Семья
Цикл «Арендованная Москва»
Картофель скворчал на сковороде, распространяя по всей квартире (а было-то в ней тридцать с хвостиком да кухня с ванной) приятный, щекочущий язык аромат. Хотелось есть. Гости, два парня и девушка, усевшись на диване-уголке, поглядывали на улыбающихся Дину и Алексея.
Дина отворачивалась от гостей, делая вид, что занята обжариванием картошки, а сама пыталась вдыхать-выдыхать, считать до десяти (а может, и до миллиона), как учили в одном из женских журналов, чтобы успокоиться, не трепать самой себе нервы и самое главное – скрыть то и дело набегающие слёзы перед друзьями мужа.
Алексей в позе философа или римского оратора стоял возле холодильника, нутро которого он демонстрировал, находя в этом символический подтекст. Там стояли открытая наполовину использованная железная банка с томатным соусом, солёные огурцы, выложенные на тарелку и запотевшая бутылка водки.
– Ах, моя хорошая, – с любовью, почти как к жене, Лёша достал бутылку. – Хороша… Вот мужики, вот оно счастье российского актёра – денег ни хрена, жратвы ни хрена, видите? – И он ещё раз демонстративно отворил дверцу холодильника, носившего гордое французское имя. – Зато она, она!
Дина повернулась, ей хотелось закричать, а ещё больше – схватить раскалённую сковороду с только что пожаренной картошкой и бросить ею в мужа.
– Лёша, прекрати.
– Лёха, давай её сюда, – прокричал один из парней, потушив окурок в наполненной доверху пепельнице. – Давай родимую!
Другой – Стас – схватил гитару и ударил по струнам, запев: «Что такое осень – это небо…».
– Диночка, мы с тобой винца выпьем, я взяла. – Света, впервые оказавшаяся в гостях, казалась девушкой неплохой, может быть, чуть простоватой, но в ней были миловидность и спокойствие, которые обычно привлекают людей. – Недорогое, извини, но у нас тоже денег не много.
– Да, что ты извиняешься, Светка? – развязанным голосом сказал Лёша. – Я же говорил, она всегда так, всегда. Не приводи друзей, – передразнивая голос супруги, начал Лёша, – когда в доме жрать нечего. Она, видите ли, стесняется. А чего стесняться? Получаю десять тысяч за дворницкую службу – и классно!
Стас и Серёга торжественно поднимали стопки, но, услышав про работу, избранную другом, поставили их обратно. Сами-то они работали статистами, перемещаясь в пределах Москвы с одной съёмочной площадки на другую, втайне надеясь найти хоть какую-нибудь роль второго, третьего или тридцать третьего плана.
– А что вы так уставились? Дворник – тоже работёнка, я потом вам такого Фирса сыграю, оборжётесь! Здесь же вся суть, вся соль жизни! Вы что, не верите? А эти голливудские актёры, Питты и Деппы, сколько из них работали посудомойщиками, лифтёрами? Вот даже уголовник теперь – лицо глянцевых обложек. Ничего, не стеснялись. Вот и я!
Лёша сел, налил себе полную стопку водки и тут же отправил её в рот, не обращая внимания на молчавших друзей.
– Чего? Сдался мне ваш театр. Да, они меня туда зазвали. Я пришёл, как нормальный, познакомиться – а они мне, мол, работай. Вы что, ребят? Я работать не могу? Но только не надо так приказывать, как в армии. Вы помните, помните, а?! Как я выкладывался на съёмках? Да я до фига заработал, вон, на этой женился. Ей шмотья накупил, золотишка тоже, сюда приехали. Хорошо маман… Да, маман у Динки замечательная попалась: хату подкинула, колёса тоже, как же дочка будет передвигаться по городу на метро?! А нет, чтоб сказать: «Да пошла ты дочка на все четыре стороны, вышла замуж за босяка, за бездаря, так и вали… И живи своей любовью». Это она, – Лёша уставился на Дину, сгорбившуюся над тарелкой с картошкой. Вилка лежала нетронутой, в дрожащих пальцах медленно дотлевала сигарета. – Мне нужна пудра, мне нужны прокладки, лифчики, туфли. Почему тебе всё нужно? Почему ты думаешь, что мне ничего не нужно?
– Потому что тебе, дорогой, ничего не нужно. Тебе всё до одного места. Тебе нужна только водка!
– Водка! Да, я её люблю. Люблю больше, чем тебя, потому что она молчит! Не пилит меня каждый день своей философией, как бы заработать больше денег. Ей не нужны турецкие курорты, кафе и все твои подружки вместе взятые, перед которыми вечно неудобно, – тонким голосом передразнил Леша. – С девочками не на что в ресторан сходить, выйти не в чем. А как же любовь, Дина, до слёз?! А вот она, – он снова взял бутылку, – одна со мной солидарна!
– Лёш, ну ты чего? Может, мы лучше пойдём? – спросила Света.
– Зачем? Все хорошо. Сейчас она поворчит и перестанет. Кстати, Светик, что у тебя там за вино?
Света робко протянула бутылку белого вина.
– Беленькое, ох? не люблю! – откупоривая бутылку, сказал Лёша. – Ну, да ладно, была не была!
– Лёх, и что с театром, попросили?
– Не-а, сам ушёл… Не пропаду. Я с утра проснулся, – Лёха закурил сигарету, – оделся в спортивный костюмчик, пробежечка, потом метёлочку в руки и за дело. Красота! В семь утра, когда народ только свою репу чешет, чтоб просыпаться, садится в тарахтелки, толкается до офисов – я свободная птица!
– С бутылкой у окна, – не выдержала Дина.
– Опять ты! – Лёша вскочил. – Всю картину мне испортила! По-твоему, я не могу выпить после рабочего дня? Не могу расслабиться?
– Ты расслабляешься каждый день на свои и мои деньги, на деньги своих друзей, родителей, знакомых! Знаете, что он про вас сказал? «Давай их пригласим, бухло принесут!»
– Заткнись!
– Сам заткнись! Ты про всех так говоришь! Приглашаем мою маму в гости, только потому что знаем: она оставит деньги или привезёт продукты.
– А, понял! Твоей маме не нравится, что мы берём взаймы?! Так не будем! Пусть она катится, куда подальше, владелица автосалона, видел я её салон под названием «Пошла на…».
– Не смей так говорить о моей матери, она меня всю жизнь одна воспитывала, последнее мне отдавала, я должна быть ей благодарной! И ты тоже!
– Я? Я-то с чего? Твоя мамаша постоянно меня попрекает! «Лёша, я последний кусок дочери отдавала, ночей не спала». А какое мне до этого дело? Вот мои родители нам не помогают, и я рад!
– Чему ты рад?! Они спихнули тебя со своих плеч, вздохнув с облегчением. Сидел на шее двадцать пять лет, тянул из них последние деньги на выпивку… Ты сам хоть раз в жизни им помог? Твоя мама больна!
– Больна?! – удивился Лёша, словно на него кто-то вылил ведро холодной воды. «Нет, она не может быть больна, это всё выдумки, – подумал он. – Больна, больна… а кто сейчас не болен?!»
– Да, больна, а ты не знал? Или просто делал вид? Думаешь, твой отец работает таксистом, потому что ему это нравится? Он никогда не рассказывал тебе, что всю жизнь мечтал купить лодку и выезжать рыбачить на озёра, а вместо этого вкладывал деньги в тебя. А ты? Что ты? Из одного института сбежал, из другого тебя выгнали… Лёша, а что дальше? Что?
Лёша, отвернувшись, допил остатки водки из горла и бросил пустую бутылку в окно.
– Сам подберу, через три часа мне на работу…
Крики и упреки продолжались. Друзья сидели на диване, пили водку и кислое вино, ели жареную картошку, наблюдая эту, словно разыгрываемую для зрителей, сцену: камера наплывала крупным планом, а затем отдалялась, оставляя лишь смешанную какофонию звуков, обрывочных слов и обвинений, из которых невозможно найти ни одну ниточку, зацепку, способную вытянуть эту семью из водоворота недовольств и скандалов.
Город жил своей обыкновенной мегаполисной жизнью: кто-то рождался, умирал, занимался любовью, сидел в ресторане, стоял в пробке на внутреннем кольце, спешил в гости к друзьям, выбирал в супермаркете сосиски, пытаясь угадать, в каких меньше консервантов, смотрел пятничный выпуск новостей, не обещающих ничего хорошего, а где-то в одной из квартир на окраине Москвы медленно распадалась ещё одна семья. Ещё один день, две недели и три месяца – и на одну ячейку общества станет меньше. На одну ли?
ОЛЬГА КЕНТОН– писатель, сценарист, журналист.
Член Союза Независимых авторов и издателей.
Автор романов «На краю земли» и «Девушка из дома на набережной».
