание – я получала много писем, всяких предложений. Но я всегда отдавала себе отчет, что это аванс. А потом была картина «Обыкновенное чудо». Я думаю, если меня и помнят сейчас, то благодаря этой картине, и там я хоть что­то играю. И когда я куда­нибудь приезжаю, мне о ней напоминают.

» Раздражает?

Нет, я не могу сказать, что раздражает. Зрительское признание – это, в любом случае, счастье. Конечно, мне иногда бывает обидно, что зрители не видели моих поздних картин. Их не так много, но вот есть три, которые очень достойны, и мне бы, конечно, хотелось, чтобы зрители видели, что эти 55 лет я прожила не напрасно, что я что­то сделала, что я куда­то двигалась, пускай относительно самой себя, но это движение было. Вот, например, фильм «Многоточие».

» Георгий Данелия в своей книге «Чито-Грито» очень тепло пишет о вас. Вам тоже было приятно с ним работать?

Да, конечно. Во­первых, он гениальный режиссер, и я это знала. Я тогда как раз посмотрела картину «Не горюй». Причем, сначала на нее пошел мой брат (Юрий Вяземский – писатель и телеведущий. – Прим. ред.), вернулся и сказал родителям: «Я посмотрел фильм, вы завтра идете смотреть эту картину и учтите, если она вам не понравится, мне с вами будет очень трудно жить». Мы все были в восторге от фильма, естественно, а потом у нас с Юркой этот фильм был такой лакмусовой бумажкой. И если кто­то появлялся в доме, мы так невзначай спрашивали: «А скажите, пожалуйста, как вам фильм «Не горюй»?. Если человек не захлебывался от восторга, он для нас переставал существовать, какими бы добродетелями он ни обладал. Поэтому когда мне позвонил ассистент Данелии по актерам, у меня отнялись руки­ноги, и я пришла туда совершенно полумертвая. В нем есть что­то такое поразительное, что не дает расслабиться. Существование рядом с ним требует какого­то определенного тонуса. И все, конечно, в него влюбляются, все окружающие женщины без исключения были в него влюблены, потому что он человек исключительного обаяния и таланта.

» А как вам удавалось с училищем договариваться? Ведь раньше студентам запрещали сниматься в кино.

У меня был гениальный художественный руководитель курса – Юрий Васильевич Катин­Ярцев. Он забрал нас
в 72­м году, а перед нами был курс, где учились Гундарева, Богатырев. Говорят, что наивысший талант – это открывать талант в другом. Он и сам был очень одаренным актером. При этом он был человеком, лишенным амбиций в каком­то таком примитивном смысле. Он понимал, что это предложение, от которого ты не можешь отказаться, как в «Крестном отце», он понимал, что такое Данелия, и он понимал, что это предложение может решительным образом повлиять на судьбу. Что и произошло, потому что в Театр Маяковского меня взяли благодаря фильму «Афоня». Главный режиссер театра Гончаров посмотрел этот фильм, и они меня взяли без показа. Позвонили и сказали, что он приглашает меня в труппу, что было такой фантастической удачей.

» Чем в актерском смысле работа в театре отличается от работы в кино? Что вам больше нравится?

Я для себя давно определила, что театр – это дом, а кино – это гости, куда очень хорошо иногда сходить, но может быть и очень плохо.

» А может быть плохо?

Может быть ужасно! Мне повезло, и у меня жизнь началась с таких великих режиссеров, и я наивно полагала, что только так и бывает, что только так режиссеры и относятся к актерам, к процессу, только так они владеют вообще собственной профессией, что только так они и могут поставить актерскую задачу. А оказалось, что так почти не бывает. Это бывает крайне редко. Больше 50 картин, а так было в моей жизни 5­6 раз.

» А в театре бывает ужасно или это особенность кино?

В театре бывает ужасно, но в театре проще, потому что в театре все­таки ты что­то можешь сам. Но вот в кино режиссер – это 95% успеха. Когда говорят «актерское кино», «актеры так играют», это может говорить только вопиющий дилетант, ничего не соображающий в профессии, потому что актеры сами по себе ничего не играют.

Есть знаменитая история про актера и режиссера Басова. Актер, который снимался у него в картине, все ходил и спрашивал: какова же моя сверхзадача? К чему я двигаюсь в этой роли? Есть такая терминология профессиональная – «сверхзадача». На что Басов сказал: «Ты играй, играй, а я тебе эту сверхзадачу склею». Поэтому мне кажется, что в кино актер совершенно беспомощный.

» А если возникает ситуация, когда вы не согласны с режиссерским видением, что будете делать – ругаться с ним или подчинитесь?

Вы знаете, дело в том, что я вообще послушная актриса, и поскольку я сама не очень много чего могу, я знаю это, я завишу от режиссера, поэтому я стараюсь максимально взять то, что можно. И даже у очень среднего режиссера можно все равно чему­нибудь научиться. Но я всегда считаю, что последнее слово должно быть за режиссером. Либо ты соглашайся, либо уйди. Я не люблю актеров, которые срывают репетиции, скандалят. Можно спорить, но нужно дать режиссеру возможность осуществить свое, потому что тогда хотя бы есть надежда. Если актеры все берут на себя – это, на мой взгляд, совершенно безнадежная ситуация.

» А можно сжульничать? На репетиции сделать как он хочет, а на премьере сыграть по-своему?

Есть такой знаменитый актерский анекдот, я должна его рассказать. Один режиссер приехал в провинцию ставить спектакль и говорит: «Я хочу этого актера, он очень талантливый». А ему говорят: «Да, но он непереносимый, вы с ним не справитесь, это чудовищно». В общем, на него наговаривают. Но режиссер говорит: «Ну все равно я хочу с ним попробовать». И вот первая репетиция, приходит этот актер с чудовищным поведением. Режиссер весь дрожит, но просит его что­то сделать:

– Пожалуйста, пройдите эту сцену так.

– Пожалуйста.

– А теперь, пожалуйста, более эмоционально, я попрошу вас. Если можно, вот тут такой взрыв.

– Пожалуйста.

От репетиции к репетиции актер делает все, о чем его просят. Режиссер не нарадуется на актера. Самый послушный, самый податливый. И вот премьера. Режиссер довольный, садится в зале, выходит этот актер и начинает творить что­то несусветное. Ничего из того, что режиссер выстраивал ему, не остается. Тот в ужасе в антракте прибегает в нему и кричит: «Что вы делаете?! Это же совершенно не то!» Актер говорит ему: «Слушайте, когда вы работали, я вам не мешал».

Поэтому, конечно, есть такой момент, когда можно немножко схитрить.

интервью:  Елена ОСИПОВА

Мы благодарим компанию London Theatrical Performances
за помощь в организации интервью