Интервью

Вся страна не спала до и после полуночи с Молчановым

Владимир Молчанов – лауреат премии «ТЭФИ», обладатель серебряного приза Чикагского международного телевизионного конкурса, номинант международных конкурсов документальных фильмов в Ницце и Берлине, академик Российской академии телевидения и член-корреспондент Российской академии естественных наук.В начале 1980-х годов была издана книга Владимира Молчанова «Возмездие должно свершиться». За книгу он был удостоен литературной премии Максима Горького как лучший молодой автор. Это была его первая серьезная награда. Он стал самым популярным телеведущим в 1987 году, когда вышла его авторская программа «До и после полуночи».

Для многих советских граждан вы стали узнаваемым телеведущим, когда появилась ваша авторская программа «До и после полуночи». Но ведь и до этого события вы вели незаурядную жизнь. Разве мог сын директора Большого театра жить как рядовой советский человек?
Год назад я принимал участие в программe Михаила Швыдкого «Культурная революция». Ее тема как раз вписывалась во фразу «Я – средний человек», в которой я объяснял, что я именно такой. Да, в нашей семье были талантливые люди: сестра вывела советский теннис на Уимблдон (Анна Владимировна Дмитриева – старшая сестра Владимира Молчанова, двадцатикратная чемпионка СССР по теннису. – Н. С.) и привезла мне первые джинсы. Папа (Кирилл Молчанов) был талантливым композитором и директором Большого театра. Мама (Марина Пастухова-Дмитриева) была актрисой. Я же по профессии филолог – неприметная профессия. Самым счастливым периодом в моей жизни, как ни странно, были не годы на телевидении, а работа пишущим журналистом в агентстве печати «Новости», где одно время я занимался розыском нацистских преступников. По просьбе голландского журналиста я нашел во Львове бывшего нациста Питера Ментена, опубликовал статью в «Комсомольской правде», после чего Ментена посадили. Мои поиски впоследствии помогли раскрыть личности еще 30 нацистских преступников, о чем я написал книгу и, кстати, получил премию Максима Горького. Второе издание книги я посвятил своему отцу – он написал очень много музыки на военную, я бы даже сказал, антифашистскую тематику, к большинству фильмов режиссера Ростоцкого: «А зори здесь тихие», «Доживем до понедельника», а также песни к кинофильмам «Дело было в Пенькове» («А я люблю женатого», «От людей на деревне не спрятаться»), «На семи ветрах».

Вы правильно все говорите как человек из интеллигентной семьи, но ведь ваша жизнь не могла складываться как у обыкновенного человека – у вас было такое феноменальное окружение…
Окружение действительно было впечатляющее. Актеры МХАТа – Ливанов, Андровская – постоянно заходили к нам на огонек, мы жили в двух шагах от театра. Великая Бабанова жила в соседней квартире. Они были гениальными рассказчиками и просто хорошо воспитанными людьми, потому я надеюсь, что что-то хорошее осело. А еще с детства мы выезжали в поселок под Рузой – через нее прошло все советское музыкальное общество – Хачатурян, Шостакович. Возможно, творческая атмосфера наложила отпечаток на мое сознание.

Вы в МГУ учили голландский язык и даже работали в Голландии собственным корреспондентом АПН. Вы не пошли ни по стопам отца-композитора, ни матери – актрисы театра Советской Армии, ни сестры-теннисистки.
Я с детства играл в теннис, в юношестве был в одной команде с Ольгой Морозовой. В институт я поступил на испанское отделение, но пока все ходили на занятия, я продолжал играть в теннис. Соответственно, когда пришло время сдавать первые экзамены, все говорили по-испански, а я не мог связать и пары слов. Тогда только стали преподавать голландский язык, Голландия казалась мне чем-то очень экзотическим, и я перевелся в группу с голландским языком. Я позднее стал писать в журналах, газетах и как раз по просьбе голландского журналиста, который был невъездным в Советский Союз, я занялся поиском и нашел во Львове нациста. После успеха первой статьи мне дали доступ к архивным папкам с документами, которые никто не читал десятилетия.

Вы не оставили эту тему и сняли антифашистский фильм «Мелодии Рижского гетто». Его премьера была в Риге. Как его приняли?
Я снял этот фильм вместе со своей женой Консуэло. Он посвящен еврейскому холокосту. На премьере, как любят говорить, была вся Рига. Меня приглашали в несколько латышских, украинских и русских школ на выступления, связанные с этой лентой, но показывать фильм по латвийскому ТВ так и не разрешили. Я обожаю Ригу, Юрмалу, с Латвией связано мое детство, но отношение страны к нацистскому прошлому я нахожу вопиющим. Впервые о том, что случилось с евреями, я узнал в 12 лет от девочки Марики, в которую я был влюблен. Когда она мне сказала, что ее бабушку и дедушку расстреляли, потому что они были евреями, в моем сознании что-то перевернулось. Этот фильм «Мелодии Рижского гетто» – о латвийском холокосте.

Это ведь не единственный фильм, который вы сняли с женой…
Конечно, нет. Один из очень важных и близких моему сердцу проектов касался истории ее семьи. Отец Консуэло был одним из 3,5 тысячи испанских сирот, которых отправили в СССР. Он стал инженером, работал на строительстве многих электростанций. Это была история испанских детей в России. А мы сняли фильм об усыновленных российских детях, которые нашли новых родителей в Испании. Там детских домов нет – осиротевшего ребенка заберут даже троюродные родственники. В нашей стране миллион с лишним сирот. За это я люблю свою страну все меньше и меньше – в стране, где столько нефти, газа, доходы от продажи которых разворовываются мошенниками, столько детей-сирот. Мне раньше никогда не было так стыдно за то, что я русский.

Вы снимаете фильмы, на «Радио Орфей» ведете передачу «Рандеву с дилетантом», а на телеканале «Ностальгия» ведете еженедельно ток-шоу «До и после с Владимиром Молчановым», телепрограмму «Полуночники» на телеканале «МИР». Но все ваши зрители прекрасно помнят вас как ведущего телепрограмм «До и после полуночи», «90 минут», «120 минут», «Время», «Частная жизнь», «И дольше века», «Английский завтрак». Сняли замечательные фильмы о композиторах: Дунаевском, Хренникове, Блантере, Соловьеве-Седом… Когда-то, когда на экраны только вышла ваша программа «До и после полуночи», люди полночи не спали, чтобы увидеть вашу программу – вы говорили открыто о том, что обсуждалось тихо, только на кухне. Вы чем-то рисковали?
Да, но мы не боялись – в воздухе чувствовались перемены. Но не стоит забывать, что тогда, в 1987 году, «До и после…» начала телевизионную революцию (еще не было программы «Взгляд») при вполне действующих обкомах партии, которые действовали сродни нынешним провинциальным губернаторам. Эта мощная армия могла тебя придавить спецназом. Наверное, такое было время. Работая в журналистике, ты, во–первых, много знаешь, а во-вторых, учишься говорить метафорами и читать между строк. Я заметил, что традиция бесед по душам в кулуарах вернулась. Когда я захожу в гости в редакции крупных газет и телеканалов, мои друзья предлагают выйти в коридор, чтобы поговорить – не дай бог, прослушивают. Я помню, как в 1973 году по узкой тропинке в Рузе навстречу мне шел Шостакович, разойтись нам бы не удалось. Он, будучи человеком воспитанным, поздоровался и спросил, чем я занимаюсь. Я с радостью сообщил, что буду работать в агентстве новостей. Он почесал щеку и сказал: «Мне вас жаль – вам будет трудно говорить то, что вы на самом деле думаете. Журналист – это непростая профессия». Наверное, сегодня он бы сказал то же самое.

Вы комментировали Олимпиаду-2012. Каковы ваши впечатления?
Олимпиада – это отличный драйв, это красиво. Меня пригласил канал «НТВ-спорт», который создала моя сестра, она воспитала плеяду прекрасных журналистов. На мой утренний эфир приходят спортсмены, жители Лондона, мы беседуем, обсуждаем Олимпиаду. Но я не могу понять одну вещь: почему поражение в каком-то виде спорта – это национальная катастрофа. Мы подсчитываем медали и переживаем: неужели мы проиграем американцам, китайцам, англичанам? Победа превращается в национальную идею – надуманную идею. А в целом я очень рад, что приехал в Лондон – замечательный город.

Leave a Reply