Иосиф Бродский. Поэт для нашего времени
Валентина Полухина посвятила свою жизнь изучению творчества Иосифа Бродского. Это замечательная возможность узнать о Бродском от человека, который не только знал его лично, но и профессионально разбирается в поэзии и проводил многочисленные исследования его литературного наследия. Валентина рассказала не только о Бродском, но и о том, почему фактически прекратились исследования его творчества.
» Валентина, расскажите немного о себе.
В Москве я работала в Университете дружбы народов и поняла, что, если не вступлю в партию, я на всю жизнь останусь при зарплате 110 рублей. А пара сапог стоила тогда 120 рублей. Только членство в партии давало повышение по службе и возможность поехать за границу и заработать деньги. Но родившись в Сибири, в деревне для ссыльных, я в партию ни при какой погоде бы не вступила. Вскоре я встретила английского профессора, который предложил мне переехать во Англию, где гарантировал работу. Я помню, пришла в свой класс и сказала: «Ребята, среди вас есть джентльмены?» Они спрашивают: «А что вам надо?» Я говорю: чтобы один из вас увез меня из этой страны. Поднялись три руки, я выбрала самого высокого: «Вот вы». Мы оформили фиктивный брак, и в 1973 году я уехала из Советского Союза. В это время судьба послала мне Иосифа Александровича Бродского, и я подумала: Боже мой, чем я занимаюсь? Я должна все бросить и заняться изучением творчества Бродского. И я стала писать докторскую диссертацию о тропах Бродского. Поскольку я все-таки больше лингвист, чем филолог, то мне легче было изучать именно структуру его стихов. Британская Академия выделила мне довольно хороший грант, я и поехала в Америку, согласовав это предварительно с Бродским. В 1980 году в течение четырех месяцев я посещала все его лекции и семинары в Мичиганском университете. Более того, он разрешил мне все записывать на магнитофон.
» Как вы познакомились с Бродским?
Я, конечно, знала о Бродском еще живя в Москве, потому что процесс над ним в 1964 году был настолько скандален, что невозможно было об этом не слышать. Впервые после смерти Сталина судили поэта. И, конечно, в самиздате его стихи ходили по рукам, и то, что мне попадалось, было интересно, но как-то не волновало меня. Я была влюблена в Цветаеву, и стихи юного Бродского никак не могли соревноваться со стихами Цветаевой. Когда я приехала в Англию, я решила прочитать его как следует. На Западе к тому времени уже вышло два сборника его стихов. И я, конечно, заболела Бродским, его интеллект, его сила воображения, одержимость словом покоряли. Невозможно было оторваться от его стихов. И когда я услышала, что он регулярно приезжает в Англию, я сказала своим знакомым, что хотела бы встретиться с ним. И Мила Куперман, тогда жена известного художника Юрия Купермана, однажды позвонила мне: приходи на ужин, будет Иосиф. Я пришла: сидели три или четыре русские женщины и Иосиф Александрович весь вечер читал нам свои стихи. А я, будучи эмоциональным эксцентриком, села у его ног. Он пытался встать и подать мне стул, но я сказала, что настаиваю на своем праве сидеть у его ног, и сравнила его с Пушкиным. Он сурово посмотрел на меня и сказал: «Валентина, имейте в виду, на меня такие вещи не действуют. А если вы действительно так считаете, докажите». И доказательство это продолжается до сегодняшнего дня. В мае выйдет моя пятнадцатая книжка о Бродском.
» А как вы думаете, почему именно его стали преследовать? Это же действительно был первый после смерти Сталина суд над поэтом.
Это интересный вопрос, потому что действительно в середине 60-х годов были более известные и не менее талантливые молодые поэты. Окружение Бродского состояло из очень талантливых людей. Почему Бродского? Если сказать, потому что он еврей, так и Горбовский еврей, и Кушнер еврей, и Рейн еврей, и Найман еврей, так что это не причина ареста.
Я долго думала над этим вопросом, и, собирая интервью у его друзей, современников, других поэтов, я выяснила, что Бродский был одним из самых независимых людей своего времени. Ни партия, ни Союз писателей не были для него авторитетом. Он был послушен только своей Музе, то есть русскому языку, и Господу Богу. В 1960 году он вернул русской поэзии запрещенное слово «душа», а в 1963, в его шедевре «Большая элегия Джону Донну» душе английского поэта 17 века отведено центральное место. Но в случае с Бродским была другая, элементарная причина. Был такой человек – Лернер, ответственный за народные дружины. И он решил как-то выделиться, выслужиться – и тут рядом оказался гордый независимый Бродский, чьи стихи якобы оказывали вредное влияние на молодежь, ибо он отстаивал индивидуализм и подлинность человеческой личности. У Бродского уже в 18 лет была кличка «еврейский Пушкин». Когда он читал свои стихи, он, совершал чуть ли не национальное преступление: русские слова произносил с еврейской интонацией, читал, как кантор в синагоге. И эту интонацию, эту манеру чтения, он сохранил до конца своих дней. На Западе его чтения, лирическая сила его стихов, завораживали слушателей, не знающих русского.
Так что, с одной стороны, это было случайно, а с другой – вполне закономерно. Можно даже сделать комплимент советской власти: они учуяли в Бродском самого талантливого человека, самого большого будущего поэта, который прославил Санкт-Петербург и Россию на весь мир.
» А как он отреагировал, когда вы сказали ему, что собираетесь писать диссертацию?
Вполне положительно. Он помогал мне, отвечал на мои вопросы, и то, что он разрешил мне цитировать все, что я пожелаю, было само по себе колоссальной помощью. Когда диссертация была готова, я очень легко защитилась. Мне в тот же день предлжили сделать из нее монографию и издать в Кембридже.
Вскоре издательство потребовало письменное согласие Бродского на цитирование его стихов. Это обычная процедура. Я позвонила ему, он спросил, как называется книга. Говорю: не скажу. Он очень сердито повторил: «Как называется книга?!» Отвечаю: «Иосиф Бродский, поэт для нашего времени». И я почувствовала, что он улыбнулся. Я просто украла это название у самого Бродского. Эту фразу он сказал о Вергилии.
Иосифу это название понравилось, и он сказал: цитируйте хоть километрами. Так что он знал, что я пишу, но когда книжка вышла, я сняла суперобложку с его фотографией, послала ему эту обложку и написала: «Иосиф Александрович, это все, что вам предлагается прочитать из трехсот двадцати страниц».
» Почему?
Потому что о себе он читать не любил. Он критически относился ко всему, что о нем писали. Он, похоже, хотел, чтобы о нем кто-то написал так, как он сам писал о Цветаевой, Рильке или об Одене. Боюсь, что еще долго придется ждать, пока один гений напишет о другом. После получения Бродским Нобелевской премии в 1987 году, другое престижное издательство предложило мне написать его биографию, я составила подробный план и послала его Бродскому, он сказал: «Валентина, я готов вам помогать в ваших исследованиях и дальше, но прошу вас оставить мою жизнь в покое». И до сих пор его биографию писать не разрешено. Его наследники обратились ко всем нам, его друзьям и исследователям, и попросили не помогать никому, кто возьмется писать биографию Бродского.
» А если люди, которые его знали, не будут помогать, то качество написанных биографий пострадает, не так ли?
Ну, конечно. Если вы ради любопытства, проходя мимо любого книжного магазина в Лондоне, спросите, есть ли у них книги Бродского, то обнаружите, что их нет нигде. На Западе он исчез из продажи. И не только потому, что не разрешена биография. Я считаю, самое большое преступление его наследников против Бродского – запрет на новые переводы его стихов. А старые переводы Бродского не все удачные.
» Почему они запретили переводы?
Они говорят, что хотят, чтобы утвердились переводы самого Бродского. Но поймите, автопереводы Бродского никогда не утвердятся, они остануться в истории литературы как любопытный случай соприкосновения двух культур. Иосиф Александрович настаивал на сохранении формальной структуры стиха, то есть классического метра и рифм, забывая о том, что английская поэзия старше русской по крайней мере на 250 лет. Поэтому в русской поэзии в силу ее молодости и в силу природы самого языка – наши слова гораздо длиннее и подвижнее в предложении, они изменяются по падежам, склоняются, поэтому легче рифмуются. Но в английской поэзии почти все рифмы уже использованы и писать по-английски в рифму – всегда риск впасть в клише. Даже Бродскому было не под силу воспроизвести техническую виртуозность собственных стихов в переводе, для этого надо здесь родиться, а Бродский приехал в Америку в возрасте 32 лет.
Когда Иосиф Александрович переводил свои стихи на английский, он был сам себе и слуга и господин, и мог делать все, что хотел, он мог приносить в жертву рифме все, что угодно, в том числе тропы, иногда искажая смысл отдельных фраз. Да и рифмы его можно назвать рифмами, только если произносить их с русским акцентом. В переводах прежде всего теряется волшебная музыка его стихов. Поэтому английские поэты, не зная Бродского в оригинале, грубо нападали на него, говорили, что это никакой не поэт и непонятно, за что он получил Нобелевскую премию, если он пишет такие слабые стихи.
» А как обстоят дела с авторскими правами на его произведения?
При жизни он разрешал цитировать все, абсолютно. И вот теперь, после его смерти, с 96-го года, очень трудно получить разрешение на цитирование. Все архивы закрыты на 75 лет.
» А литературная биография?
Да, родственники разрешили его другу Льву Лосеву написать его литературную биографию. Лев Владимирович попросил моего разрешения включить хронологию жизни и творчества Бродского, которую я составила, в его книгу, она занимает 100 страниц. И из этой хронологии Лосев вычеркнул дату рождения дочери Бродского, Анастасии Кузнецовой – 31 марта 1972 года. Когда я упрекнула его, почему он это сделал, он сказал: «Валентина, у меня литературная биография, а рождение дочери никак не отражено в стихах». Я сказала: «Простите, но кому тогда посвящено его стихотворение «Ты узнаешь меня по почерку…». Он ответил: «Ах да, я забыл», – но тем не менее оставил дату вычеркнутой, потому что иначе наследники ему просто не разрешили бы цитирование. И вот на днях редактор нового переиздания этой литературной биографии присылает мне корректуру моей уже сокращенной хронологии и тоже с вычеркнутой датой рождения дочери. Оказалось, как я и предполагала, это требование вдовы поэта. Я бы хотела, чтобы нашелся человек и написал книгу «Вдовы великих поэтов». Потому что все они ведут себя одинаково. После смерти писатель или поэт теряет право распоряжаться своей биографией и своим творчеством.