Ледник Кызылсу: как «последний стойкий» гигант Памира начал сдавать позиции

Представьте себе величественные Памирские горы — их часто называют «третьим полюсом» планеты, потому что в их ледниках хранится больше воды, чем где‑либо ещё за пределами Арктики и Антарктиды. Эти ледяные великаны веками казались непоколебимыми. В то время как Альпы худели прямо на глазах туристов, а Анды превращались в фотогеничные, но печально сухие хребты, Памир и его соседи в Каракоруме словно показывали язык глобальному потеплению. Учёные даже придумали красивое название для этого феномена — «аномалия Памира–Каракорума». Вроде бы климат меняется, температура растёт, ледники везде тают, а тут — тишина и стабильность. Настоящая загадка природы, да ещё и с лёгким налётом иронии.

Но вечных чудес не бывает. В 2018 году ледяное спокойствие дало трещину. Главный герой этой истории — ледник Кызылсу, расположенный в северо‑западной части Памира. До поры до времени он держался стойко. А потом что‑то пошло не так. Если говорить совсем по‑простому, снег перестал выполнять свою работу. Высота снежного покрова в среднем упала с привычных 1,3 метра до жалких 92 сантиметров. Снег, который раньше лежал до середины весны, вдруг стал исчезать на две недели раньше. С ледника словно сняли белое одеяло, и он начал стремительно таять.

Что смешно и грустно одновременно — таяние само по себе принесло временную пользу. Воды стало больше. На треть, если быть точным, удалось компенсировать недостаток осадков. То есть горные реки продолжали наполняться, пастухи и фермеры вздыхали с облегчением: «Ну, хоть так». Но плата за это была очевидной — ледник жил не ради будущего, а сжигал свои сбережения здесь и сейчас. Вклады под проценты превратились в распродажу имущества с аукциона.

Учёные под руководством Франчески Пелличчотти из Института науки и технологий Австрии подключились к этому ледяному спектаклю сравнительно недавно. Они построили метеостанцию только в 2021 году. Но современные методы моделирования и реконструкции позволили вернуться в прошлое — до 1999 года. И там, в этих графиках и данных, отчётливо вырисовался рубеж — 2018‑й. До этого ледник словно держал оборону, после — пошёл в наступление против самого себя.

И теперь вопрос: это уже точка невозврата или ещё есть шанс? Пока рано кричать «всё пропало», ведь исследование охватывает всего один ледник и всего несколько лет прямых наблюдений. Но тревожный звон уже прозвенел. И вряд ли он будет последним.

Для Центральной Азии последствия этой истории куда больше, чем просто красивые пейзажи. Ледники тут — не картинка для открытки, а настоящие «водяные башни». Летом, когда дождей мало, именно они подпитывают реки, от которых зависят миллионы людей. И да, тот самый Кызылсу вливается в Амударью — реку, с которой связано всё: от древних цивилизаций до трагедии Аральского моря. Когда‑то её воды доходили до этого моря, пока советские ирригационные проекты не свернули русла ради хлопковых плантаций. Теперь же даже дополнительная талая вода не способна воскресить Арал, а в будущем грозит иссякнуть и сама Амударья.

Можно, конечно, сказать: «Зато сейчас воды стало больше, радуйтесь». Но это из серии «живём одним днём». Пока лёд есть — вода течёт. Но чем меньше становится льда, тем ближе тот момент, когда краник перекроется. И вот тогда проблемы региона, где и так хватает климатических и политических вызовов, только умножатся.

Картина ещё печальнее, если посмотреть шире. Спутниковые данные показывают, что история Кызылсу — не уникальная драма одного ледника, а общая тенденция. Северо‑западный Памир в целом начал терять свою стойкость. Когда исчезает снег, который должен защищать ледники, он оголяется и тает быстрее. Это не одномоментный процесс, а медленное самоубийство, растянутое на десятилетия.

При этом стоит отметить иронию момента: климатические модели, которые предсказывали таяние ледников по всему миру, на Памир и Каракорум долго смотрели как на аномалию. Учёные ломали головы: «Почему там иначе? Что удерживает лёд?» А теперь ответы оказались пугающе банальными: меньше снега — больше таяния. То, что казалось чудом устойчивости, обернулось хрупкой зависимостью от капризов погоды.

И вот тут встаёт вечный вопрос: что дальше? Для научного сообщества ответ очевиден — нужно больше наблюдений, больше станций, больше региональных исследований. Пока что у нас есть лишь один ледник с детальной историей. А таких ледников в Центральной Азии сотни. И если не начать системно следить за ними сейчас, то через двадцать лет мы будем чесать затылки и говорить: «Ну да, можно было бы предсказать, но данных не хватало».

Для жителей региона ответ менее академический, но более жизненный: придётся искать новые способы адаптации. Если ледники перестанут быть надёжным источником воды, значит, придётся вкладываться в водохранилища, новые системы ирригации, возможно — даже менять привычки земледелия. И это не фантастика, а очень близкое будущее.

В этой истории есть и философская нотка. Ледники, которые считались символами вечности, оказываются такими же смертными, как и мы. Просто их жизнь течёт в других масштабах времени. Когда они начинают таять быстрее, чем накапливаются, это словно старение, ускоренное до скорости хроники новостей. А мы, как и всегда, замечаем проблему только тогда, когда она уже становится громкой.

Кызылсу сегодня — это зеркало для всего региона. Он напоминает: никакая аномалия не вечна. У природы нет секретных запасных планов, чтобы в последний момент достать из рукава козырь и спасти ледник. Всё куда проще и куда жёстче: меньше снега — больше воды сейчас, меньше воды потом.

И пока туристы продолжают фотографироваться на фоне голубых ледяных стен, учёные подсчитывают миллиметры снега, которые так и не выпали. Эти миллиметры решают судьбу целых рек, городов, морей. Ирония в том, что от хрупкого слоя снега в далёком Памире зависит жизнь миллионов людей внизу по течению.

Можно сказать, что ледники умирают стоически, не издавая крика. Но если прислушаться к данным станций и спутников, их молчание оказывается обманчивым. Это крик, просто выраженный в цифрах и графиках. И если его не услышать, однажды вместо ледяных великанов останутся лишь каменные скелеты — и сухие русла рек.