Тени слов

«Мы мыслим не словами, а тенями слов», – эта прекрасная метафора принадлежит Владимиру Набокову. Действительно, чтобы осознать – важно сказать и услышать сказанное. Даже научные открытия начинаются с догадки и смутного понимания, и лишь выраженные словами превращаются в изобретения и законы.

В эпоху информации у языка появилась новая задача – стать более экономным, чтобы передавать больше информации в единицу времени, в краткой форме. Такое упрощение привело к обеднению речи, что особенно заметно среди молодых людей. Они часто ограничивается сленгом, в котором около 500 слов – этого вполне достаточно для интернет-общения и мессенджеров.

Парадоксально, но такой ограниченный словарный «актив» замедляет скорость понимания новой информации. Нам легче справляться с задачами в привычных языковых кодировках. Сложнее рассуждать на иностранном языке или на новые темы. Поэтому люди с ограниченным словарным активом чаще испытывают проблемы в общении, трудно находят «общий язык» в конфликте или в другой непривычной ситуации – у них недостаточно навыков эффективной коммуникации.

Вторая проблема – производная из упрощенного языка молодежи – затруднение в выражении сложных чувств и эмоций, таких, например, как любовь или ревность. Я поинтересовалась у нескольких молодых людей примерно двадцати лет, как они говорят о своих чувствах в интернете и мессенджерах. Мой вопрос вызвал недоумение: зачем вообще об этом говорить? Если человек сам не понимает, как к нему относятся, с ним что-то не так. Для выражения интереса или привязанности подойдут музыка, клипы, графические символы, но не слова. Другой важный индикатор интереса – частота контактов, например, сколько раз поставил лайк или прокомментировал пост. Эмоционально значимое общение в интернете предполагает following и подписку на новости и каналы. Поэтому если у пары совпадают вкусы и выбор событий, которые им нравятся, то они чаще «видятся».

На мой взгляд, в эмоциональной сфере наметился диссонанс между живым и интернет-общением. Поскольку проблемы и разногласия происходят «вживую», то многие предпочитают оставаться в интернете. Там безопаснее и проще: можно быть таким, «каким хочешь казаться», не прилагая к этому больших усилий.

Вот и происходит подмена реальных отношений вымышленными. О них объявляют, например, в своем статусе или в аккаунте Facebook: «in a relationship, engaged» и так далее.

Люди всегда идеализировали любовь на расстоянии. Сначала в письмах, потом – по телефону, теперь способов еще больше. Если это делает их счастливее, то почему бы и нет?

Виртуальные отношения могут развлечь, утешить, но, как известно, карта – не территория. Вымышленная личность не похожа на свой прототип, поэтому following и переписка в мессенджерах не могут заменить реальную близость.

Еще одно последствие обеднения языка – общее снижение грамотности молодежи и настоящий всплеск дислексии (нарушение процессов чтения и восприятия речи). Дислектики испытывают проблемы с распознаванием текста: пропускают слова, меняют местами буквы. При чтении вслух могут начать заикаться, перескакивать через строчки или, наоборот, «зависают». Как правило, дислексии сопутствует дисграфия (нарушение процессов письма), которую раньше считали безграмотностью. Допускается рекордное количество ошибок, почерк нечитаемый, иногда пишут абракадабру.

В школе такие дети были объектом насмешек сверстников. Взрослые, не понимая их проблему, осуждали их за лень и «нежелание учиться». У детей понижалась самооценка, были сложности с социальной адаптацией.

Чтобы обучиться грамотному чтению и письму, дислектикам нужно прилагать большие усилия. Если в этом процессе они не получают понимания и поддержки, то могут вообще потерять интерес к учебе. Их эмоциональное состояние нестабильно, как правило, они заторможены и рассеяны. Чтобы не переживать, ребёнок стремится «уйти от действительности», фантазирует и живёт придуманной жизнью.

И вот не было бы счастья, да несчастье помогло: оказывается, эта привычная форма защиты дислектиков развивает творческие способности. Поэтому среди них много одаренных актёров, литераторов, учёных и политиков. Отсюда и утверждение: дислексия – болезнь гениев. Если предположить, что формула гениальности – талант, помноженный на труд и волю, то это их случай. Их успехи порождены необходимостью с раннего детства трудиться над собственным развитием и преодолевать ограничения. Некоторые делают это назло. Неодобряемый окружением ребенок решает его «перерасти».

У него мало жизненного опыта, поэтому он учится творчески работать над своими проблемами.

Далеко не все дети «заточены» на успех и достижения. Большинство из них просто учатся грамотному чтению и письму по специальным методикам при помощи логопедов и психологов.

До середины 90-х о дислексии говорили не часто, зато в наши дни под ее критерии подходит почти половина всех учащихся российских школ.

Но ведь среди дислектиков много успешных и одаренных людей, так в чем же дело? Может быть, грамотность вообще устарела?

Возможно, она необходима лишь тем, кто работает со словами: журналистам, писателям, переводчикам, педагогам, юристам и еще паре профессий…

Дело в том, что именно социальное неодобрение подталкивало дислектиков к личностному росту, а вовсе не толерантное отношение к безграмотности, которое сейчас в тренде. У них больше нет социального стимула, чтобы напряженно трудиться. Поэтому мне сложно поверить, что новое поколение будет таким же творческим и успешным, как предыдущие.

Чтобы не потеряться в потоки лжи и искажений, которыми нас щедро потчуют анонимные источники из интернета, нужно научиться видеть различия в подаче и структуре информации. Наш мозг работает экономно, он не будет без необходимости анализировать и искать причинно-следственные связи в тексте. Предполагается, что эти навыки у нас автоматические – мы их получаем в результате школьного образования. Но они появляются не у всех. Некоторые педагоги считают, что это последствие новых методов преподавания языка и литературы в начальной школе.

С середины 80-х в России, как и в большинстве других стран, перешли на фонетическое преподавание чтения и письма: школьников учат понимать и анализировать предложения на слух. Раньше «слуховое обучение» считалось вторичным – сначала проходили правила орфографии и грамматику. Дети учились писать и анализировать написанное: буквы, потом слоги, слова и предложения. Обучение с опорой на слух показало, что далеко не все дети слышат текст полностью, поэтому им сложно выделить смысловые группы и понять причинно-следственные связи. Некоторые стараются запоминать «как правильно». Но зубрежка не способствует развитию понятийного мышления и аналитических способностей, которые так нужны «во взрослом мире», где скорость и плотность информационных потоков определяют компьютеры.

Наша речь – структура живая и творческая. Мы не просто строим фразы и формулируем мысли – мы создаём контексты, то есть смыслы, в которых живем. Это делает нас уникальными и отличными от искусственного интеллекта. Непростительно сокращать и упрощать контексты нашей речи. Роботам они пока малодоступны, они используют слова буквально. Отсюда возникают бессмыслица и курьезы автоматического перевода.

В заключение приведу пример того, во что превращается текст без понимания контекста. По просьбе RBC, эти стихи о будущем в подражание Анне Ахматовой написала нейронная сеть по имени Зинаида Фолс:

Так будет завтра длиться,

Так будет завтра длиться,

В темном сумраке сада,

Там, где пляшет колесница

От радости бога награда

Мы поняли, что время от руки

Не осилить, не выйду, не встану

Не любя, ни разу, ни строки

Кто кого из нас не выйдет замуж.

Кто же вы, те дни и те ночи

Да слабые мысли и вздохи о них

Мой город прекрасен и скучен

Покуда был первый жених.