Марина Неелова: театр – это огромное увеличительное стекло

К нам едет «Современник» – эту мантру повторяли многие русские лондонцы, с удовольствием демонстрируя знакомым британцам рекламу на автобусах, в метро и в английской прессе. Русскоязычные форумы захлебывались в постах о поисках лишнего билетика. И это понятно: Марина Неелова, Чулпан Хаматова, Валентин Гафт, Игорь Кваша, Сергей Гармаш, Елена Яковлева – многие просто не могли поверить, что всех этих артистов можно будет увидеть на одной сцене.
С помощью Романа Абрамовича, известного каждому британцу, легендарный московский театр отправлялся на гастроли в британскую столицу с интересным репертуаром. Чеховских «Трех сестер» и «Вишневый сад» зрители ждали с огромным нетерпением, однако многих поразил совсем другой спектакль. Гастроли на сцене театра Noel Coward, расположенного недалеко от Трафальгарской площади, открывал спектакль «Крутой маршрут», поставленный по автобиографической книге Евгении Гинзбург. Марина Неелова исполняла главную роль в этом сложном психологическом повествовании об ужасах сталинских лагерей. Зрители аплодировали стоя.
Марина Мстиславовна не любит давать интервью, избегая и журналистов, и телевизионщиков. Для зрителя она живет на сцене. Для кого-то она трогательно трепетная Аллочка из «Осеннего марафона», для кого-то – несчастливая учительница из «Дорогой Елены Сергеевны». А в жизни она красивая, интеллигентная, умная женщина, с которой не хочется прекращать беседу.

» Вы неохотно даете интервью. Вам не нравится, что люди хотят больше знать о любимой актрисе?

Я думаю, что понять многое об артисте можно, когда он выходит на сцену. Так или иначе, вместе со своим персонажем или вопреки ему, или через него актер выносит на сцену и свой мир, свое отношение к происходящему, раскрывает собственное сердце и плачет своими слезами. Поэтому сколько ни говори о том, что ты хотел сказать своей ролью, а если это не прочиталось зрителем, все слова бессмысленны. Рассказывать –
это другая профессия. Зачем актеру переводить эмоции в слова?

» Когда вам предлагают новую роль, вы сразу видите, как ее сыграть?

Происходит по­разному: иногда при первом прочтении пьесы ты предчувствуешь, как это надо сыграть, а когда­то это понимание приходит к тебе в самом конце репетиций, или что­то происходит уже на премьере, когда зал заполняется зрителями, или вдруг тебя пронзает на спектакле взгляд партнера – и ты в этот момент понимаешь, как надо это играть. Рецептов нет. Театр – то живое искусство, это сегодня, сейчас, сию минуту –
завтра все может измениться.

» Бывает, что в какой-то ситуации вы, как Джулия Ламберт в «Театре» Сомерсета Моэма, думаете, что это вы уже сыграли, а вот это лучше бы сказать таким образом?

У меня, как правило, получается с точностью до наоборот. В жизни, столкнувшись с какой­то ситуацией, с собственной или чужой парадоксальной реакцией, с непредсказуемой оценкой, ловлю себя на мысли: «Как интересно, а на сцене я это сыграла бы иначе». Но театр – это не перенос жизни на сцену, в театре все более сконцентрировано, театр – это увеличительное стекло.

» Не упомянуть фильм Георгия Данелии «Осенний марафон» невозможно. До него было много фильмов, были значительные ленты после, но героиня, сыгранная вами, стала, что называется, народной. В чем же секрет успеха этой ленты?

Секрет успеха в данном случае, мне кажется, очевиден: замечательный сценарий, прекрасный режиссер, группа людей, понимающих друг друга, и замечательный актерский состав: гениальный Леонов, тонкий, умный, блистательный Басилашвили, потрясающая Волчек, неповторимая Гундарева и точный (хоть и непрофессиональный артист, а журналист по профессии) Норберт Кухинке.

Но, несмотря на мое глубокое уважение и любовь к Георгию Данелии, на съемках у нас с ним развился нешуточный конфликт. Я по театральной привычке «добраться до самой сути» замучила его вопросами до такой степени, что в какой­то момент он, уже ненавидя меня, стал передавать свои замечания для меня через сценариста Володина, который находился с нами на площадке. Поняв, что ситуация становится критической, я предложила Данелии заменить меня другой актрисой. Тут, наверное, взыграла его грузинская кровь: как так женщина решила указывать ему, как поступить? Я предложила ему следующий вариант: я не буду задавать вопросов, если он объяснит мне, на какое животное похожа моя героиня.

Кто она – собака, корова, кошка, птица, коза… Он посмотрел на меня так, словно теперь точно был уверен, что я сумасшедшая. Страшно ругаясь, он достал из кармана маленькую фигурку нелепого существа с огромными глазами, словно следящими за тобой неотрывно. «Вот она, твоя героиня», – сказал мне Данелия, и все сразу стало ясно. Больше конфликтов на съемках не было. Посмотрев картину, я поняла, что во многом Данелия был прав: я пыталась писать картину маслом, а ему нужна была тонкая акварель. Это прекрасно, что он не дал мне возможности драматизировать ситуацию. Данелии нужна была тонкость. Кстати, картину он монтировал раз пять – резал и так, и сяк, пока мы его за руки не оттащили от монтажного стола.

» Какова была реакция зрителей на вас после выхода «Осеннего марафона»?

Как часто бывает, меня принимали за мою героиню. Очень много было писем от женщин, и по интонации сразу можно было понять, жена пишет или возлюбленная. «Как вы могли разрушить семью, разбить сердце?» – писали жены. Возлюбленные писали о том, какой черствой была жена, не понимая, что речь идет о настоящей любви, что муж не должен был оставаться в семье, где не было больше чувств.

» Говорят, актеры не любят смотреть фильмы со своим участием. Как обстоит дело в вашем случае?

Я тоже, как правило, не смотрю свои фильмы – может быть, только по прошествии какого – то времени. Но я просматриваю сырой съемочный материал для того, чтобы откорректировать свою игру. Так или иначе, фильм определяет режиссер. Он монтирует, он отбирает дубли – актер уже ни над чем не властен на этом этапе. Если ты вместе с режиссером не выработал общую линию в процессе съемки, то роль может получиться совсем не такой, как хотелось. Актер театра и кино – разные профессии, но эти два мира могут обогащать друг друга. Кино вырабатывает мобильность – нужно во время съемок держать эмоциональный градус, ведь сцены снимают не по порядку: иногда после сцены из середины фильма снимают первую, а потом последнюю. Кино учит артиста быть эмоционально лабильным, мгновенно включаться в роль. В театре премьере предшествуют долгие репетиции, и ты знаешь, что в итоге ты так или иначе придешь к своему герою. Работа в театре помогла развить способность и пристрастие к подробному изучению характеров.

» Вы играли во многих спектаклях «Современника». Часто в спектаклях происходят замены актеров. Я видела, как вы смотрели «Три сестры», где когда-то сами играли. Сложно ли смотреть на игру другой актрисы в вашей роли?

Это действительно трудно. Когда в спектакль вводят новую актрису, она все равно захочет сыграть роль по­своему. Не желая «надевать на себя чужое платье», она будет предлагать собственное решение, а оно не всегда может совпадать с партитурой актрисы, которая играла эту роль ранее.

» В Лондоне вы сыграли Евгению Гинзбург в спектакле «Крутой маршруте», где события разворачиваются в сталинских лагерях. В театре «Современник» эта пьеса идет более двадцати лет. За это время вы сами и ваше понимание истории страны наверняка изменились. Что теперь для вас значит эта роль?

Я бы сказала, что это было очень смелым и опасным решением – вынести на сцену одну из самых страшных страниц нашей истории. Мы никогда не забываем, что играем не персонажей, а реальных людей, судьба которых сложилась трагически. Этот спектакль оставляет след в душе каждого, кто способен на сострадание. Это даже не спектакль в привычном смысле этого слова – это некая миссия, предупреждение нам сегодняшним сделать все, чтобы такое никогда на повторилось. Когда в зале был писатель Василий Аксенов, сын Евгении Гинзбург, играть роль его матери мне было еще сложнее. Он сказал: «Ты играешь не отдельного человека, а целое поколение».

Из года в год публика на этом спектакле молодеет – что приятно. Я считаю, что молодежи особенно важно знать о такой истории, важно ее увидеть, понять, прочувствовать.

» Какие у вас сейчас новые интересные проекты?

Я играю Акакия Акакиевича Башмачкина в «Шинели» Гоголя. Спектакль идет на малой сцене «Современника». Пространство здесь устроено довольно экспериментально – это иной способ существования на сцене, так как она находится на одном уровне со зрителем и расположена буквально в метре от него, что вызывает у публики чувство сопричастности. Поэтому в спектаклях нет среднего или общего плана – только крупный. Это партнерство между зрителем и актером – залог необходимой остроты.

» В связи с работой вашего мужа Кирилла Геворгяна последовало длительное отсутствие в Москве. Практически одиннадцать лет вы бывали в столице наездами, жили постоянно в Париже, в Гааге. Как удавалось совмещать игру в театре и быть женой дипломата и мамой Ники?

Я благодарна театру, который строил репертуар таким образом, что во время моего двадцатидневного визита в Москву я имела возможность выступать каждый день, успевая сыграть репертуар двух месяцев. Затем я возвращалась в Гаагу или Париж, находя в таком ритме жизни определенную прелесть. По крайней мере, я не успевала надоесть ни театру, ни семье. Даже жалуясь на усталость, я понимала, что играть так напряженно, так «густо» – это прекрасно!

» Как вы чувствовали себя в новой стране?

Я очень полюбила этот праздник под названием Париж – со всей его дивной архитектурой, с его запахами, цветением, элегантными женщинами, за которыми тянется шлейф тонких французских духов, с бульварами и даже дорожными пробками на Елисейских полях в четыре утра. Я влюбилась в него как в продолжение моего родного Ленинграда. Из Парижа мы переехали в Гаагу. Она покорила меня своей строгостью, стройностью, спокойной размеренностью, деликатной простотой, цветущими бульварами, каналами и целыми реками гиацинтов и тюльпанов.

Однажды мы с мужем ехали в карете на прием к королеве, и я вдруг поняла, что происходящее – не фильм с моим участием, а реальность, которая прекрасна!

» Ваша дочь Ника профессионально нашла себя в сфере искусства. В прошедшем году она получила приз самой престижной лондонской галереи Saatchi. Неужели у нее не было никакой тяги к актерскому мастерству?

Я знала, что мир театра чрезвычайно притягателен особенно для ребенка, потому старалась оградить ее от этого соблазна, чтобы она не сделала ошибочного выбора. Ника открыла для себя театр уже в сознательном возрасте, когда уже знала, чему хочет посвятить свою жизнь. Теперь она открывает мне глаза на современное искусство, однако как актриса я сначала все воспринимаю эмоционально и только потом анализирую.

» Вы были влюблены в Париж и Гаагу. А какие эмоции вызвал у вас Лондон?

Лондон – феноменальный город, единственный в своем роде, ни на какой другой не похожий, не располагающий к сибаритству, создающий мощный фон для развития искусства. Это город, развивающий личность, город авангардный и неповторимый. А если учесть прием , который был оказан актерам театра «Современник» зрителем, – то и не­за­бы­ва­е­мый!

 

интервью: Елена Рагожина

---

Этот текст был опубликован в номере 93 (03/93 - 2011)
 журнала "НОВЫЙ СТИЛЬ" на странице 12. Кликнув на обложку
вы сможете просмотреть флеш-версию этого номера >>