ИНТИМНАЯ ЖИЗНЬ МИХАИЛА БОЯРСКОГО
-Находясь в гостях в русскоязычной семье в Лондоне и рассказав о предстоящей с вами встрече, услышала от 22-летнего сына хозяев дома восторженные комментарии в ваш адрес. При этом другой их сын, 16-летний подросток, пожал плечами и спросил у меня: «А кто это?» Его нельзя за это винить, он вырос в другой стране, в другой культуре. На ваших спектаклях, которые проходят за границей, могут вполне оказаться подростки, которые никогда вас не видели. Ни в кино, ни на сцене. Для вас важно, чтобы зритель был подготовлен к встрече с вами?
-Мне абсолютно все равно: видели меня – не видели. Важно сыграть максимально добросовестно. Чтобы зритель, кто бы он ни был, не ушел со спектакля разочарованным. Я буду стараться в меру своих возможностей. А знают меня или не знают – всему свое время. Старое должно уходить, новое приходить, вот и все. У нас, вернее, у вас Маккартни иногда не узнают. Так что мне, скорее, за Пола обидно.
-Есть ли какoe-то отличие восточных зрителей (в Китае, Японии) от западных (в Европе, Америке)?
-На наши спектакли не ходят ни китайцы, ни японцы, ни англичане, ни американцы. Где бы мы ни были. Всегда только русские. Кому мы нужны со своими спектаклями? В основном приходит русскоязычная публика.
-Что проще: сниматься в кино или играть на сцене?
-Моя основная профессия – драматический актер. Она и сложнее, и интереснее. И болеe серьезна в том плане, что по драматическому актерству проверяется мастерство артиста. В кино может сняться любой, особенно сегодня. В клипе заснялся у кого-нибудь удачно, и все. Важно, чтобы было медийное лицо. Но это не значит, что он сразу стал хорошим артистом, совсем не значит. К тому же дублей много. Правда, если ты ничего не умеешь, хоть три тысячи дублей сделай, все равно не получится. Людмила Марковна Гурченко говорила: «В кино нужно стрелять в «десятку», если не попадешь, то ничего не сделаешь. А в театре сто спектаклей…» Но я так не считаю. 90 % драматических актеров, начиная от МХАТа и БДТ, снимались в кино, и Луспекаев, и Фрейндлих, и многие другие. А если только киноартист, выпустить его на сцену – он ничего и не может. Но если артист хороший, ему везде и трудно, и интересно.
-Чтобы отснять подряд много дублей, нужны и выдержка и терпение. Можно ли считать терпение главным качеством, которым должен обладать киноактер?
-Это зависит не от артиста, а от режиссера. Если режиссер все время недоволен, его можно и подальше послать. Пускай сам снимается.
-Вам приходилось когда-нибудь прибегать к такому радикальному средству?
-Нет, не приходилось. Как правило, находится общий язык, компромисс. Вот Чаплин снимал столько дублей, сколько хотел. Только он мог себе позволить такую роскошь – 100, 200 дублей, пока самому не понравится. Потому как сам себе и артист, и режиссер.Читал где-то, что Марлон Брандо не любил много дублей. А были артисты, которые вообще могли с первого дубля все сделать. Андрей Миронов, например. Он был всегда в порядке и в идеальной форме.
-Вас легко вывести из себя?
-Ну, я человек такой, вспыльчивый, но на работе – нет, это невозможно. По отношению к близким бываю не всегда равнодушным. А что касается людей, с которыми только работаю, пытаюсь держать себя в руках.
– На футбольных матчах быстро заводитесь? Кричите «Судью на мыло»?
– Неет, никогда уже не кричу. Пару раз сорвав голос и из-за этого сорвав спектакли, я перестал.
– Спектакль «Интимная жизнь», который вы привезли в Лондон, о взаимоотношениях между людьми, которые любят друг друга, и о том, как сложно порой бывает удержать свое счастье в руках. Для того чтобы сохранить отношения, часто одной любви недостаточно.
– Я согласен с этим.
– Вы с Ларисой Луппиан вместе уже более тридцати лет и на сцене, и в жизни. В чем секрет вашего семейного счастья, признайтесь нам.
– Да никакого секрета нет. Просто у нас очень эмоциональная, бурная жизнь. Слишком приятно, что много граней в этой жизни и мы еще не все прошли. Экспериментируем до сих пор. В наших отношениях нет обыденности и банальности. Мы проходим через все стадии, какие есть между мужчиной и женщиной. И хотя они не всегда бывают радужными, мы к этому всегда относимся как к еще одному периоду нашей жизни. Все, что пройдено – наше, наш багаж.
– Есть у вас какие-нибудь специальные секретные слова дома? Уменьшительно-ласкательные прозвища?
– Пусиком никто никого не называет; ни я ее, ни она меня. А так все уже на уровне интуиции. Мы слишком хорошо друг друга знаем.
– Если судить по фильмам, вы прекрасный наездник, умело и красиво справляетесь с лошадьми. Легко это дается?
– Нуу, я не самый лучший, есть многие артисты, которые служили в кавалерийском полку, – вот они мастера настоящие. Что касается меня, то я умею делать все на уровне обмана. Так, чтобы вы поверили, что я действительно умею фехтовать или драться, или верхом скакать. Мне нужно хорошо уметь обманывать, вот и все. Профессионально я этим не владею. Но этого пока было достаточно.
– В Англии лошади – отдельная история. Традиции… Это и поло, и скачки, и охота с гончими псами. Как вы вообще относитесь к такого рода забавам?
– С завистью. Потому что все это было в России. У помещиков и у дворян это было любимое занятие. И хотя я совсем не охотник, любые мужские развлечения мне всегда по душе.
– Сейчас в России возрождаются балы, венские в том числе. Вы посещаете такого рода светские мероприятия?
– Нет, нет, упаси Бог.
– С английской королевой когда-нибудь встречались? Или только с королевой Франции?
– Ну, она мечтает об этом, конечно, и если будет настаивать, я женщине не
откажу. Но у меня достаточно своих королев, которых я ценю ничуть не меньше.
– В Англии часто бываете? Любите Лондон?
– Я очень люблю вообще все, что связано с Англией. Мне всегда казалось, что это особенная страна. Одна из первых стран, которая потрясла мою юношескую душу. Мне было интересно все, связанное с ней: от Диккенса и до таких героев, как Шерлок Холмс. Чопорность английская мне всегда очень нравилась, их образ мыслей. Джентльмен – все-таки это касается только англичан, таких больше на Земле нет. Джентльмен – это высшее мужское звание. Это очень серьезно. Это касается и искусства, и кино, и музыки. Я битломан, как-никак.
Футбол – английский, конный спорт – английский, и бокс – конечно, английский. Все, что есть, – английское. И воровство – английское тоже, которое немножко меня опустило на землю, когда я был в Альберт-доке в Ливерпуле. Тогда у меня украли все вещи вместе с деньгами и паспортом.
– А какие-то знаковые места?
– Эбби роуд (Abbey Road), конечно. Kто жe не ходил босиком по переходу?
– Вам посчастливилось пожить и в Советском Союзе, и в России. Вы долгое время были художественным руководителем театра «Бенефис». Когда-нибудь сталкивались с цензурой?
– Знаете, я ничего не заметил. Настолько был связан не со страной, не с
социальными явлениями, а с актерами, с драматургией, что даже не заметил, как одна страна превратилась в другую. Может быть, только по каким-то совершенно незначительным признакам. За рубеж я и тогда выезжал. Чем старше я становлюсь, тем меньше мне хочется выезжать из России.
Мы хотели подключиться к мировому роднику, а получилось – к мировой канализации. Все дерьмо, которое только можно было, мы приняли – и это чудовищно. Вместе с водой и ребенка выплеснули. Мир стал грязнее, дороги стали хуже. Не откреститься теперь от всех этих наркотиков, от порнухи, от однополых браков, от свободы, которая перехлестнула за грань нормы.
Я хочу, чтобы вернулась та Англия, где все ходят в галстуках, с тростями, в цилиндрах. Увы, вижу совсем другие лица… и в Англии ли я? Раньше все было как-то…
– А вы приезжайте на Royal Ascot. Вот там как раз все джентльмены, как на подбор. И с тростями, и в цилиндрах, и в жилетах.
– Спасибо. А вы к нам – на «День корюшки» в Петербург. Тоже неплохо.
– Так что с цензурой? Были роли, которые не пропустили из-за цензуры?
– Ну, вы сами подумайте. Ну как, Мольер, Дюма? О чем здесь говорить? Какая цензура?
– Всякие глупости случаются.
– Вот нечего заниматься глупостями. Все спектакли, которые пробивали Шатров и прочие, никому они оказались не нужны, по большому счету.
– Вот в кадре сейчас нельзя курить. Это ведь тоже цензура?
– Можно, если фильм, к примеру, о войне, и написано, что, к сожалению, в фильме используется изображение табачных изделий, а это вредно для здоровья.
– Недавно узнала, что вы являетесь активным борцом за права курящих. Далеко удалось продвинуться в отстаивании своих прав?
– Я не пиарюсь на этом деле никак. Мы ведь не в Европе – в России. Мне курить в России можно везде, где только я захочу. Потому что у нас человеческие отношения.
– Здесь можете закурить?
– Нет, я не рискую. Я законопослушный человек. Поэтому я в Россию, обратно хочу.
– Считается, что сигарета в руке добавляет мужественности. Тот же ковбой Marlboro, например. Что еще, на ваш взгляд, может добавить мужественности и сексуальной привлекательности образу современного мужчины?
– Мужчине только женщина может добавить сексуальности. Если с ним интересная, красивая женщина, это значит, что он мужественный. Значит, выбор женщины не напрасен.
– Вам приходилось слышать, что Михаил Боярский – секс-символ многих поколений? Согласны с таким определением?
– Я не секс-символ, я секс-реальность,
– Видела ролик на YouTube, где вы говорили о том, что мужчина всегда ассоциируется с запахом табака, сигарой, грубым низким голосом, с лошадью, с очаровательной женщиной рядом. Это добавляет мужчине шарм. Вы описали самого себя, ведь так?
– Господи, столько же я в жизни сказал глупостей, а вот ничего умного так и
не успел сказать. Можно ведь и глупость какую-нибудь сказать ради красного словца.
– Скажите нам тогда какую-нибудь глупость и на этой высокой ноте мы закончим наше интервью.
– Пожалуйста. Все, кто приехал жить в Англию, прожили счастливую жизнь. И не ошиблись.
New Style благодарит Дениса Крупенина «Triumf Productions» и Маргариту Багрову «Urban Events» за помощь в организации интервью.
