Customise Consent Preferences

We use cookies to help you navigate efficiently and perform certain functions. You will find detailed information about all cookies under each consent category below.

The cookies that are categorised as "Necessary" are stored on your browser as they are essential for enabling the basic functionalities of the site. ... 

Always Active

Necessary cookies are required to enable the basic features of this site, such as providing secure log-in or adjusting your consent preferences. These cookies do not store any personally identifiable data.

No cookies to display.

Functional cookies help perform certain functionalities like sharing the content of the website on social media platforms, collecting feedback, and other third-party features.

No cookies to display.

Analytical cookies are used to understand how visitors interact with the website. These cookies help provide information on metrics such as the number of visitors, bounce rate, traffic source, etc.

No cookies to display.

Performance cookies are used to understand and analyse the key performance indexes of the website which helps in delivering a better user experience for the visitors.

No cookies to display.

Advertisement cookies are used to provide visitors with customised advertisements based on the pages you visited previously and to analyse the effectiveness of the ad campaigns.

No cookies to display.

Интервью

«Райская птица» Роман Балаян

Роман Балаян

Общаться с режиссерами в  рамках русскоязычных фестивалей в Лондоне приятно – на встречах царит камерная атмосфера. Создается ощущение, что к человеку, чей фильм ты только что посмотрел, можно подобраться очень близко; понять, как он мыслит и что чувствует, наблюдая за его манерой говорить, за выражением глаз во время обязательной части программы – «вопросов и ответов».

В Лондон Роман Балаян приехал на несколько дней – принять участие в кинофестивале имени Сергея Параджанова. Его присутствие на фестивале было вполне логичным: принято считать, что Роман Балаян – ученик Параджанова. Даже не будучи критиком, не заметить внимание обоих к тому, что принято называть вечными темами, органичная способность не размениваться по мелочам и какая-то особая кавказская ответственность за каждое сказанное с экрана слово видны любому зрителю. В фестиваль включили три ленты с Олегом Янковским – актером, который был голосом режиссера, в силу профессии остающимся за кадром: «Полеты во сне и наяву», «Филер» и «Райские птицы». Последняя картина – о судьбе молодого писателя с лицом комсомольца Сергея Голобородько, о том, как во времена оттепели его роман «Станция Кноль» становится отправной точкой для целой цепи событий: возвышенных чувств, любовных трагедий, полетов наяву, обретения свободы и ухода вдохновения…

» Ваши ленты были показаны в рамках фестиваля Параджанова. Вы долго дружили. На чем была основана эта дружба? Можно сказать, что вы почувствовали какую-то внутреннюю связь?

Я был студентом – нас познакомил друг. И Параджанова я с первого взгляда невзлюбил – подумал, что он очень надменный. Потом я посмотрел его картину «Тени забытых предков» и пришел к нему домой восхищенный – так мне понравился его киноязык. Параджанов дружил со многими, его квартира была открыта круглые сутки – такой караван-сарай. Нечего делать –
идем к Параджанову, нечего есть – идем к Параджанову. Так в неделю я раз пять у него бывал. Ходил чаще других, так как окончил институт в 69-м году и не мог три года дождаться дипломной работы – у меня было много свободного времени. Параджанова мы слушали часами – темперамент и энергия были бешеными. Через него мы знакомились с людьми искусства – к нему приводили любую иностранную культурную делегацию, как в советский светский салон, хотя внутри ЦК он признан не был. Его влияние было колоссальным, моя дипломная работа стала сплошным подражанием Параджанову. Я приехал учиться, думая, что я гений, а тут понял, что гений-то он, а я таким никогда не буду.

» И когда же вам удалось освободиться от творческих пут Параджанова?

Наверное, когда я снимал фильм «Каштанка». Я стал находить собственный язык, затем и тематику. Я снимал много классики. Сначала, конечно, подавал сценарии на современные темы – их считали слишком острыми и не принимали. Тогда, чтобы не делать партийных фильмов, я перешел к русской классике. Считалось, что я ухожу от современных проблем – зато в моей биографии нет заказных фильмов. События лент «Храни меня, мой талисман» и «Полеты во сне и наяву» могли бы произойти и сейчас. Сложная история произошла с «Леди Макбет Мценского уезда». Председатель Госкино СССР решил, что я бы хорошо снял ленту по этому произведению Лескова, а я его прочел и понял, что это совсем не мое, – но мне разрешили снимать по-своему. У Лескова она убивала не задумываясь, а у меня она сомневалась, мучилась – фильм стал менее страстным, но зато моим по духу.

» А вашим – это каким? Размеренным, словно прокрученным на медленной скорости?

Да, хоть для широкого зрителя медленное кино – это скучно. Можно снять по-другому – но зачем? Я люблю смотреть боевики, а снимать их ни за что не буду. Жизнь художника не обязательно похожа на его творчество. Вот я в жизни веселый человек, компанейский, пошутить люблю , а фильмы создают впечатление человека размеренного.

» Откуда появился сценарий фильма «Райские птицы»? Главный герой, писатель – это реальный человек?

В 1990 году я в Париже в магазине случайно наткнулся на книгу Дмитрия Савицкого и загорелся идеей снять по ней фильм, но в то время не позволили обстоятельства. И вот три года назад я вновь увидел эту книгу в Киеве. Меня прельстило, что герой летает: таким необычным и в то же время простым способом он сбегает из коммунистической России, где за свою работу может загреметь в тюрьму. Тема полета у меня во многих фильмах проходит рефреном – тема физической и духовной свободы. Когда мы растем, то всегда мечтаем, как птицы, летать. Или как племена гиперборейцев. Или как Параджанов – мы по земле ходили, а он летал на полтора метра выше всех. Я его называл «опасно свободный человек».

» В чем заключалась опасность его свободы?

Его свобода могла ограничить свободу других людей – мы же были рядом, когда он поносил советскую власть. Параджанова бы не тронули. А мы-то кем были в то время? Дали бы по шапке, и все! Ему эту свободу позволяли, пока не посадили. А срок ему дали, конечно, за его язык без костей, а не за гомосексуальные пристрастия, которые тоже были правдой, но дело, по которому его посадили, было сфабриковано.

» Когда вы брали на роль Олега Янковского, понимали, что зрители будут проводить параллели с его ролью в ленте «Полеты во сне и наяву», которую вы сняли в 70-х – тогда его герой мечтал летать?

Честно, не думал. Такой анализ – это работа критиков. Олег Янковский – мой актер, которого я снял в шести фильмах, а даже у Захарова он работал всего в трех. Мои герои – достойные люди, которые не могут реализоваться в своей среде по разным причинам. Они несвободны – они не могут летать не только физически, а духовно, им нельзя этого делать. И даже если они умеют летать, финал все равно трагический. В «Райских птицах» Янковский умеет летать и хочет бежать со своей молодой возлюбленной в Париж. Но сначала он должен передать свой дар – научить летать главного героя, писателя. Тот как раз не хочет никуда бежать – и все же оказывается в Париже. А героя Янковского арестовывают, то есть в стране стремиться к свободе – это прямая дорога в сумасшедший дом или в застенки КГБ. А писатель падает духом. Оказывается, что он, оторванный от родного дома, вырванный из своей страны, не может писать. Это не гимн Советскому Союзу, а просто признание того, что там, в ХХ веке, все основные талантливые вещи выходили из-за отсутствия свободы. Кстати, в Интернете появилась рабочая копия, украденная с монтажного стола: видны прикрепленные к телам актеров веревки. Меня стали спрашивать, не специально ли я оставил эти веревки, нет ли в них особого подтекста. Отвечаю: нет. Я не настолько еще модернист!

» То есть творческие люди были заложниками собственной несвободы?

Да, советская мысль рождалась из чувства сопротивления. Когда пришел 86-й год, перестройка, режиссеры не знали, что снимать – мы выросли в неволе. Творчество было построено на аллюзиях, метафорах, ассоциациях. Это мы, художники и интеллигенция, страдали от недостатка свободы, а людям в принципе жилось не так плохо – им зарплату выдавали, на курорты посылали. Средний слой не ощущал несвободы, они сегодня тоскуют по размеренной жизни, когда за них все решали. А мы не принимали советскую власть из-за недостатка личностной свободы.

» А какой вы режиссер? На площадке вы царь и бог или либерал?

Если бы я был деспотом, стал бы гением – в кино надо быть деспотом. А так я на съёмочной площадке всем прощаю. А деспоты прекратили бы съемку, наказали виноватых, оштрафовали. Мне интереснее обдумывать идею фильма, вынашивать ее, а вот воплощать – это так утомительно. Все мои фильмы сняты хуже, чем я их придумал. И потом приходится связываться с шестьюдесятью людьми, тащиться на съемки – ну не царское это дело. Я терпеть не могу обязательную программу в фигурном катании, мне ближе фейерверк произвольной. Жестких режиссеров боятся, а меня любят. Если другие будут продлевать на четыре часа рабочий день, то участники съемочной группы попросят денег. А у меня просить не будут, потому что работают из любви. Я и съемки на четыре часа задерживать не буду – на следующий день доснимем. Отдыхать надо!

» Ваши фильмы носят характер исповедальный. Их воспринимаешь как что-то личное, вроде бы как ты знаешь режиссера Балаяна. Можно сказать, что Янковский был вашим альтер эго?

Мне казалось, что через Олега я могу исповедоваться перед собой, перед поколением, обществом. Может, и были артисты лучше его, но вдвоем мы работали и мыслили на одной волне. Мне нравилась и его аристократическая внешность – может, я сам хотел быть таким. Его глаза, англосаксонские черты, его молчание на экране само по себе было игрой. Он был моим артистом, моим героем, лучшие фильмы я снял с ним.

» Какие же мысли вы транслировали через Янковского?

Мы занимались проблемами интеллигенции, проблемами статуса личности – в Советском Союзе нельзя было быть личностью, нужно было быть винтиком. Все было не для человека, а для всех, для идеи. Кто-то погибал, кто-то тайнописью выражал свои мысли в литературе и кино, чтобы дураки не поняли. Наши фильмы могут быть скучны для людей, которые не варились в этом соку. Но тот визави, с которым шла беседа, он понимал, о чем шла речь.

» О чем бы вы сняли свою последнюю ленту?

Мне очень нравится один сценарий – он о судьбе семидесяти процентов постсоветского населения, о людях от 50 и старше, которые прожили эту ужасную, в чем-то прекрасную жизнь, которые не смогли в эту новую жизнь войти и не принимают ее. Они, может, и захотят себя увидеть на большом экране, но в кино эти люди не ходят. Там молодежь, которая живет сегодняшним днем. Что было много лет назад, им неинтересно. В Советском Союзе работало Бюро пропаганды кино – возили фильмы в самую глушь, по городам и весям. На эти фильмы приходили фанаты кино, они еще час после фильма мурыжили тебя разговорами. К несчастью, это все кануло в прошлое. Остались попкорн, скорость, спецэффекты – а пятидесятилетний зритель не пойдет в кино, потому что там попкорн. Нынешнее молодое поколение художественно мне неинтересно – слишком прагматично. Даже когда не было денег, я жил широко и одалживал другим, потом перезанимал – а как же у кавказца нет денег? И все думали, что я богат. Но я мог не за деньги снимать фильм, который нравился, а эти хотят за деньги. И я их понимаю – труд надо оплачивать, но мы по-другому выросли. О своем поколении я бы снял фильм, как прощальное танго, как последний поцелуй – и иронично, и любя.

» А работа в театре вас не привлекает?

Я снимал для театра «Современник» телеспектакли. Галина Волчек дала мне возможность некоторые переснять по-своему. Театр и кино – разные профессии. Мне казалось, что я бы полностью состоялся в театре. Там не надо ждать погоды для съемок, нужен свет – пожалуйста. Изменить диалог или игру – можно выйти на сцену с шестого ряда и объяснить актерам свою позицию. Мне предлагают работу в театре и в Москве, и в Киеве. Если бы это был мой театр мест на 200, где я не гастролер, а главный человек, то я бы согласился. Но это утопия – такие мечты не должны сбываться. Почти как с полетами в моих фильмах.

 

Leave a Reply